Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая
Окаменела, пошла трещинами от морозов земля. Под черный прозрачный лед, в самую пропасть омута ушел любимый Подкрылком сом-дояр. Стоял в бивших со дна ключах, обрастал слизью. Утянули из замерзающих полыней в теплые моря последние стайки жирных крякшей. А Найда все где-то моталась.
Честно сказать, егерь про нее вспоминал все реже. Не до нее сделалось. Подсолнухи проклятые весь белый свет ему застили.
… По весне молодой Комаровский предколхоза Щелоков засеял целых пятьсот гектаров на берегу Ветлянки подсолнухом. Плановал масла надавить и торгануть, а силенок не рассчитал. Солярка кончилась, убирать нечем. С укором мотали на ветру шапками брошенные в зиму подсолнухи. Слезами сыпали на мерзлую землю семя. Всю осень кормились тут грачи, вяхири, даже лисы грызли семечки. Раскушали это дело и кабаны. Как стемнеет, из крепей по льду переходят реку и жамкают, давят маслице не хуже пресса и жмых не выплевывают. А где зверь, там и браконьеры. Слух про добычливую охоту в момент до города доплеснулся. Понаехали. И спортсмены, и бизнесмены, и врачи, и фирмачи. Все с помповыми ружьями, с карабинами. Как стемнеет, над подсолнухами прожектора мечутся. Кабана гоняют. Пальба стоит. Местные бракуши поглядели на это побоище и ездить туда перестали:
— Натуральная Чечня. Без каски с бронежилетом там делать не хрена. За кусок мяса пристрелят.
Венька с ног сбился. Выпросил у главы райадминистрации наряд милиции. Пост гаишников выставили на дороге. Те какого-нибудь джипяру тормозят. Из-за стекла рука им в физиономию красное удостоверение тычет. Сержантик столбиком стынет:
— Проезжайте, товарищ полковник.
Три карабина, помповое американское ружье, мелкашку, четыре ижевки изъял егерь в этих подсолнухах. И полтора десятка протоколов насоставлял. Тьму врагов нажил.
Что ни рейд, одни и те же разговоры:
— Распишитесь в протоколе изъятия.
— Темно. Не вижу, где подписывать. Может, договоримся? — топтался охотничек. — Тебе новая служебная «Нива» нужна? С Алексеем Тимофеевичем договорюсь…
— Да мы уж с Вами обо всем договорились. Подписывайте, я щас фонариком посвечу.
— А чо ты себя так ведешь? — срывался на крик обиженный. — Гляди егерек, у тебя ведь не две жизни.
— Как другу тебе говорю, — усмехался в ответ егерь. — Я на сто метров двенадцатиколиберную гильзу с первого выстрела сбиваю. Пулей.
— Раз ты такой принципиальный, чего ж ты на тестя своего протоколы не рисуешь? — прямо в глаза лепили егерю односельчане.
— Попадется, нарисую, — отвечал егерь. Лишенный двустволки-кормилицы, обрезавшись о серую сталь егерских зрачков, верил: этот хоть на отца родного нарисует. Доходили эти угрозы и до самого тестя.
— Ага, замучается рисовать. Я калека по производству, — обижался Сильвер. — Поганец, кропчил бы трохи для сэбе. Ребенок без теплых ботинок в зиму. Денег у него нету. Гирой!
В тот раз вернулся Венька с подсолнухов под утро. До подушки дотронулся и отрубился. Разбудил его жуткий Танчурин визг. Вскочил. В комнате уже было светло. Как был в трусах, босой, кинулся во двор. Танчура навстречу, чуть не свалила. Обхватила его за шею, ледяной курткой прижалась. Вся трясется, кричит:
— Там-м… там-м на крыльце… Там лежит… Господи, я как увидела, обмерла…
— Найду убили, подбросили… — догадался егерь.
— Ой, дурак, Найда одна у него на уме, — в голос закричала Танчура.
— Найда, где Найда? — зашлепали по полу босые ножонки. На кухню в одной рубашенке с голым пузишком выкатился Вовка. — Найда?
— Господи, да что ж вы помешались на этой суке! — Танчура кулаками пристукнула егеря в грудь. — Венок тебе подбросили.
— Какой венок?
— Круглый, какой! Иди вон, глянь. Я обмерла. Выхожу, а он на крыльце лежит, черная лента шевелится. Я думала: змея.
— Чо ты городишь? — Венька насмыгнул колоши на босу ногу, как был в трусах, вышагнул наружу. На припорошившем крыльцо снежку стоял прислоненный к корыту могильный венок из бумажных лиловых цветов. Ветерок шевелил концы черной ленты. Егерь нагнулся, расправил ленту и прочел надпись: «В. Егорову от охотников».
— Пап, а Найда где? — услышал он за спиной Вовкин голос. Подхватил сына на руки. — Пап, пусти. Эт чо там? Цветы красивые. Эт ты их сделал? Пусти, я ими поиграю…
— Нельзя играть этими цветами.
— Почему?
— Они ядовитые.
— Как змея?
— Иди заяви в милицию, — наступала Танчура. — Щас же иди!
— Ладно тебе. Пацаны дурачатся.
— Ага, пацаны тебе будут. Венок-то новенький. Пацаны тебе напишут. Эт же заказывали. Пусть найдут, кто. За такие шутки судить надо. Шутки. У меня чуть сердце не остановилось. Как в грудь ударило.
— А что эт так вкусно пахнет, а Тань?
— Иди сперва штаны надень. Раки бесштанные. Сюрприз вам приготовила. — Танчура фартуком вытерла слезы. — Ну, Вовец, зубы чистил, руки мыл? Давай шементом! И за стол.
— Я не хочу есть. У нас в садике на завтрак мой любимый компот.
— Дома поешь, я деликатес приготовила. А в садик к обеду пойдешь.
— Я щас пойду. Не хочу есть. Хочу в садик. Теть Наташа мне два компота любименьких нальет. Вотаа-а.
— Тёть Наташа. Она тебе за папаню… — звенящим голосом выговорила Танчура и осеклась. — Руки помыли, садитесь, ешьте без разговоров. — Выставила на стол сковороду шкваристящей печенки. — Давай тебе, Вован, на тарелку, а то обожгешься.
Венька пожевал кусочек жарева, вскинул глаза на жену.
— Эт откуда у тебя?
— Пока вы спали, с утра пораньше на охоту сходила. Вкусно?
Ты говорил, что соскучился по мясу. Ешь.
— Тань, я посерьезну спрашиваю. Откуда кабанятина?
— Ой, только не смотри на меня так.
— Тань, откуда?
— Около магазина вечером какая-то женщина продавала. Я ее не знаю. — Чего-чего, а врать Танчура не умела. Егерь встал из-за стола. Надел сапоги, куртку.
— Я с тобой. Хочу компоту. Теть Наташа сказала — из волшебных ягод.
— Сиди ешь, — прикрикнула Танчура. — Вень, не ходи. Мне мама дала. Им кто-то принес. Что, ты их допрашивать будешь?
— Я на работу. Вовка, ешь быстрей, и я тя заодно в садик отведу.
— Токо ты до воротцев. А там я сам.
— Все с тарелки съешь, тогда до воротцев.
У садика Венька подождал, пока парняга добежал до входной двери. В замерзшем окне мелькнул белый силуэт: Наташа!
«Неизвестно еще на чью могилу раньше венки понадобятся. А щас послушаем песню про печенку», — засмеялся егерь и легко так пошагал к Сильверу. На ходу потонакивал:
— Мимо тещиного дома я без шуток не хожу. То кирпич в окошко брошу, то ей кукиш покажу!
Во дворе под навесом стоял тестев инвалидский «Запорожец». Углядел егерь клок мха под бампером, стылые бусинки крови на крышке багажника. В сенях на прислоненном в углу «охотничьем» тестевом протезе (у него их было несколько: охотничий, сельскохозяйственный, парадный, рыбацкий…) тоже клочек мха прилип.
— Чо ты стучишься как чужой? — подсовывая костыли подмышки, поднялся с дивана Сильвер. — Заходи, как домой. Тут все твое. Мы с бабкой помрем, все вам достанется. На внука все подпишем.
Поручкались, сели на диван. Теща, еще ядреная с румянцем во всю щеку, закружилась по дому.
— Как там Вовочка? Перестал кашлять? На ночь надо травкой, медком. Молочком горячим с маслицем. Мы Танечку в детстве так лечили.
— Ты нам лучше, мать, с Вениамином что-нибудь на стол сообрази, чем балаболить. Вовка-то в садике?
— Отвел щас.
— Капустку, Вень, будешь? Из погреба достану.
— Доставай, не спрашивай, — замотал тесть головой. — Чо за мода?
— И так сверкнул вдруг на жену глазами, что та ласточкой вылетела в сени.
«Не зря его Сильвером прозвали», — усмехнулся про себя егерь. Встал.
— Пойду Анне Васильевне капустку достать помогу.
— Да зачем, не надо! Она сама, — потянулся Сильвер схватить зятя за рукав, да не успел. — Не ходи!
Но Венька уже вышел. На погребке обошел парное зевло погреба, где скрылась теща. Так и есть. В углу под мешками валялась кабанья башка.
— Кто там зашел? Кызь, окоянные, попадаете!
— Эт я, Анна Васильевна, помочь вам.
За столом тесть налил стопки. Чокнулись. Выпили. Тут же налил по второй.
— Я, дед, больше не буду. — У Веньки никак не поворачивался язык называть Сильвера отцом. — Мне еще за руль. Ехать надо.
— Да кто ж тебя остановит? — аж подпрыгнул на стуле Сильвер.
— Тебя же все, как огня боятся. Давай. За жену, за ребенка.
— Дед…
— Выпей сперва до дна.
— Дед, мы же с тобой договорились насчет этого…
— А чо я? — Сильвер махнул руками, костыль соскользнул на пол. — Одного. Трохи для сэбе, трохи для тэбе.
— Мне тобой люди по глазам стегают. Тебе можно — им нельзя. — Скрестились взглядами. Того гляди искры на пол посыплются, шерсть на кошке, что под ногами вертелась, подпалят.
— Я чо. Мне ведь, зятек, убогому и этой одежи до гробовой доски не износить. — Сильвер задрожал седым подбородком. — Все вам. Ты ведь на свою зряплату жене чулки не справишь. А я этого кабанишку в город в ресторан сдам: четыре, а то и все пять тыщ дай сюда. Да голову на чучело — еще полторы, вот она твоей жене и шуба.
— Дед, я знаю, где ты в крепях петли поставил, попадешься, не обессудь. — Венька поднялся, на тестя глядел легко, почти весело.
— Спасибо за привет.
— Погоди, — на этот раз успел схватить его за рукав Сильвер. — Сядь. Эт ведь не я, эт она подговорила насильное заявление на тебя прокурору написать. Ну было и прошло. А ты меня на вертолете покатал. Чо ж теперь нам всю жизнь друг дружке мстить? Я думал, обосрусь прямо в штаны.
— Да не мщу я тебе, дед, — рассмеялся Венька. — Страшно было на вертолете-то?
— Тебе бы, мудозвону так. — Сильвер налил стопку всклень, выпил. Пятерней бросил в стальную пасть капусту, долго жевал. — Сижу посреди водоема, сорогу из сетки выбираю. Слыше вертолет гудёт. Ну гудет и гудет. Выбираю, а он все надо мной ниже и ниже. Рябь по воде гонит. Кепку с лысины сдуло. Я голову вот эдак задрал, а из него когти на тросе спускаются. Ничо не успел, он уж мене кверху поволок и со всеми сетями, и с лодкой. Я этому летчику машу, а он меня все выше и выше волокет. Над ветлами, над лугами за бугор, как колдун богатыря. Коровы на лугу, как собаки маленькие сделались. Я уж обеими руками за когти уцапился, думаю, лодка сосклизнется, хоть на когтях повисну. Когда они мене за бугром на землю спустили, я первым делом за штаны, цоп, цоп. Спереди мокро, сзади мягко…
— Я тут, дед, не при чем, — раздышавшись от смеха, выговорил Венька.
— Твои друзья — нефтяники. Ты их подговорил. Привыкли трубы таскать и перли меня, как трубу нефтяную. Улетели, а я сижу на лодке посреди степи. С рыбой, с мокрыми сетями. Весь в говне. Гляжу, по дороге на «Беларусе» Валька Нефедов едет. Машу ему. Подъезжая. Из кабинки вылез, а подходить боится. «Ты хто?» — говорит. А уж темнеть начало. Я говорю: «Этот, как его, Ной я, говорю. От потопа спасаюсь». Он ближе подошел, морщится. А чо говорит, от тебя, Ной, так воняет?…
— Хорош, дед, ты меня уморишь. Хорош, — сгибался пополам егерь. — Не могу, Ной!
— Не может он, — довольный произведенным эффектом, разошелся Сильвер. — Говорю ему, Вальке-то: «Тебя бы, мудилу грешного, сорок дней и ночей не на сурьезном ковчеге, а на этой люминевой приблядке по водам поносило, ты бы не так провонял.
Крестись, кричу на него, богохульник!» А Нефед-то то-ли пьяный, то-ли с похмелья. А тут еще смеркаться стало. Обличье-то мое он не узнал. Кепку сдернул, крестится. Сам языком чуть ворочает. Откуда ты, грит, товарищ Ной? Я тут скоко езжу мимо, раньше не замечал. У нас полая вода сюда в самые большие разливы не доходя. Я говорю, теперь переквалифицировался. Там на тучах плаваю. Сверху мне все видать, кто пье до поросячьего визга, кто блядуя. Я щас те могу за твои грехи тяжкие вместе с трактором утопить, чтоб ты тут больно сильно не принюхивался. Не доводи до греха. Цепляй лодку за трактор и вези в село. Вишь на небе ни одной тучки нету, не на чем плыть. А мне одного человека увидеть надо.
— И привез? — Венька потрогал скулы.
— А как же. К воротам подволок. — Сильвер сверкнул на зятя глазами. — А петельки-то мои пускай еще недельку постоят. — Можа, ищо какого поросеночка господь в них запхает.
— Ну дед, ты повернул, — удивился Венька. — Вот так Ной.
К вечеру заслоился по селу слушок: мафия прислала егерю черную метку «Грохнут теперь. Допрыгался», — злорадничали обиженные Венькой.
На другой день, когда забирал из садика Вовку, Наталья сама подошла:
— Подъезжай к восьми туда, к старой церкви, — быстро сказала она и выскочила из раздевалки.
— Давай с ночевкой, — успел шепнуть Венька.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая В тот вечер обстановка в доме Ньютонов была довольно напряженной. Слишком многое случилось в тот день. Сперва страшный случай с Эмили, упавшей в бассейн у Девонии. А потом миссис Ньютон еще пришлось возвращаться домой и готовить ужин для Брай и Брэда.
Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая Джорджу Ньютону потребовалось некоторое время на то, чтобы успокоиться, но в конце концов Элис уговорила его подняться из подвала и более-менее взять себя в руки. Однако хотя мистер Ньютон был демонстративно-сдержан, все трое детей понимали, что тот
Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая Первый день, проведенный щенками средь дикой природы, клонился к вечеру. Солнце опускалось за горизонт, небо темнело. Большую часть дня Мо вел всю стаю вперед, по сильно пересеченной местности. Щенки не знали, насколько далеко им удалось уйти, однако
Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая Утром трудно было поверить, что ночью над озером бушевала такая страшная гроза. Ярко светило солнце, небо было чистым и синим, и единственным следом шторма оставался резкий ветер, ерошащий гладь озера.«День за днем» вышла из порта в начале десятого,
Глава четырнадцатая В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ
Глава четырнадцатая В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ На исходе марта в долину пришла весна. Чтобы определить это, потребовался бы специалист. Чарльз все еще кашлял. Сидни все еще кутал шею в шарф. Старик Адамс все еще каждое утро вышагивал мимо коттеджа в вязаном шлеме, который заметно
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая — Знаешь, ты кто?..… — спросил Вовка, не находя слов для возмущения. — Ты… Ты… Ты — симулянт!— Аф! — с готовностью согласился Георгин.«Хоть горшком назови, только в печь не ставь!» — было написано на его светящейся преданностью и нахальством
Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая По чернотропу егерь взял на охоту и Найду. Стоял ноябрь. Мокрые от растаявшего инея верхушки сосен блестели на солнце. В тени же под деревьями кусты и перья папортника светились морозным серебром, палая листва, будто прожаренная на сковородке, жестко
Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая Окаменела, пошла трещинами от морозов земля. Под черный прозрачный лед, в самую пропасть омута ушел любимый Подкрылком сом-дояр. Стоял в бивших со дна ключах, обрастал слизью. Утянули из замерзающих полыней в теплые моря последние стайки жирных
Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая — Ты больше всех понимаешь. Ты в этом деле спец, командуй, как им перекрыть выходы, — сказал егерю полковник Инчерин. Военный охотовед поморщился. Венька долго молчал, думал.Дальним концом сосняк уходил на север, за холмы, к Большому лесу. Узким южным
Глава четырнадцатая НЕУТЕШИТЕЛЬНАЯ ВЕСТЬ
Глава четырнадцатая НЕУТЕШИТЕЛЬНАЯ ВЕСТЬ После крутого склона тропа с километр вела по гребню, поросшему вереском. Она была хорошо утоптана, и Томи до самого конца гребня бежал изо всех сил, каждую минуту ожидая, что нагонит тех, кто шел впереди. Судя по следам, мужчина нес
Глава четырнадцатая Прыжок в указанном направлении
Глава четырнадцатая Прыжок в указанном направлении В этом упражнении собака должна отойти от дрессировщика в указанном направлении, по команде остановиться, перепрыгнуть через глухой барьер или «штакетник» и вернуться к дрессировщику. Затем собаку посылают через
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Управление одержимостью
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Управление одержимостью Придите в согласие с собой, попытавшись стать лучшим, на что способен. Тренер Джон Вуден Возможно, у некоторых из вас собаки тоже имеют эту далеко не милую привычку. Щенком Баз имел такое обыкновение. Он просто ЛЮБИЛ бегать