Глава двадцать восьмая

Глава двадцать восьмая

Долго выздоравливал егерь. Маялся, в бреду ли наяву стояла у кровати на коленях Наташа, звала оттуда, где пели серебряные колокольца. Танчура как-то привезла Вовку. Венька прижал к себе сынишку и на мгновение учувствовал запах Наташкиных духов, вздрогнул, будто пойманный на чем-то стыдном. Танчура, глядя на них, смахнула слезинку. Венька взял ее руку, поцеловал. Слезы закапали чаще. Танчура отошла к окну.

— Вовк, ты за голубями там смотришь? Посыпаешь? — спросил, чтобы не молчать.

— Посыпаю.

— Все целы?

— Два улетели. — Мальчик вскинул на отца глазенки, заморгал.

— Как же так, сынок?

— Их позвало небо!

— Куда оно их позвало?

— Они за облако залетели, и больше мы их не видели. Дед сказал, они в облаках дом потеряли, — ободренный отцовской лаской, разговорился Вовка. — Белый один, серпокрылый и еще красногрудая голубка, любимая твоя…

— Там дед весь испереживался. На «Запорожце» своем ездил искать, — сказала от окна Танчура.

— Ты деньги привезла?

— Господи, совсем забыла. — Танчура достала из сумочки пачку пятисоток. — Куда их тебе положить?

— Брось в тумбочку. А пистолет?

— С этим твоим пистолетом. Как обо что нечаянно задену, сердце обрывается, думаю, щас стрельнет. — Жена держа на вытянутых руках подала завернутый в полотенце «Макаров».

— Чего бояться? Дед его на предохранитель поставил. — Вовка серьезно посмотрел на отца.

— На всякий случай, для самозащиты, — в тон сынишке серьезно сказал егерь. Сунул оружие под подушку. — Никто больше не приезжал?

— Нет. Ночью раз, в пятницу что ли, часа в два звонил кто-то, мужской голос тебя спрашивал.

— Ничего никому не говори. С незнакомыми не езди. Ночью никому не открывай.

— С нами дед ночует. — Танчура посмотрела на мужа, прикрыла ладошкой рот. — Вень, я так за тебя боюсь.

— Прорвемся. Вовк, как там Ласка?

— Ласка хорошо. Мы с дедом на луг за чесноком ездили, с собой ее брали. Она рака поймала. — Малец хлопнул себя по вытянутой ноге, как хлопал дед по протезу. — По Найде я, елки-палки, соскучился. Давай ее, пап, найдем.

Венька краем глаза заметил разом построжевшее лицо жены.

— Зачем нам Найда, у нас Ласка есть.

— Ты знаешь, пап? — Вовка прищурил один глаз, как это делал Сильвер. — Чем я больше узнаю людей, тем больше люблю собак.

— Ну ты, Вован даешь, — впервые после всего происшедшего рассмеялся егерь. — То «их позвало небо», то «пуля остановит подонков». Где ты нахватался?

— Где? В телевизоре, где же еще. Целыми днями перед ним торчит, каналы перещелкивает. — Танчура снизила голос. — Ты деньги-то подальше спрячь…

На прощание егерь опять обнял сынишку и снова учувствовал горьковатый запах натальиных духов. «Она дотрагивалась, обнимала сына…»

— Тань, вы с Вовкой для меня самые… близкие на этом свете, — сказал с напором, будто с кем спорил…

— Выздоравливай, дорогой, — поцеловала в щеку жена. — Я тебе краски черной купила. Приедешь, седину твою подкрасим…

Венька молча прикрыл глаза. Наталье нравится все, и седина тоже.

— Мне тоже покрась. Хочу белую голову, как у папы, — кричал Вовка в коридоре.