Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая
Егерь весь подобрался, когда вечером к воротам подкатила девятка, осветив через окно комнату. Быстро оделся, сунул в карман пистолет. Бесшумно вышел на крыльцо. Прислушался.
— Вот тут он живет. Только сами стучитесь. У него баба сердитая, — сказал кто-то знакомым голосом.
Егерь нарочно громко хлопнул дверью. Подошел к воротам.
— Чего надо?
— Вениамин, тут ребята вот из города. Белого сеттера ищут. Ты меня не узнал? Эт я, Колюня Колотилин, ну, Подкрылок.
— У меня нет никакого белого сеттера.
— Он со стаей убег, где Найда твоя. Поймать надо.
— Вот и лови. Я при чем?
— Вениамин, подожди. У тя «Буран».
— Вы не по адресу, ребята, спокойной ночи.
— Подожди. — В тот же момент черная фигура, блеснув кожаной курткой, перемахнула во двор. Это был Шило.
— Р-руки на забор, — передернул затвор пистолета егерь. — Кому сказал? Лицом к забору! Дернешься, положу на месте, — шепотом приказал, боясь напугать Танчуру.
— Все. Стою, как памятник, — как показалось Веньке, весело так же шепотом отозвался парень в кожаной куртке. — Ствол у меня в левом кармане.
Венька одной рукой, держа гостя на прицеле, вытащил у него пистолет.
— А теперь той же дорогой. Духу твоего чтоб не было.
— Остынь, командир. Сеттер мой убежал с бродячей стаей. Поможешь поймать, тыщу баксов. Пятьсот прямо тут и пятьсот, когда поймаем.
— Давай, земляк, той же дорогой. Забери пистолет. Обойму я тебе потом кину.
— Две тыщи.
— Давай отсюда по хорошему.
— Помочь, — раздался густой голос с другой стороны забора.
— Постой. Торг уместен. — Шило начинал злиться. — Три тыщи. Три тыщи баксов. Девяносто тыщ в деревянных.
— Ты мне дуру не гони, — начал заводиться и Венька. Езжайте спать по-хорошему.
— Долго ты из себя целку будешь строить? — оскалился Шило. — Чо ты мне свой пугач тычешь? Ща с «шмеля» по твоей хибаре двину, угли одни останутся.
— От тебя тоже.
— Помочь… — Над забором высунулась здоровенная голова. Увидев, нацеленный в лоб пистолет, заморгала, скрылась. — Во бля.
В тот момент в кармане у Шило запел сотовый.
— Да, нашли, — быстро сказал он в телефон. — Нет. Бегает вокруг деревни с какой-то стаей… Надо на снегоходе. С егерем каким-то. Бык уперся. Щас у него. Вениамин. Даю. На, — сунул егерю телефон.
Пенальчик в черном футляре зашелся знакомым кашлем.
Егерь сразу вспомнил этот кашель. Однажды под утро в больнице он очнулся от чьего-то взгляда. В предрассветном сумраке на фоне серой стены больничной палаты чернела человеческая фигура. «Опять Камуфляжья Лапа», — спросонья подумал Венька. Сунул руку под подушку за пистолетолм. Но скрипнули под ногами призрака паркетные дощечки. Окончательно очнувшись, егерь разглядел предутреннего гостя. Это был сутулый подросток в темном старомодном костюме и лакированных туфлях. Силуэт четко выделялся на фоне светлой стены, лицо же сливалось с ней. И будто из глубины стены в егеря целились сощуренные жесткие глаза.
Венька разжал пальцы на рукоятке пистолета, вытащил пустую руку из-под подушки, сел на кровати.
Нет, гость никак не походил на Камуфляжью Лапу. Вошедший молча смотрел на егеря. Этот взгляд из стены, казалось, впился в мозг и считывал, скачивал из его памяти нужную ему информацию до тех пор, пока пришельца не согнул пополам злой приступ кашля.
Так он познакомился с Развалиной. Разговор получился короткий. После его ухода егерь ощутил в себе злую холодную силу. И еще никогда ранее не испытанное чувство нежного отчаяния и любви.
Позже егерь узнал, что пожаловал к нему сам Развалина. Последний из могикан, вор в законе старого закала. Он презирал и ненавидел беспредельщиков вроде Камуфляжьей Лапы. Терпеливый и мудрый, низлечимо больной и потому абсолютно бесшабашный, он правил бал и в молодом криминальном мире.
— Накатили они на тебя, сынок? — просипел телефончик.
— Нормально. Конкретные ребята, — усмехнулся егерь.
— Я помню свой должок. Помню. Мне нужна эта собака, сынок, — сипел экранчик. — От хрустов не отказывайся. За мной… — Экранчик погас.
— Извини, командир, я не въехал, — мотнул головой Шило. — Ведь это ты Бобариху завалил? Я торчу. Виноват.
— Слыш, Костян, я пошел в машину. Простыну, — кашлянул за забором Лом. Хлопнула дверца.
— Подожди, щас в гостиницу вас устрою, — сказал егерь. — Вас сколько?
Пока одевался, проснулась Танчура.
— Куда собрался?
— Охотники приехали. В гостиницу отвезу.
— Опять до утра пьянствовать, — забубнила она. — Ночь-полночь. Лезут. Ни стыда, ни совести…
Венька долго колотил в дверь гостиницы ногой, прежде чем дежурная, узнав его голос, открыла. Она привыкла: егерь селил охотников и днем, и ночью. При виде молодых мужиков встрепенулась. Отомкнула угловой номер, но посидеть с гостями отказалась.
Венька тоже хотел уйти.
— Обижаешься за давешнее командир? По сорок капель за знакомство. — Он глядел на егеря шалыми глазами так, будто егерь был его лучшим другом. — Присаживайся. Лом, Пашок, коробки из машины быстро! А ты чего там встал, проходи, — кивнул он увязавшемуся за ними Подкрылку.
Сидя в кресле, Венька, будто из скрадка, наблюдал за гостями, как наблюдал бы за тетеревиным током или за стадом кабанов, вышедших к кормушке. Самое большое любопытство вызывал Малек. Он был самый молодой из четверых. Четвертый — рослый сумрачный парняга, Пашок, все время молчал в готовности исполнять любую команду Шила.
Малек выделялся стремительными и одновременно мягкими движениями. Когда его кто-нибудь окликал, он тут же оказывался рядом с этим человеком. Прямой взгляд в глаза собеседнику и подобие узкой улыбки отбивали охоту подначить.
В пять минут накрыли стол. Шило разлил по стаканам водку.
— Мне безалкогольное пиво, — сказал молчаливый Пашок.
— Безалкогольное пиво — путь к резиновой женщине, — на всю гостиницу раскатился Лом. — А мне всего на палец от верха.
Венька заметил, Малек быстро пьянел. Из разговора он понял, что тот умудрился завербоваться на три месяца контрактником в Чечню.
— А телки там у вас были? — Лом так и сидел в пальто. Вытирал горстью пот с лица.
— У нас не, — серьезно сказал Малек. — У чехов снайперши точно были. Одна выходила на нашу частоту, базарила про себя. Что ей восемнадцать лет, бывшая биатлонистка. Деньги на операцию матери приехала зарабатывать. Я раз сам слышал, к радистам зашел, она в рации толкует: пацаны я вас сегодня убивать не буду, у меня критические дни… Скажите своему мудаку, пусть голым задом передо мной не сверкает, а то хозяйство отстрелю. Мы из дома выскочили, точно один чмошник из срочников сидит в кустах, тужится…
— Такую бы пидораску: ласты повязать, оттянуть. — Лом стянул с могучих плеч пальто, швырнул на кровать, будто ту самую снайпершу.
— Десантура отлавливала. — Малек поиграл ножом. — Гранату между ног засунули и с вертолета толкнули.
— Чать, ты там заработал неплохо, — вежливо спросил Подкрылок. Он раскраснелся от выпитого. Вытянул ноги.
— Там заработаешь. Козлы за броник высчитали. В зеленке на засаду въехали. — Малек обвел слушателей взглядом, хмыкнул. — Со всех сторон, чехи. Петля. Я броник сбросил и в речку прыгнул. А пацанов посекли. Срок закончился, в Моздок добирайся, как хочешь. Ни копейки. Пацаны научили. В рейсовый автобус сел. Контролер подкатился, я чеку из эргэдешки дернул, показываю: «У меня, братан, проездной.» Он чуть в окно не выскочил. А за броник конкретно высчитали. Ты, говорят, может, его чехам загнал за баксы…
— А чо такое баксы? — шопотом спросил Веньку Подкрылок, когда вышли покурить.
Ушел из гостиницы егерь уже в первом часу ночи.
Улицы были пустынны. В голове и так и эдак звучали пьяненькие речи Подкрылка: «Петруччио с вечера никакой. Отрубился в дежурке…» «В дежурке… Никакой…» «Хряки потравились, еще больше пить стал…» «Никакой», — а ноги уже сами вышагивали к ее дому. Давнул на щеколду — воротца подались. Подошел к двери: «В дежурке… никакой». «А если дома… Ее под скандал подставлю… — Заглянул в окно, за стеклами чернота. — В постели сонная голышом. Она любит спать голышом… С ним…» А пальцы уже стучали по стеклу: «Если он дома, прикинусь пьяным, нездешним, мол, Евсеевы тут живут?…»
За чернотой стекла метнулось белое. Стукнула дверь:
— Петь, ты?
— Наташ.
— Господи, Венька! Ты чего надумал?
— Одна?
— Одна.
Он шагнул в черноту приоткрывшейся двери. На ходу расстегивая пуговицы куртки, развел полы. Она прижалась, обхватила за шею. Целовала в скулу. Пришептывала:
— Шрамик мой любименький, как я по нему соскучилась.
— А по мне?
— Вень, не поверишь. Лежу, про нас с тобой думаю, и ты стучишься. — Пойдем, а то я вся голая, студено. Пойдем в дом. Не споткнись, я свет включу.
— Не надо, — поймал он ее за руку.
— Пусти, халат накину, Вень, ну не балуйся. У тебя руки ледяные. Садись сюда. Я щас. — Накинула халат. Взобралась с ногами к нему на колени.
— Что случилось?
— Ничего. Шел мимо. Дай, думаю, зайду: проведаю.
— Ох, Венька, какой ты болтун у меня. Подожди, Вень, у тебя руки не согрелись.
— А ты что на ужин ела?
— Курицу магазинную. Есть хочешь? Давай покормлю.
— Я думал, поросенка целого. Живот толстый. — Развел полы халата, целовал.
— Вень! — Она запахнула халат, прижалась подбородком. — Вень, я беременная.
— Эт когда ж опять?
— Помнишь, на базу ездили с ночевкой? Эта база. В первый раз я там залетела. И в этот раз тоже. Что молчишь-то?
— Я не знаю, что говорить.
— Вень, я давно хочу от тебя ребеночка. — Она сжала его руку в своих ладонях. — Мальчика. Я рожу его, капля в каплю на тебя похожего. Только не молчи, Вень. Скажи, хочешь, чтобы я родила тебе сыночка? Хочешь, Вень?
— Не знаю. Тут такое начнется.
— А что, Вень, начнется? — Она говорила быстрым веселым голосом. — Что начнется? Я замужняя женщина. Родила от мужа. Не бойся, мы уедем отсюда с Петром.
— И с моим сыном!?
— Ну, тогда бери меня замуж. Я от тебя уже и так два аборта сделала. Хватит.
— Ты же сама не любишь с этими резинками.
— Вень, я тебя ни в чем не виню. Я просто хочу родить от тебя сына. И назову его в честь твоего отца Сашей.
— Со своим мужем будете растить моего сына. А я кто вам? Донор?
— Господи, как же я тебя, дурачка, люблю, Венька-а. — Он почувствовал, как слезы капают ему на руки. — Ни одна баба на свете тебя так любить не будет, как я. Запомни. Никогда-никогда. Мой любименький, мой расчудесный шрамик. От тебя водкой так несет, ф-ф-у! — Сама все целовала и целовала солеными губами его лицо, волосы, руки. — Ты… ты мой любимый донор.
«… Не посоветовалась… За меня все решила… теперь ластится»… — подумал он. А руки уже гладили ее волосы, плечи, трогали поднявшиеся соски, опускались ниже.
— Я больше не могу. Пойдем в кровать. Сдави мне руку сильно сильно. — Замотала головой. — Мучитель. Пойдем. — И будто угадав его мысли, сказала. — Пошли, я постелила свежие простыни.
— Давай тут.
— А как тут-то?
— Садись. Ноги вот так.
— Так?…
— Так, так. — Эта ее послушность школьницы рождала в нем самого его поражавшую нежность и дикую силу.
— Венька, что ты надо мной вытворяешь. Я тебя так люблю… Не мучай, я щас умру!..
Узкая молодая луна, выбравшись из ветвей старого дуба, откуда смотрела на кровавый пир стаи, теперь, привлеченная женскими стонами заглянула в окно. Осветила седой мужской затылок, обхватившие его дрожащие пальцы, высоко поднятые белые женские колени, запрокинутое вниз лицо с жарким раскрытым ртом. Осветила и тут же ушла за тучку: скукотища, все одно и то же в этом подлунном мире.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Глава одиннадцатая В БОРЬБЕ ЗА СУЩЕСТВОВАНИЕ
Глава одиннадцатая В БОРЬБЕ ЗА СУЩЕСТВОВАНИЕ Первые четыре дня Лесси шла безостановочно, только ночью прерывая путешествие для короткого отдыха. Стремление идти на юг жгло ее, как лихорадка, и ничто другое не могло его оттеснить.На пятый день новая потребность начала
Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая В целом Бетховен расценивал как великую удачу для себя то обстоятельство, что он в конечном итоге поселился в доме Ньютонов. Конечно, Джордж Ньютон время от времени кричал на него, но глубоко в душе Бетховен знал, что тот вовсе не имеет в виду то, что
Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая Однако мистер Ньютон как-то ухитрился прожить этот день. Вечером он был еще на работе — честно говоря, последнее время он почти что брал работу на дом. Производство спортивных освежителей оказалось более сложным, чем он думал. Каждая мелочь требовала
Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая На этот раз не только Чубби, но и все остальные с жадностью кинулись к мискам с кормом и водой, которые Варник поставил перед ними. Со вчерашнего дня одной только Чубби удалось кой-чего перекусить, и потому щенки буквально в мгновение ока проглотили всю
Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая Чубби и Долли с нетерпением ожидали возвращения Чайковского, однако его все не было, и опасения юных сенбернарш становились все сильнее.«Это просто безумие!» — заявила Долли.«Что же нам делать?» — раздраженно спросила Чубби.«Ну, я точно знаю одно, —
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая — Вовка, вставай!..…Вставай, Вовка! — отец тряс его за плечо.Вовка с трудом разлепил веки.— Чего?— Вставай! Я на работу опаздываю, так что сам поднимайся — выводи!— Чего выводить? — не понял мальчишка.За окнами стояла глубокая ночная тьма. До подъема
Глава одиннадцатая ПЕРЕПИСКА
Глава одиннадцатая ПЕРЕПИСКА Привет, Диджус! Пецис жив и здоров. А говорить все еще не начал. Когда встретишь Сергея Николаевича или Андрея Петровича, передай им сердечный привет от меня и спроси, не знают ли они, как надо дрессировать попугаев. Я попробовал работать с ним,
Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая — Вениамин Александрович, загляни ко мне в гости на минутку. — Голос прокурора в трубке струился мягче бархата. — Посоветоваться надо. Утром мы так и не решили…«Подонок, я тебя бы вот этими руками задушил!..» — вспомнил Венька, как орал на него тогда
Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая Видит бог, не хотела этой встречи Наталья. Но так сошлось. Всегда Вовку из садика забирал Венька. В этот раз они столкнулись носом к носу. И тут Тунчуру прорвало. Прямо в коридоре кричала непотребное.— В городе наблядовалась, довела мужа до
Глава одиннадцатая
Глава одиннадцатая Егерь весь подобрался, когда вечером к воротам подкатила девятка, осветив через окно комнату. Быстро оделся, сунул в карман пистолет. Бесшумно вышел на крыльцо. Прислушался.— Вот тут он живет. Только сами стучитесь. У него баба сердитая, — сказал кто-то
Глава одиннадцатая. Катастрофа на мосту
Глава одиннадцатая. Катастрофа на мосту Проснулись мы посреди озера – за ночь низина превратилась в огромный водоем – наверняка, издали Малыш, у которого в воде скрывались колеса, выглядел перевернутой лодкой, а еще вернее – желтым надувным матрацем. Спросонья, ничего
Нюансы Глава одиннадцатая
Нюансы Глава одиннадцатая Как вы находите общий язык со своей собакой? А с кошкой? На худой конец, как Вы находите общий язык со своим вараном или игуаной? Каждый представитель животного мира, так же как и человек обладает своим характером и привычками, и вот к этим самым