Глава вторая

Глава вторая

Лезвие гололеда полоснуло и по стае. В сумерках у околицы рыскали темные, с поджатыми хвостами призраки. Лазали по мусорным кучам, столовским помойкам, где всегда можно было найти что-то съедобное. Но теперь все было облито льдом. Вот они, перед самым носом белеют кости, огрызок хлеба, ленточки картофельных очисток. Но морда смаху утыкается в лед. Псы в недоумении. Лижут прозрачную преграду. Другие ложатся на брюхо, изловчась, боковыми резцами грызут заледенелые картофельные очистки. Давятся голодной слюной. Рычат на мерцающие из черноты льда искорки звезд, похожие на лютые глаза чужака.

Стаю распинал голод. Раня лапы о лезвиенный наст, псы околицей обежали село. За годы жизни в лесах они одичали. Генетическая память возвратила им невостребованные среди людей качества диких собратьев.

Они бегут по-волчьи след в след. Первой трусит крупная темноспиная волчица. Пушистый хвост держит на отлете палкой. Оглядываясь, поворачивается всем корпусом. След у нее разлапистый, тупой. Кровное родство с собаками выдает передняя белая лапа.

Среди местных охотников давно вьется слушок про белолапую волчицу, будто бы она водит стаю бродячих собак. Но поговаривают об этом сквозь зубы, опасаясь стать посмешищем. Где это было видано: волк стал вожаком у собак. Это все равно, что волки пасли бы овечье стадо.

Стая останавливается у речного обрыва. Волчица заворачивает влево к ложбинке. Оседая назад и бороздя когтями наст, съезжает по склону на лед. За ней скатываются другие. Бегут дальше. Следом за волчицей трусит рыжеватый с боков кобель, немецкая овчарка. Люди его звали Кинг. На бегу он иногда касается носом хвоста волчицы. У него над правым глазом на черепе страшная вмятина. За ним бежит громадный Джим. Ветерок шевелит его косматую гриву. Издали он смахивает на льва. Клокастая, свалявшаяся комьями шерсть на боках, квадратная лобастая башка с огрызками ушей, пустые белесые бельмы глаз делают его страшнее собаки Баскервилей. Кавказец слеп. При спуске с кручи он смаху ткнулся в наст. И теперь морда его взблескивает в лунном свете каплями растаявшего снега. Слепой толкает Кинга. Тот на бегу взрыкивает. Кавказец отстает, пропуская вперед других. Пристраивается за братьями-гончаками. Гончаки-ублюдки резвы и миролюбивы. От голода животы у них подвело к спине, и оттого мощные грудные клетки похожи на проволочные каркасы, обтянутые рыжей кожей. За ними катится черно-белый спаниель. Когда он, резвясь, подпрыгивает, его набитые репьями уши всплескиваются, будто совиные крылья. Следом семенит с поджатым хвостом серая с черным пятном на морде дворняга. Она осторожна, хитра и труслива. Мальчишки прозвали ее Кабысдохом.

За ним, ломая строй вытянувшихся цепочкой собак, вприпрыжку на трех лапах, поджимая от холода то одну, то другую, ковыляет белый, с чепрачными черными пятнами на спине красавец сеттер. В поставе головы, во всей исхудавшей фигуре сквозит порода. Не один десяток поколений велся отбор, чтобы вырастить такую чудную особь. Некогда шелковистая шерсть на хвосте висит сосульками. От грустных ореховых глаз к губам тянутся заледенелые полоски слез.

Цепочку бегущих псов замыкает странное существо. Эдакая помесь шакала с акулой. Ни один бы кинолог не взялся определить его породу. Морда, покато перетекающая в череп, напоминает бультерьера. Но длинные лапы, могучая грудь и широченные плечи заставляют отказаться от этой мысли… Зло посверкивающие из глубины черепа глазки и мохнатые клочья шерсти на боках придают ему отдаленное сходство с гиеной.

Волчица обходит стороной черное пятно полыньи, взбирается на противоположный берег. В ноздри псам ударяет пряный запах навоза, кукурузного силоса и живого мяса. Они бегут вдоль длинного корпуса свинофермы. За стенами слышны возня и взвизги множества животных. Эти звуки и запахи распаренных свиных туш будят у собак голодную ярость.

Вожак ведет стаю к приземистому, на отшибе, зданию с высокой, на стальных растяжках трубой. Сквозь запах горящего угля пробивается едва уловимый желанный дух крови. Рядом с отапливающей ферму котельной находится деревянный пристрой — это убойный цех. Здесь царствует тот самый Подкрылок в своем заскорузлом от сохлой крови халате. Странное дело, когда он пасет коров, его зовут Подкрылок. На забое скота чаще обзывают Крыланом.

Когда до цеха остается метров сто, волчица оборачивается, прижимает уши. Стая садится на снег и ждет.

Найда рысцой движется к цеху. Бывает, здесь можно поживиться коровьими внутренностями, хвостами. Сегодня Найда натыкается лишь на бугор мерзлых помоев. Она поворачивает назад, но вдруг останавливается, ветерок наносит запах парного мяса. Мясом пахнет от котельной. За дверью, пропитанной вонью солярки и угля. Густо гудит в печах пламя. Дверь распахивается, на снег падает полоса света. Найда ложится на брюхо, карауля глазами каждое движение вывалившейся наружу фигуры. Узнав Подкрылка, Найда плотнее вжимается в снег. Тот покачивается, что-то бормочет. «Смотри, там гусек на снегу!» — донесся голос из приоткрытой двери. Слов она не поняла, но уловила в них угрозу. Отползла за вздыбленную бульдозером снежную насыпь. Подкрылок опять зашагнул в квадрат света. Дверь захлопнулась. К прежним запахам примешался острый запах мочи. Волчица подползла ближе. Запах мяса будто когтями рвал желудок. Это был большой говяжий гусек, вынесли на снег обмерзнуть, прежде, чем сунуть в мешок. Волчица на брюхе подползла, смаху хапнула кусок, пятясь, поволокла по снегу, одолевая яростное желание прямо здесь рвать и кусками глотать парное мясо. Оттащила за ометы, тявкнула. Стая бросилась к ней, окружила. Рык, визг.

Красавец сеттер, которому ничего не досталось, боязливо лизал окровавленный снег.

Вкус мяса только раздразнил стаю, волчица затрусила по тракторному следу к темневшим за фермой деревьям. Псы побежали за ней. След вел на поганый огород, то есть на скотомогильник.

Волчица по большой дуге обогнула деревья с подветренной стороны. Остановилась. В морозной тиши были слышны долетавшие от котельной голоса, мелькал свет фонаря, там искали пропавший гусек. Но ее настораживало не это. Острым звериным взглядом она уже различала на развороченном трактором снегу темневшую коровью тушу. В стылом пресном воздухе она уловила едва ощутимый запах пороховой гари. Резко остановилась, будто у края пропасти. Раззадоренные запахами крови и мяса гончаки на махах полетели к коровьей туше. От белевших обломков бетонных плит темноту навстречу псам рассекли два продолговатых просверка пламени. Один за другим бумкнули выстрелы. Один из псов упал на бок, дергая лапами, другой взвыл и, волоча зад, пополз через развороченный трактором бруствер снега. Дробь третьего выстрела вдогон ему сбила снежные комья на гребне.

Когда из-за обломков плит, хрустя валенками, вышел сидевший в засаде на лис охотник, стая уже пропала в морозной дымке.

Охотник подошел к дергавшемуся в предсмертных судорогах гончаку. За хвост оттащил его подальше от коровьей туши, прикопал снегом: «Из-за вас, гадов, вся охота насмарку!» Перезарядил двустволку, пошел к снежному брустверу. Но там никого не было. Человек закурил и, разминая затекшие от долгого сиденья ноги, пошел на село.

… От выстрелов псы кинулись кто куда. Потом опять сбились в стаю, вытянулись цепочкой.

Припадая на изрезанные о наст лапы, низко опустив хвост, бежал красавец сеттер. Прыжками, чтобы не отстать, мчался спаниель. Его уши при каждом прыжке взметывались и опадали, будто крылья. За ним, с поднятой кверху головой, ориентируясь по хрусту снега, глубоко проваливаясь, ступал Кавказец.

Волчица вывела стаю на дальнее поле к стогу соломы. Остановилась с подветренной стороны, ловя ноздрями запахи мышей и плесневелой соломы. Застыв серым камнем, вслушивалась в смущавшие ее шорохи на шапке омета. Тянувший снизу от оврага ветер лохматил шерсть на загривках псов. Было слышно, как дрожит всем телом сеттер.

Волчица медленно двинулась к омету, не сводя глаз с верхушки. Когда разглядела терзавшую мышонка сову, затрусила рысцой.

С подветренной стороны они разрыли мерзлую окрайку омета до сухой соломы, сделав что-то вроде логова. Долго топтались, укладываясь и тесня друг друга, взрыкивали. Сеттер, вихляясь всем телом в знак покорности, норовил втиснуться в самую середку. Прижимался к кавказцу, греясь от его большого тела. Кололись репьи на боку кавказца. Отодвигаясь, сеттер наступил на дворнягу. Тот для острастки клацнул зубами. Угревшись, они уснули, осыпаемые завихрившейся снежной пылью. Волчица во сне сучила лапами, по-щенячьи тонко взвизгивала, уворачиваясь от двух гонявшихся за ней огненно-багровых шмелей.

Похрустывание снега первым, как всегда, услышал кавказец. Он поднялся, раздвигая жавшихся к нему собратьев, весь белый от снежной пыли. Высунул из норы лобастую башку. Насторожилась волчица, вглядываясь в катившееся на них темное пятно. Она выбралась из норы на чистое место и припала на снег. Пятном оказался раненый гончак. Собаки окружили его. Долго обнюхивали. Потом опять забились в нору. Гончак, оберегая рану, лег с краю. Дворняга подполз к нему и принялся вылизывать разодранную дробью ляжку.

К утру подул юго-западный ветер, мороз ослаб. У входа в нору за ночь вырос сугроб. Собаки спали, сбившись в тесную кучу, грея друг дружку. Над судьбой каждого из них тяготела злая человечья воля.