Глава 20. Ее величество Феликс

Пассажир в панике вбежал в зал.

– На путях сидит кошка! – испуганно восклицал он. – Ее же задавят!

Железнодорожники в желтых жилетах вздохнули: опять ложная тревога.

– Все в порядке, сэр, – заверили они. – Она умеет там ходить.

– А если поезд…?

– Не пугайтесь, правда. Она встанет и уйдет.

Виновница переполоха Феликс спокойно восседала между двух путей. Люди с тревогой смотрели на нее, а ее большие зеленые глаза презрительно поблескивали, словно спрашивая: «Чего вам?» Это у нее теперь была новая игра: выходить на середину между платформами, чтобы поразвлечься и как следует напугать зрителей. Но глупостей она не делала и ее никогда не видели на рельсах, если ожидалось прибытие поезда.

Сама она перестала бояться локомотивов. Котенком она убегала домой, когда они с ревом врывались на станцию, а теперь только лениво смотрела на них, а если особенно тщательно умывалась, могла и вовсе не взглянуть. Бесстрашие не мешало ей быть осторожной. Феликс доверяла своим знаниям о железной дороге и своей ловкости. И с каждым днем узнавала больше и больше. Получив неограниченный допуск, Феликс расширила свои горизонты. Она стала возвращаться домой с репьями и веточками в шерсти – несомненный признак того, что ее прогулки становились все длиннее. По станции она тоже разгуливала с важным видом, а мимо главного входа шествовала так, будто считала себя хозяйкой вокзала. А вокзал был прекрасен.

Фасад хаддерсфилдского вокзала был вполне достоин такой великолепной кошки, как Феликс. Это классический портик с мощными колоннами, стилизованный под итальянские палаццо эпохи Возрождения. Поэт Джон Бетчеман однажды сказал, что это прекраснейший станционный фасад во всей стране – и комиссия «Английское наследие» согласилась с ним, включив Хаддерсфилд в десятку лучших английских вокзалов. Один архитектурный обозреватель был так восхищен, что назвал его «роскошным особняком с поездами». Надо признать, что лучших декораций для Феликс и придумать было нельзя. Фасад длиной в четыреста шестнадцать футов – станционной кошке тут есть где погулять!

Феликс словно понимала, что обстановка ей к лицу. Недавно почувствовав себя взрослой и смелой, она приобрела прямо-таки королевскую манеру держаться – под стать величественному зданию. Когда она прохаживалась или даже просто сидела, ее красивая голова была высоко поднята, как будто Феликс возвышалась над своими подданными. Торжественно шествуя по залу, она провозглашала: «Я готова выйти к народу. Встречайте меня!»

Энджи Хант, глядя на ее горделивую осанку, думала о коронованных особах. По-английски кошек не зря называют «царицами»[1] – в Феликс несомненно было что-то королевское. Эта аура настолько сильно чувствовалась, что Энджи стала называть кошку «Ее величество».

Как и подобает королеве, Феликс выбирала для своих приключений лучшие уголки станции. За парковкой и баром «Королевская голова» был заросший пустырь, примыкавший к белому станционному забору. Здесь росла высокая трава и полевые цветы, и Феликс назначила это место своей загородной резиденцией, играла там в душистой траве и валялась среди листьев. Летом 2013 года она заявила свои права на главный зал вокзала – его большие окна и белый пол идеально подходили для того, чтобы принимать солнечные ванны. Снопы лучей ложились на пол, а Феликс нежилась в них и дремала.

Дремала она подолгу, часами, тепло летнего солнца никогда не надоедало ей. А если ей приходило в голову улечься посреди очереди в кассу, тем хуже для людей – ничто не могло потревожить царственный покой Феликс. Пускай подданные вращаются вокруг нее, как планеты вокруг солнца, а она всегда будет центром вселенной. Когда кто-нибудь обращался к ней и просил пропустить, она отвечала презрительным, высокомерным взглядом и не двигалась с места, так что людям в очереди приходилось перешагивать через нее.

Но самым любимым местом на станции для Феликс с тех пор, как она научилась переходить пути, стал сад Билли.

Станционный сад был еще одной идеей Билли, придумывавшего, чем бы еще удивить и порадовать проезжающих и местных жителей. Много лет за платформой 4 начинались настоящие джунгли – раньше там была платформа 7, но ее давно перестали использовать, и там все заросло сорняками и корявыми деревцами. Билли, проходя мимо, сокрушался, что место зря пропадает. «Срубить все это, и можно было бы устроить не сад, а загляденье», – говорил он и возмущался, почему никто этим не занимается.

Возмущался он, в своей обычной манере, долго и упорно, и так надоел начальству, что в конце концов ему дали добро на перемены. Билли подключил к своему плану этих начальников и транспортную полицию. «Приходите-ка и помогите мне», – прямо заявил он, и однажды в выходные станция огласилась пыхтением помощников, которых он набрал где только мог. Они обрезали секаторами разросшиеся кусты и прорубались сквозь заросли молодых деревец.

Все это было еще, когда тут работал Гарет Хоуп. Но уничтожить чащу было мало! Билли расчищал землю, насыпал чернозем, выкорчевывал узловатые корневища, выбирал новые растения и ухаживал за ними. Сад стал страстью Билли, но он работал там один, так что ему потребовалось несколько лет, чтобы довести дело до конца. Он выкраивал время, когда мог, иногда, если смена выдавалась спокойная, находил минутку для садоводства и в рабочее время. Но чаще бригада наблюдала, как Билли, явившись на вокзал в свой выходной, надев комбинезон и взяв свои инструменты, возится в земле. Билли считал, что если уж заниматься чем-то, то делать это нужно серьезно. За его хмурой внешностью скрывалось золотое сердце. Он вкладывал в дело всю душу, и каждый зеленый росток в саду был тому подтверждением.

Одной вещи, впрочем, Билли был совсем не рад: ее кошачье величество изволили выбрать молодые цветы и влажную землю на клумбах в качестве туалета.

– Феликс опять лазала в мой сад! – жаловался он Энджи, и не зря: он часто слышал, как та говорит кошке: «Смотри, какой чудесный садик, не хочешь там прогуляться?»

– Нечего ее приучать, миссис Ха! – ворчливо говорил Билли. Отношения с кошкой у него были сложные – от любви до бурчания. Феликс в его смену преданно ходила за ним по пятам, как и за другими бригадирами. Тот по этому поводу проявлял не больше радости, чем тогда, когда Энджи первый раз предложила взять кошку на поводок. Он смотрел на маленькую пушистую тень и бормотал: «Очень мне нужно таскаться всюду с кошкой». Но Феликс от него не отходила, потому что иногда с ним бывало весело. Коллеги нередко видели, как он просовывает пальцы в отверстие в столешнице и шевелит ими, а Феликс зачарованно следит за каждым движением.

Правда, иногда Феликс считала игрой дела, к которым Билли относился серьезно. Как-то в одну неудачную ночную смену Билли работал над квартальным отчетом, аккуратно раскладывал бумаги высоченными стопками и потратил на это не один час. Феликс проскользнула в бригадирскую и с восторгом посмотрела на стопки. А потом промчалась по комнате, скача и подпрыгивая, а бумаги разлетались по всем углам. Стихийное бедствие!

Но пусть ей и не удалось тогда завоевать любовь Билли, внимание железнодорожного начальства она привлекла. В июне 2013 года на станции Хаддерсфилд главный вход впервые оборудовали электронными турникетами – а для ее величества Феликс сделали кошачью дверцу, чтобы она могла свободно входить и выходить. Событие было достойно светской хроники, и о нем написали в прессе. Так Феликс снова попала на страницы «Хаддерсфилдского вестника». На этот раз журналисты взяли интервью у начальника станции Пола. Он сказал: «Пассажиры и сотрудники очень любят Феликс, она неотъемлемая часть вокзальной жизни. Мы делаем все, чтобы и людям, и их четвероногим друзьям было удобно ездить. А у Феликс теперь есть собственные воротца – она из тех котов, которым всегда масленица!»

Дверца была очень эффектная, с синей рамой; на створке была нарисована стилизованная черно-белая кошка, а вокруг – поезда. Картинку рисовали специально по заказу «Транспеннинского экспресса», поэтому на шее у кошки, как и на самом деле, висел ярко-розовый медальон-сердечко. Самой великолепной деталью было имя Феликс над дверцей, написанное красивыми синими буквами, чтобы ни у кого не осталось сомнений, для кого все это сделано.

Но как люди ни старались для нее, Феликс осталась равнодушной. Она снова проявила свой капризный характер и отказалась ходить через дверцу, сделанную специально для ее станционно-кошачьего величества. Если ей нужно было попасть от главного входа на платформу 1, она бежала прямо к кассам и запрыгивала в какое-нибудь из окошек; люди в очереди вздрагивали от неожиданности, но ей было все равно. Милостиво кивнув им, она направлялась дальше, спрыгивала со стола кассира внутрь комнаты и деловито трусила к двери в коридор. Перед дверью она усаживалась и ждала, помахивая хвостом, пока кто-нибудь из слуг не откроет ей дверь и не впустит.

Если касса была закрыта, выбора не оставалось, но дверцей Феликс все равно пренебрегала. Видели, как она к ней подходила, но в последнюю минуту предпочитала протиснуться между стеной и рамой вокруг дверцы: там была щель, куда ей с некоторым трудом удавалось пролезть, чем она и занималась.

Железнодорожники уже привыкли, что Феликс всегда так себя ведет. Энджи заметила, что она перестала пить воду из миски, которую для нее ставили. Вместо этого Феликс запрыгивала на раковину, где иногда капало из крана. Поерзав, она пристраивалась на самом краешке раковины, изящно вытягивала шею и подставляла язычок под капли свежей воды, словно это манна небесная.

С едой она тоже привередничала: иногда жадно накидывалась на корм своей любимой марки «Феликс», но иногда лишь слизывала желе с кусочков мяса, словно выбирая самое лакомое, а остальное не доедала.

Билли считал, что ее избаловали, особенно с дорогим кормом.

– Да просто сходи и купи ей любых кошачьих консервов, – говорил он Энджи. – Вот увидишь, она их съест. Проголодается и съест.

И вот однажды за едой для Феликс пошел кто-то другой и действительно принес ей обычные кошачьи консервы. Фирма была известная, а корм вкусный и недешевый, но не «Феликс», к которому Феликс, верная своему имени, питала страсть.

Вечером, как обычно, Феликс стала тереться Энджи об ноги и мяукать, чтобы ее накормили. Она весь день дежурила на станции и нагуляла аппетит. Энджи положила ей новый корм, поставила миску на пол, и Феликс замурлыкала, радуясь, что ее голод сейчас будет утолен.

Но вдруг мурлыканье прекратилось. Раздувая ноздри и дрожа усами, Феликс принюхивалась к непривычной еде. Опустила голову и недоверчиво пригляделась. Подошла ближе, шумно втянула запах, чтобы уж точно не ошибиться. Потом уселась и посмотрела на Энджи с видом оскорбленного достоинства, словно говоря: «Это еще что такое?»

Энджи пожала плечами.

– Ешь, тебе понравится, – заверила она.

Феликс снова понюхала свой ужин. Затем села и еще раз требовательно мяукнула – но другой еды не было. Как только Феликс это поняла, она отвернулась от миски и сердито ушла – видимо, за книгой жалоб. Неаппетитный корм она оставила нетронутым и больше к нему не подходила.

Энджи пожаловалась Билли, но тот и слушать не захотел.

– Разбаловали кошку, – заявил он. – С жиру бесится. Вот походит голодная и начнет как миленькая есть все подряд. Мы своих так приучили. Не лезь к ней, и она перебесится.

Но ему не суждено было переломить несгибаемый характер Феликс. Человек и кошка начали поединок силы воли, и Феликс не собиралась сдаваться: ее, станционную кошку, устроит только корм, названный в ее честь, и никакой другой. В конце концов Энджи не выдержала, посреди смены побежала в соседний магазин и купила ей «Феликса». Кошка с благодарностью вылизала миску, радуясь, что испытания позади и жизнь наладилась.

Не только на станции, но и в окрестностях пошли слухи о ее королевских замашках. Пожалуй, и тому, что случилось дальше, не стоит удивляться: Феликс пригласили в театр. В ней разглядели звезду и захотели увидеть ее на сцене.