11
11
Разминируем бывшее Корсунь-Шевченковское окружение, или, выражаясь языком немцев, котел, где нашла свой конец крупная группировка противника. Условия — тяжелейшие. Небывало ранняя весна, дожди вперемежку со снегопадом, тотчас тоже превращающимся в воду, превратили дороги и поля в неоглядные болота жидкой грязи. Грязь по брюхо, собака не может сесть. Бойцы в серой непросыхающей коросте с головы до пят. Вымотались до последней степени и люди, и животные. Но нельзя терять ни одного часа: наше наступление продолжается нарастающим темпом, наперекор страшной распутице, или, скорее, наоборот — в полном взаимодействии с силами природы, поскольку именно на внезапности строился план нашего командования. Немцев в такую погоду не заставишь сдвинуться с места, а наши солдаты — чудо-богатыри — шагают по грязи, подоткнув полы шинелей, шагают неторопливо на взгляд, да податливо, усталые и довольные, охваченные единым порывом: вперед! на запад!
«Вперед! на запад!» — это стало нашим боевым кличем, помогает освобождать родную землю, придает каждому силы.
Расплескивая грязь, по истерзанным, залитым водой большакам и проселкам, а местами напрямик через поля, громыхают танки с десантом автоматчиков на броне — наши неутомимые, везде проходящие знаменитые «тридцатьчетверки». Ползут тракторы с тяжелыми пушками на прицепе. Орудийный гул откатывается все дальше и дальше. Еще сегодня он был, кажется, вон там, за бугром, а завтра его уже чуть слышно, и второй эшелон должен подтягиваться, чтобы не оторваться от первого.
Колесные машины буксуют, и наши бойцы тащат на себе все имущество: котел для варки пищи собакам, бачки и прочее. Выбились из сил — сели, с трудом отыскав на пригорке местечко посуше; не успели перевести дух, Христофорчик уже поднимает на ноги:
— Товарищи, веселее! Теперь у нас есть опыт!
И — двинулись дальше.
Линия фронта передвигается так стремительно, что армейские тылы отстают. Но с нашим Христофорчиком не пропадешь. Он ухитряется найти выход из любого положения, пользуясь для этого любыми доступными ему средствами.
«Почти родня Колумбу!» — без улыбки, но с неподражаемым комизмом любит он повторять про себя, подразумевая сходство своей фамилии с именем знаменитого мореплавателя, открывшего Америку (я подозреваю, что это льстит ему), желая, очевидно, сказать тем самым, что и он не лыком шит, — и в этом, мне кажется, весь Христофорчик с его достоинствами и слабостями.
Но недавно нашему Колумбу пришлось по милости капитана пережить несколько неприятных минут.
По вине снабженцев задержался подвоз продуктов питания для людей и собак. Сутки был перебой, а на следующие сутки капитан с удивлением обнаружил, что все бойцы накормлены, сыты и собаки. У некоторых в бачках оказались даже несъеденные остатки пищи.
— Откуда все это? — спросил капитан у старшего лейтенанта.
— Это? — делая невинное лицо, переспросил тот, точь-в-точь как поступают маленькие ребята, когда чувствуют за собой какую-нибудь провинность. — От благодарного населения, товарищ капитан!
— От какого населения?
— От местного.
И прежде за Христофорчиком водились грешки. Какими-то таинственными путями в подразделении нередко оказывались свежие яйца, мясо в такое время, когда в соседних частях этого не было и в помине. Однако на этот раз он побил все рекорды. От капитана он получил строжайшее предупреждение, чтобы не было повторения подобных случаев.
Потом, когда они остались одни (меня они не стесняются), Христофорчик, желая, очевидно, оправдаться, заявил:
— А о собаках надо заботиться? Я спрашиваю, надо?
— Надо, — хладнокровно согласился капитан, бросая взгляд в мою сторону, говоривший: «Ну, теперь он не успокоится долго!»
— Ну вот! У человека есть энзэ, а у собаки — что?
«Энзэ» — это неприкосновенный запас: сухари, консервы. Его имеет при себе каждый боец.
— Что же, прикажете ей голодной сидеть, да? — не унимался Христофорчик. — А кто будет мины искать? Я? Да? Да я был бы последним человеком, если бы допустил это! Собаку надо любить! Об этом даже Лев Толстой сказал!
— Что сказал Лев Толстой? — поинтересовалась я.
— Он сказал про одного гражданина, что тот был бы отъявленным мерзавцем, если бы не питал страсти к собакам!
— Стало быть, ты хочешь сказать, что для тебя еще не все потеряно? — с тонкой иронией заметил капитан, улыбаясь одними глазами.
Обиженный Христофорчик замолчал.
Не в оправдание Христофорчика, а справедливости ради надо заметить, что для благодарности у населения есть все причины: на минах подрываются не только военные. Не щадят они и гражданских лиц.