Глава четвертая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава четвертая

Лауронен уже пришел к школе и ожидал Томи у ворот. Наконец тот появился у школьной ограды.

Лауронен вопросительно поглядел на него:

— А где же твоя шавка?

Рой, что-то обнюхивая, остался возле кустов. Но Томи умолчал об этом.

— Думаешь, нам удастся то, что мы надумали?

Лауронен удивился:

— А почему бы и нет?

— Это после вчерашнего-то?

Лауронен скривил потрескавшиеся губы:

— Если бы не эти полицейские, вам бы здорово досталось. Обоим.

Томи посмотрел в блеклые глаза Лауронена:

— Да и вам тоже!

— Пожалуй, — согласился Лауронен. — Досталось бы и нам… Но это к делу не относится! Наши отношения с «Ловиисой» мы выясним как-нибудь позже, это особая статья. А сегодня подшутим над Муурикки. Или, может, ты дрейфишь?

Томи свистнул.

Рой примчался из кустарника, вся его морда была в снегу.

— А-а, он при тебе, — удовлетворенный, сказал Лауронен. — А я уж подумал…

— За мной дело не станет, — сказал Томи.

— За нами тоже, — сказал Лауронен. — Юсси и «Ловииса» не пойдут на попятный. Он, как видно, не из слабых.

На все еще вспухшем лице Лауронена мелькнуло что-то похожее на улыбку.

— Через два урока попробуем, — решил Томи.

— Договорились!

По правде говоря, Томи уже не очень вдохновляла идея провести Роя в класс. Замысел потерял всю свою привлекательность уже вчера из-за этой истории с рабочими — доставщиками хлеба да еще из-за вечернего происшествия.

Кроме того, и злость против Муурикки уже поостыла. Что она может с собой поделать, этакая брюзга? По правде говоря, ее было даже жаль. Прошло, видимо, чуть больше десяти лет с тех пор, как она сама сидела на школьной парте. Она наверняка была послушной тихоней и училась как одержимая, чтобы самой стать преподавателем. И вот, ставши им, она осознала, что выбрала не ту профессию, не может поддерживать никакой дисциплины.

Ребята, сведущие в математике, говорили, что она хорошо преподает свой предмет. И что сама она человек не без способностей. Этого никто и не отрицал. В ее лице презирали, вероятно, столько же прежнюю первую ученицу, сколько и брюзгу-преподавательницу. Несомненно, в таких, как она, оставалось нечто неизгладимое, так как они учились с жаром, с трепетом сердца, на пределе дыхания, стремясь всегда быть первыми в классе.

Томи видел у кого-то старую, снятую в детском саду фотографию, на которой четырехлетняя Муурикки с косичкой пела псалом, надув шеки, — старалась, чтобы голос ее звучал особенно громко.

По каким-то едва заметным приметам было уже видно, что человек весь свой нежный возраст являл собой напряженный бицепс и никогда не расслаблялся, как обыкновенные смертные. И в конце концов Муурикки не избежала нервного срыва.

Говорят, что даже Ээва в учительской издевается над Муурикки, которая явно завидует Ээве. Это были две противоположные натуры, и они терпеть не могли друг друга.

Но и отказаться от проказы с собакой никак нельзя. Если бы сейчас Томи отступился от этого замысла, Лауронен, Йони и Юсси Скуг изводили бы его до самой весны.

К счастью, первые два урока проходили спокойно и можно было все обдумать.

Первый урок — закон божий — был довольно интересный: Миркку рассказывала о положении в конфирмационных школах[13] в общинах города. Часть ребят была конфирмована, часть нет, но всем интересно послушать об этом. Особенно потому, что в некоторых общинах был большой наплыв молодежи.

Опять-таки Миркку объясняла множество вещей, о которых никто понятия не имел. Ее можно было слушать из чистого любопытства. Кроме того, Миркку была первым преподавателем закона божьего, с которым класс не был в контрах. Даже Лауронен, хваставшийся тем, что заставил двух преподавателей закона божьего взять дополнительные отпуска, а одного загнал в санаторий для нервнобольных, — даже Лауронен любил Миркку.

Возможно, тут сыграла роль репутация Миркку: несмотря на свою молодость, она успела побывать миссионершей в развивающихся странах и чего только не повидала на свете. С другой стороны, Миркку с первых же уроков проявила абсолютно деловой подход к классу. Правда, требовала соблюдать дисциплину, но не вздорила по пустякам.

Вторым уроком был английский. Томи ожидал, что он пройдет так же спокойно. Как-никак Ээва была одним из самых уважаемых учителей. Но и у нее нервы, конечно, натянуты до предела.

Все началось как бы невзначай. Никто и не пытался заводить Ээву, и она сама должна была понять это.

Дело было так.

Яана, сестра Юсси Скуга, достала из своей сумки апельсин. Когда Ээва писала на доске пример, Яана бросила апельсин брату через весь класс. Девочка сделала это слишком торопливо и из неудобного положения. В результате бросок получился неточным и чересчур сильным.

Если бы не Йони, апельсин пробил бы классное окно с двойными стеклами. Йони среагировал мгновенно, но все же не смог задержать летящий снаряд. Он лишь коснулся кончиками пальцев оранжевого шара.

Тот изменил направление и с силой ударился о доску в метре от Ээвы.

Некоторое время казалось, что учительница английского, с невероятным проворством повернувшаяся на месте, либо зайдется яростью, либо ударит указкой Йони, который, приподнявшись на парте, еще не успел сесть после своей неудачной попытки поймать апельсин.

Ээва учащенно дышала, лицо ее меняло цвет, пока она боролась с собой. Томи не помнил, чтобы у нее когда-нибудь был такой взгляд.

— Я могу объяс…

— Тихо!

Окрик Ээвы разом заставил Яану замолчать.

Учительница медленно подошла к Йони.

— Я ожидала чего-нибудь в этом роде, — прошипела она. — Чего еще ждать от ученика, которого ни в одной школе не держат больше трех месяцев. Почему тебя сразу не отправили в класс для трудновоспитуемых? — Тут Ээва взяла тоном выше. — Не знаю, кто это вообразил, будто из тебя выйдет что-либо путное, если тебе позволят находиться в обществе нормальных людей! Ну? Неужели было непонятно, что подобные тебе способны лишь отравлять жизнь людям? — Ээва указала пальцем на Йони: — Ты ошибаешься, если думаешь, что я боюсь тебя! Нисколько!

— И я тебя не боюсь! Кричи сколько хочешь!

Ээва побледнела. Похоже, ей впервые выдали такой текст. Ее палец приблизился к Йони.

— Ты ошибаешься еще раз, если полагаешь, что я стану тратить время на таких, как ты! Здоровое общество заботится о своих отбросах, но не считает это своей главной целью, как вы полагаете.

— Он сделал это не нарочно! — произнес было Лауронен.

— А какая разница! — крикнул Йони. — Лучше помолчи!

Ээва была смышленой женщиной. В нормальных обстоятельствах она бы тотчас ухватилась за слова Лауронена. Теперь же они едва дошли до ее сознания, но все же заставили пристальнее взглянуть на Лауронена.

— О, господин выглядит очень представительно, — съязвила она. — Вы что, из-под поезда выскочили или как?

Классные подлизы засмеялись. Лауронен наверняка отмечал про себя всех, кто сейчас веселился.

— Это мое личное дело. Я же не спрашиваю, где твой муж повредил себе ногу!

Лицо Ээвы посерело. И ее голос тоже изменился, когда она сказала:

— У Лауронена, похоже, появился соперник из Туллипортти… Интересно посмотреть, кто из вас станет королем школьного двора.

Ээва произнесла это с расчетом. Умышленно. Она оценила ситуацию и подлила масла в огонь. Но вот она возвратилась к доске и, обернувшись, еще раз оглядела класс.

— Тем, кому интересно учиться в этом классе, я скажу: не падайте духом! Не поддавайтесь влиянию таких вот типов. Наоборот, занимайтесь еще прилежнее прежнего. В нашей стране кто не жалеет усилий, тот и выходит в люди. И отдаляется вот от таких. После того как вы попадете в гимназию, вам уже никогда в жизни не придется иметь ничего общего с такими субъектами, если только вы по ошибке не станете учителями.

В мертвой тишине Ээва повернулась к доске и продолжала урок.

— Мне к этому не привыкать, — с горечью сказал Йони. — Они не хуже, чем в других местах… Везде выбирают несколько учеников козлами отпущения и все сваливают на них. И в первую очередь на таких, которые вынуждены часто менять школу.

— Ты все-таки должен был объяснить ей, — удрученно возразил Юсси. — Или лучше — я. Ведь это мне Яана бросила апельсин.

— Ну да, буду я ей еще объяснять! — вскипел Йони. — Они не понимают, когда не хотят понять. Объясняй им хоть до конца своих дней.

Йони взглянул на Лауронена и Томи. Они разносили газеты в Мёлься. Ээва с мужем жила на собственном мыске, вдававшемся в море. Дом с жилой площадью в триста пятьдесят квадратных метров, собственный бассейн для плавания и прочее. Сад с освещенными тропинками, фонтанами, и на берегу шикарная баня из толстых бревен стоимостью по меньшей мере в полмиллиона марок. Стоящий особняком дом дворника у основания мыска был шикарнее дома любого ученика.

— Теперь собаку в класс, и начнем представление, — настаивал Лауронен. — Они живут своей жизнью, и мы тоже!

— Каким путем пойдем? — осведомился Юсси.

Они стояли возле штабеля впятером: Йони, Юсси, Лауронен, Томи и Рой.

— С середины двора Роя могут заметить, — проронил Томи.

Йони поколебался, а затем сказал:

— Тот фургон с хлебом опять торчит у хозяйственной постройки.

— Его там больше нет, — возразил Лауронен.

— Во всяком случае, они недавно были там.

— И уехали, — повторил Лауронен. — Может быть, они уже меняют где-нибудь колеса.

Все посмотрели на Лауронена.

— Я за это ручаюсь твердо, — произнес он. — Пошли!

К счастью, доберман дворника был в своей конуре.

Иначе он мог поднять шум, что привлекло бы к ним внимание сторожа.

Рой, ничего не подозревая, дошел, заслоненный ими, до угла хозяйственной постройки. Теперь они были в безопасности.

Томи на всякий случай выглянул на улицу.

— Фургона с хлебом и вправду не видно.

— А хоть бы и было видно, — упрямо отозвался Лауронен. — На этот-то раз я уже не зацеплюсь за ограду.

Теперь на нем была другая куртка. Тоже кожаная, новая.

Следуя вдоль школьного здания по стороне, обращенной к улице, они, притираясь к стене, дошли до того места, где были окна их класса.

Когда они остановились, Йони посмотрел Томи в глаза.

— Ты еще можешь пойти на попятный.

— Ни к чему.

— Ну, давай!

Трое ребят нагнулись так, что их плечи образовали мост, и Рой легко вспрыгнул на него. Собака недоуменно взглянула на Томи, но по первому поощрительному слову продолжала свой путь наверх, к окну. Ее передние лапы свободно достали до подоконника, и, когда Рой оказался наверху, ему нужно было только сделать рывок, напрячь задние лапы и оттолкнуться.

— Надо бы взглянуть, как он там, — сказал Томи.

Лауронен сцепил руки за спиной.

Посмотрев в сторону подъезда канцелярии, Томи поставил ногу на сцепленные руки Лауронена и подскочил.

Собака была такая большая, что заполнила собой всю форточку, балансируя в ней. По команде Томи она спрыгнула в класс.

Томи показал Рою рукой на кучу сумок между своей партой и наружной стеной и скомандовал ждать там.

Спрыгнув вниз, несколько удивленный, но ни секунды не сомневаясь, что правильно понял приказ, Рой получил вдобавок указание тихо сидеть на месте.

— Хозяин сейчас придет!

Едва заметным движением кончика хвоста Рой показал, что слушается, и Томи по спинам своих товарищей возвратился на землю. И все они прежним кружным путем вышли на школьный двор.

Только у крыльца кухни, возле хозяйственной постройки, Лауронен удовлетворенно сказал:

— Пока что все идет гладко. Если у Роя хватит выдержки сидеть тихо на своем месте, Муурикки ждет маленький сюрприз.

— У Роя хватит выдержки, — поручился за собаку Томи.

«Какая досада, — подумал он, — ведь они не уговорились о том, что станет делать Рой в классе, да и вообще, будет ли он что-либо делать. Но пожалуй, это не так важно. Самое важное во всем этом — собственный почин».

Даже самые презренные подлизы, войдя в класс, держали язык за зубами. Томи уже начало казаться, что весь класс сплотил дух солидарности: как только Муурикки открыла дверь — все стремглав бросились на свои места.

Таким образом, в первые, решающие, секунды все было шито-крыто. Юсси и Яана завязали разговор с Муурикки у двери и отвлекли ее внимание на себя, чтобы дать Томи время усесться за свою парту и на всякий случай успокоить собаку.

Затем Томи отобрал несколько самых больших сумок и забаррикадировал ими Роя, чтобы с кафедры нельзя было увидеть лохматую собаку, по крайней мере, в первое мгновение. А чтобы создать дополнительный заслон, Лауронен и еще трое самых высоких ребят заняли места в ряду крайних парт, постоянные хозяева которых перебрались на их места.

И только после того как Муурикки уселась за учительский стол и начала делать пометки в своих бумагах, Томи вздохнул с облегчением.

Контрабандная доставка Роя на урок математики удалась.

Пока Муурикки составляла список отсутствующих, напряжение в классе явно спало. Все избегали поворачиваться в сторону Томи и ограничивались лишь быстрыми, мельком, взглядами. И многие улыбались или подмигивали ему в знак тайного сообщничества.

Да, много времени прошло с тех пор, когда они предпринимали что-либо все вместе. Да и было ли так когда-нибудь?

Между элитой класса и прочими было слишком мало общего. В этом Ээва совершенно права. Да и в конце-то концов не так уж много общего было и между самими умнягами. Они вели ожесточенную войну за отметки, за первые места. Например, каждый в классе знал, что Карита люто ненавидит Улламайю. Она завидовала ей во всем. Ее умению плавать. Ее внешности. Ее уму. Ее успеху у мальчишек…

И, кроме того, некоторые ребята уже знали, чего они хотят. Например, Эса. Ему его цель была ясна с четырехлетнего возраста: научиться играть на скрипке. Его родители позаботились в свое время о том, чтобы он начал учиться игре на скрипке, а теперь он и сам знал, чего хочет. Над ним посмеивались, но так или иначе вынуждены были его уважать. Он обладал упорством и целеустремленностью незаурядного спортсмена. Если бы у Юсси Скуга была натура Эсы, Юсси наверняка участвовал бы в ближайших Олимпийских играх… Некоторые из старательных и хороших учеников завидовали Эсе, хотя Эса никогда не будет соперничать с ними — свой хлеб он будет зарабатывать музыкой. И все же мальчишки видели в нем соперника.

Так же обстояло дело и с более слабыми. Каждый из них рассчитывал попасть в гимназию или профессиональное училище. Видя перед собой перфокарту вычислительной машины, даже те, кто плелся в хвосте, понимали, как важно заниматься на каких-нибудь расширенных или, наоборот, узко профилированных курсах и бороться за баллы успеваемости.

Дедушка Жестянщик не одобрял нововведений:

«Если единственной целью является соперничество, которое так широко рекламируют, и если этому учат с пеленок, то дух соперничества пристает к человеку. Совсем так, как у прыгунов с вышки на Борнео».

Дедушка Жестянщик часто рассказывал о виденном им телефильме — в нем показывали какой-то остров в Тихом океане. Люди там, чтобы испытать себя на храбрость, обвязывают лодыжки веревкой, сплетенной из лиан, и прыгают с вышки высотой с девятиэтажный дом.

«Точно так же и у нас, — ворчал дедушка. — Некоторых веревка не выдерживает, и они разбивают черепушку о камень. У других отрывается рука и нога. Но у самых крепких все сходит удачно, и они потом до конца дней своих похваляются точностью отборочного метода и своим высоким уровнем развития. Иные из них со всеми своими поверьями становятся деревенскими старейшинами в наших джунглях».

Таковы были рассуждения дедушки Жестянщика.

Рой спокойно лежал на месте. Конечно, для него было необычно лежать здесь, но он чуял запах сидящего на парте Томи и радовался, что хозяин находится поблизости.

Когда же Муурикки заметит собаку?

Томи с самого начала считал, что Муурикки должна заметить Роя скоро, еще до конца урока. И он сам не знал, хочет ли он, чтобы дело приняло именно такой оборот. В глубине его души таилась злокозненная мысль о том, что хорошо было бы нагнать страху на Муурикки, раздразнив Роя так, чтобы он залаял.

С другой стороны, в этом не было никакого смысла. Одни боялись собак, другие нет, совсем как если бы одни были музыкально одаренными, а другие нет.

Тут надо бы придумать что-нибудь особенное…

Когда напряжение первых минут прошло, Томи почувствовал, что настроение класса явно упало. Оно и понятно: ведь ничего не произошло.

Когда Муурикки принялась объяснять у доски решение двух задач, оказавшихся никому не по силам в последних письменных работах, самые нетерпеливые из ребят уже стали выжидающе поглядывать в сторону Томи и Роя. Двое мальчишек, зарычав на собачий манер, заставили Роя пошевельнуться и навострить уши.

Лауронен повернулся на своей парте и поглядел назад:

— Ну, сейчас!

Что означает это «ну, сейчас»? Или все ожидают, что он при содействии Роя выкинет в классе какую-нибудь штуку?

Томи проклинал себя и всю операцию. Следовало бы продумать все до конца, а не хвататься за первое, что пришло на ум.

Чего они, собственно, добивались?

Взглянув на пустующую парту у себя за спиной, Томи напал на мысль.

— Лауронен и еще кто-нибудь двое, сюда, вперед, на крышки парт!

Муурикки, несомненно, слышала шепот, но даже не обернулась.

— В последний раз объясняю эти задачи. Если кому-нибудь не интересно, пусть так! Но хоть не шумите, чтобы могли учиться те, у кого есть данные.

Лауронен и Томи обменялись ухмылками. Лауронен взобрался на крышку парты и сел спиной к доске. Двое других ребят последовали его примеру.

Такое прикрытие было вполне достаточным, лучшего и желать не надо.

Томи кувырнулся с парты на пол и подполз ближе к Рою.

— Ну-ну, старик! Лежать тихо! Сейчас мы немного позабавимся.

Рой наклонил голову набок, словно пытаясь вникнуть в смысл сказанного.

— Ничего, старик, — утешил его Томи. — У нас в этих стенах немало и других, кто ничего не понимает.

Рой позволил ему набросить на себя большую грубошерстную куртку Юсси Скуга… Вот Томи натянул собаке на голову ярко-красную шапочку с кисточкой, принадлежавшую Пярри, и собака прижала уши, но все же, повинуясь движению руки хозяина, села за пустующую парту, хотя ей тут явно было тесно.

— Сидеть, Рой!

Томи повернулся и посмотрел на Лауронена, лицо которого расплылось в довольной ухмылке.

— Темные очки! — потребовал Томи.

Обычно Лауронен дрожал над ними, как над невесть каким сокровищем. Это были барахлистые очки шведского производства, такие носит Марлон Брандо. И они здорово шли Лауронену. Делали его похожим на киногероя, правда, тогда, когда физиономия Лауронена не была подбита.

А теперь Лауронен, ни слова не возразив, протянул их Томи.

Рой оскалил зубы, когда Томи принялся прилаживать очки на его морде, подсовывая дужки под шапочку Пярри, но все же без звука остался сидеть на места.

— Мальчики, сядьте как положено! — почти нормальным голосом сказала Муурикки.

Если бы она, сказав это, повернулась потом к доске, продолжая свои объяснения, все приняли бы ее слова всерьез. Но она все портила своим брюзжанием. Каждый знал: она и сама не верит, что ее послушаются. И действительно, в следующее мгновение она начинала произносить длинную назидательную речь.

Точно так было и сейчас.

На этот раз к ее брюзжанию все же прислушивались и следили за каждым ее движением. Всем хотелось увидеть, как изменится выражение лица Муурикки, когда она заметит на парте Роя.

А в голосе учительницы уже назревал плач. Казалось, слезы вот-вот брызнут из ее глаз:

— Неужели вы, уже почти взрослые люди, не понимаете, что учеба — это работа, столько же для вас, сколько и для меня. Работа, заранее нормированная. Нам дано задание, которое мы должны выполнить, и я отвечаю за это… А вы же не отвечаете ни за что и ни перед кем!

Неужели она не заметила Роя?

Юсси утверждал, что Муурикки, толкая речь, впадает в экстаз. Ничего не видит и не слышит, а только знай себе брюзжит. Может, и так…

А может, сидевшие впереди самые рослые ребята так хорошо укрывали Роя, что от доски была видна только шапочка с кисточкой.

Класс больше не мог сдерживаться. То один, то другой поворачивался посмотреть на Роя. И сам Томи тоже.

Любо-дорого было глядеть на собаку, сидящую на парте, как примерный ученик, в куртке и шапочке с кисточкой. Темные очки Лауронена закрывали половину собачьей морды, видневшейся из-под шапочки, и нелегко было распознать, что на парте сидит собака.

— Ну и чем же она отличается от нас, учеников? — спросил Йони.

— По крайней мере, свой интеллигентностью, — съехидничала Карита.

Однако должна же была Муурикки что-то заметить. Она продолжала вычисления, а затем под громкий смех класса с багровой физиономией шагнула от доски к первым партам.

И тут она увидела Роя.

Муурикки застыла на месте, словно окаменела. Ошарашенность и сомнение попеременно отражались на ее лице, сменяя друг друга, словно кадры телевизионной рекламы.

— Ну, это уж слишком!

Муурикки, как астматичка, ловила ртом воздух. Казалось, она вот-вот задохнется. У нее, бедняги, начисто отсутствовало чувство юмора!

— Я вам этого…

Тут раздался стук в дверь.

Теперь застыли и ученики.

Стук возобновился, еще более громкий, чем прежде. Затем ручка двери повернулась, дверь распахнулась, и в проеме показалось лицо директора. Класс встал.

Директор вытянул руку и, жестом приглашая находящихся в коридоре войти, отступил в сторону. Двое совершенно незнакомых людей прошли в класс.

Томи словно парализовало. Но лишь на мгновение. Затем он развил лихорадочную деятельность.

Роя долой с парты. Быстро, но спокойно. Во всяком случае, теперь Роя нельзя было волновать, в каком бы трудном положении он сам ни находился.

— Рой, лежать. Тихо лежать. Вот так… Молодец, старик!

Томи успел уложить собаку на прежнее место между стеной и первым рядом парт, за укрытие из сумок, обуви и одежды как раз в то время, когда весь класс встал.

Без излишней спешки Томи, наклонившись, накрыл Роя первой попавшейся под руку курткой и только тогда выпрямился.

Лауронен действовал столь же молниеносно: вместо ряда сумок перед Роем выросла гора сумок, за которой и укрылась лежащая под куртками собака.

Садясь вместе со всеми за свою парту, Томи кивнул головой Йони и Юсси, сделал осторожный жест ладонями, означавший: главная опасность миновала.

За общим шумом Томи не услышал, как директор представлял пришедших, понял только, что это были какие-то важные птицы из школьного управления.

Директора с гостями пригласили присесть, но они отказались и остались у дверей.

До сих пор все шло хорошо, если не принимать в расчет самое Муурикки!

Учительница стояла на прежнем месте, будто ее хватил паралич. Лишь каким-то чудом ее рука поднялась пожать руки пришедшим, когда директор представлял их.

Муурикки могла все испортить.

Вот ее растерянный взгляд упал на Томи.

Сообразит ли она?

К счастью, сообразила. Как разбуженная ото сна, Муурикки вернулась к доске и продолжила незаконченное вычисление и объяснение задачи.

Это она умела. В этом отношении все учителя в школе были хороши. Работа у них спорилась.

Слушая ясные и уверенные объяснения Муурикки, посторонний человек не мог даже представить себе, какая она брюзга. И почему бы ей не быть таким же хорошим человеком, каким она была математиком!

Томи осторожно скосил глаза вбок и немного повернулся назад. Из-под кучи одежек виднелась печальная собачья морда в черных очках.

— Молодец, старик… — шепнул Томи. — Лежать тихо!

Обернувшись, Томи увидел, что один из чиновников школьного управления неслышными шагами прошел перед передними партами к окну.

Тридцать восемь пар глаз следили за тем, как он приближается к опасной зоне. По застывшим позам и напряженному выражению лиц было видно, что все ученики искренне переживали происходящее.

Зачем он туда пошел?

Звонкий голос Муурикки дрогнул, когда и она увидела, куда направился инспектор. Однако выстояла: каким-то чудом взяла себя в руки и продолжала вычисления.

За такое самообладание Томи не мог не похвалить ее про себя.

Инспектор (или кем еще был этот человек?) подошел к крайнему ряду парт. Миновал его. Не отрывая взгляда от доски, он стал двигаться по проходу вдоль стены.

У Лауронена побагровела шея. Он нервничал.

Как отнесется Рой к чужаку, если тот пройдет по проходу еще дальше в его сторону?

Томи прошептал, прикрыв рукой рот:

— Рой, лежать! Не двигаться!

На инспекторе был сине-серый костюм в полоску. Тщательно выглаженный. Томи глядел на стрелки его брюк, в то время как он приближался к нему.

— Рой, не шевелиться!

Инспектор остановился у окна, возле которого сидел Томи. Между ногами гостя и мордой собаки было каких-нибудь полметра с небольшим — наваленные Лауроненом сумки, которые образовали недоступное наблюдению укрытие.

Томи прислушивался: не раздается ли ворчание из мощной груди собаки?

— Рой, тихо!

Приходилось надеяться, что инспектор не разбирает его слов. Конечно, он слышал, как Томи бормочет что-то про себя. Он даже взглянул на Томи. Наверное, счел ненормальным, ну да пусть его.

Посетитель оперся о подоконник и так, полусидя, полустоя, не шелохнувшись, слушал объяснения Муурикки.

Сердце Томи колотилось в бешеном ритме. В висках кололо. Какой бес помогал Муурикки продолжать урок так, словно ничего не случилось? Разумеется, она в совершенстве владела материалом, но все же… Она ухитрялась не прерывать своих объяснений и держать себя в руках. Трудно поверить, но она, безусловно, оказалась способна не только брюзжать по мелочам.

Однако же Муурикки, похоже, была единственным человеком в классе, который занимался сейчас решением задач. Сам Томи даже и не пытался делать это. Достаточно и того, что у него хватало сил сдерживать себя.

Но вот добрались до конца и второй задачи.

— Есть у кого вопросы?

Никто не поднял руки. Ну, вполне понятно. Это было бы чистым безумием.

Но тут заговорил стоявший у окна инспектор. У него был низкий, хорошо поставленный голос. Приятный, хотя сами слова имели роковой смысл, как при зачтении смертного приговора.

— Отлично! — похвалил Муурикки инспектор, вогнав ее в краску. Затем повернулся к классу: — Ну, а может кто-нибудь продолжить решение, если примем, что а равно плюс восьми, а в равно минус двум?

К своему ужасу, Томи увидел, что инспектор выжидающе поднял руку, покрутил немного в воздухе указательным пальцем и наобум ткнул в кого-то.

На кого же он указывал?

На Йони!

Йони изумленно вытаращился на инспектора. Затем повернулся и посмотрел на доску, словно убегая взглядом от все еще уставленного на него пальца.

Что тут можно было поделать?

Йони всем своим видом показывал, что не намеревается выйти к доске. Да, пожалуй, и не стоило. Но все же ему надо было хоть что-то сказать…

Этого и ожидал инспектор.

Его палец чуть опустился, но по-прежнему был наставлен на Йони. И сам он наклонился вперед, не отрывая глаз от Йони.

Директор в дверях уже покачивал головой.

Бедняга Муурикки, словно охваченная ужасом, беспомощно глядела на Йони.

В классе нависла гнетущая тишина. Рою стоило лишь вздохнуть под кучей сумок, чтобы стоящий совсем рядом человек непременно заметил его.

Тут Йони встал.

Но вместо того чтобы двинуться к доске, он повернулся в сторону посетителя в сине-сером костюме.

— В первой задаче плюс двадцать восемь. А во второй — минус четыре.

Лицо инспектора вытянулось, как в зеркале комнаты смеха. Он в изумлении смотрел на Йони. Затем встал.

— Рой, ни с места!

Томи прошептал это совершенно спокойно. Взгляды всего класса были устремлены на инспектора, все ожидали, что он скажет.

Но инспектор даже не раскрыл рта. Он вышел из прохода и, миновав Муурикки, подошел к доске, взял мел и начал вычислять.

Это был профессионал не хуже Муурикки. Вычислял он так быстро, словно писал скорописью.

Все, как загипнотизированные, смотрели на доску. Когда решение первой задачи было закончено, результат оказался плюс двадцать восемь.

Инспектор огласил его во всеуслышание.

— А во второй задаче минус четыре, — произнесла Муурикки. — Я тем временем подсчитала.

Воззрился ли Рой на Йони из-под курток? Если нет, то он был единственным исключением в классе. Все остальные сделали именно это.

— У тебя поразительная способность считать в уме, — сказал от двери директор.

— Безусловно, — подтвердил инспектор и положил мелок в желоб у доски. — Блестящий успех!

В дверь постучали и тут же распахнули ее. В класс заглянула секретарша:

— Прошу прощения — звонит школьный советник!

— Спасибо, сейчас идем, — сказал человек, стоявший рядом с директором. Затем он повернулся к Муурикки: — Поздравляю вас, госпожа учительница! У вас замечательный математический класс. Доброй весны вам всем!

Когда гости удалялись, весь класс поднялся.

Как только дверь за ними захлопнулась, в классе раздалось громогласное «ура».

Потрясенный Томи во все глаза глядел на Муурикки. Она тоже кричала «ура» вместе со всеми! Она тоже была своей среди них.

Только после третьего «ура» наступила тишина.

Теперь уже Муурикки во все глаза смотрела на Томи.

— Как ты сумел добиться, чтобы собака так тихо лежала на месте?

Томи почесал Роя и разрешил ему подняться из-под курток.

— Так уж мы доверяем друг другу. Каждый на слово верит другому. Она поняла, что надо притаиться и молчать, и не спрашивала зачем.

Муурикки продолжала пристально глядеть на него. Ее губы шевельнулись, как будто она сглотнула что-то. Глухим, сдавленным голосом она сказала:

— Знаете ли вы, что бы я отдала за то, чтобы и между нами было такое же доверие!

Последние слова она произнесла с хрипотцой. И выбежала из класса.