Глава 13. Новая жизнь.

Все хорошее когда-то заканчивается.

Удивительно, как что-то или кто-то входит в твою жизнь и переворачивает ее с ног на голову. Появление первого ребенка изменило мою жизнь. Появление второго — моей дочери — изменило ее навсегда.

Но иногда жизнь кидает тебе крученый мяч. Она ловит тебя врасплох. Мой третий ребенок родился мертвым. Я был разбит горем. Этот период стал самым тяжелым в моей жизни, мы с Мариной так никогда и не оправились от него. Учишься жить с этим, но горе всегда с тобой. В ту долгую неделю в австрийской больнице мы пытались сосредоточиться на том, что у нас есть, а не на том, что мы потеряли. Мы пытались утешить друг друга, мечтая о будущем.

— Нам нужно завести щенка, — сказала Марина.

Слезы потекли по моим щекам.

Никто из нас не питал иллюзий, что щенок сможет помочь нам справиться с такой чудовищной, тяжелой утратой. Но у нас появится новая цель. Он станет лучом света в той буре, которую мы переживали. Щенок даст нам нечто позитивное, что сблизит нас как семью.

Никаких сомнений в том, какая это будет порода, у меня не было. Мы возьмем щенка лабрадора.

Дети были в восторге. С того самого дня, когда Людо сказал свои первые слова, он решил пойти по стопам моего отца, своего деда — он решил стать ветеринаром. О животных Людо заботился и волновался больше, чем любой другой ребенок, какого я встречал. Учителя постоянно отмечали его умение сочувствовать братьям нашим меньшим. Думаю, это неудивительно, ведь и его родителей, и его бабушку с дедом свели именно собаки.

Я позвонил заводчице Сьюзи Уайлс. Именно к ней обращается Генри Холланд-Хибберт за щенками лабрадоров — самых близких к своим прародителям.

— У меня только что появились щенки, — сказала она. — Четыре черные суки, и у вас есть право первого выбора.

Это была судьба.

В тот день, когда мы поехали за щенком, я проснулся в пять утра. Сердце у меня колотилось. Я испытывал такое ощущение только в детстве, когда ждал Рождество. Возбуждение и восторг зашкаливали. Я спустился на кухню и выпил кофе в одиночестве. В нашем доме трудно улучить момент тишины — стоит проснуться детям, и о покое можно забыть.

Я был возбужден и в то же время страшно нервничал. Всего несколько часов отделяло меня от события, которое отразится на всем. Тщательно выстроенный ритм нашего дома изменится. Только закончились несколько лет подгузников и бессонных ночей, и вот мы готовы к этому вновь.

Мои меланхолические размышления прервала какофония звуков: проснулись дети. Завтрак, одевание, умывание, прогулка со старой собакой. И вот мы уже в машине катим на запад.

Интересно, что порой мы всю жизнь тратим на поиски чего-то, а потом обнаруживаем, что это находилось прямо у нас под носом. Наше «что-то» оказалось в самом невероятном месте — в Аксбридже.

Судьба забрасывала меня в самые удаленные уголки земного шара. Я побывал, казалось, в каждой точке Великобритании. А теперь мы ехали в Аксбридж, в западную часть пригорода Лондона. Дорога от нашего дома заняла всего двадцать минут. Я столько раз проезжал мимо этого указателя… Должен признаться, что в Аксбридже до этого я бывал лишь раз, примерно лет двенадцать назад, когда Грэм Нортон по какой-то необъяснимой причине решил, что для его субботнего вечернего шоу жизненно необходим прямой репортаж из центра этого городка. Если я не ошибаюсь, я стоял во временной будке ди-джея, установленной в центре площади, а пьяные местные юнцы забрасывали меня мусором. Счастливые были деньки…

Конечно, это была не первая наша поездка в Аксбридж. Мы уже несколько раз приезжали — сначала, чтобы познакомиться со щенками, а потом, чтобы посмотреть на них снова. Марина не была уверена, что нам нужно брать щенка у заводчика. Ей больше хотелось взять собаку из приюта или дать дом бездомному бродяжке. Она не могла забыть, с какими проблемами пришлось столкнуться чистокровной Инке. Ее пугала перспектива вновь пройти через все это с другим лабрадором. Но устоять перед целым выводком щенков лабрадоров совершенно невозможно. И отношение, и настроение мгновенно меняются. Я абсолютно убежден, что, если запустить выводок щенков в любую обстановку, напряженность мгновенно исчезнет. Невозможно ссориться, скандалить или драться рядом с этими очаровательными лапочками.

Сердце Марины тут же растаяло. Она ворковала над каждым щенком и старалась приласкать сразу всех. Людо и Иона тоже мгновенно притихли. Им ничего больше не нужно было — лишь бы позволили обнимать, тискать и ласкать эти черные и палевые комочки.

До приезда в Аксбридж мы уже решили, что нам нужна черная сука. (Ненавижу эти два слова — они превращают меня в ханжу-расиста. Однажды мне пришлось писать очень странное электронное письмо — пожалуй, самое странное в моей жизни. Как бы неловко я себя ни чувствовал, но мне нужно было спросить у принца Уильяма, не знает ли он, есть ли черные суки в Сандрингеме.) Окрас лабрадоров — это вопрос очень личный и очень эмоциональный. Мне кажется, люди чаще всего выбирают собак одного и того же окраса — даже если отдают предпочтение другой породе.

Я вырос в обществе светлых голден ретриверов. Их золотистая шерсть покрывала мою одежду, оставляя на ней желтые и белые пятна. Но задолго до того, как взять Инку, я точно знал, что хочу иметь черного лабрадора. Сам не понимаю почему. Просто хотел — и все.

Многие собачники, с которыми я встречался, изучая историю лабрадоров, утверждали, что черный — это единственно истинный цвет, а палевый и шоколадный появились позже. Черный цвет — идеальный камуфляж на охоте. Собака такого цвета сливается с окружающей средой.

Конечно, выбрав черного лабрадора, как это произошло с Инкой, я просто заменил клубки вьющейся, тонкой светлой шерсти голден ретривера, знакомые мне с детства, на жесткие черные волоски. Шерсть Инки преследовала меня больше десяти лет. Я проклинал ее линьки, которые случались с точностью часового механизма. Шерсть сыпалась с ее тела водопадом, разлетаясь по всему дому. Инка оставляла следы своего присутствия повсюду — на кровати, на ковре, на половичке. Везде мы безошибочно узнавали очертания ее тела — так полицейские обводят мелом очертания тел жертв преступления. Только в нашем случае вместо мела была шерсть. Мы всегда точно знали, где она побывала.

Я старался собирать как можно больше шерсти руками, чтобы минимизировать шерстяное цунами, захлестывающее наш дом. Я нависал над Инкой и начинал вычесывать ее пальцами, словно гигантской гребенкой. На землю падали целые охапки шерсти. Если дул ветер, вокруг меня вздымались черные горы. Я набивал шерстью большие мешки для мусора, но меньше ее не становилось.

Линька — это одна из проблем содержания собаки. Особенно тяжело приходится с теми, кто обладает густой львиной гривой, а Инка была именно такой. Но это та жертва, на которую приходится идти, если хочешь иметь собаку.

Если говорить о половых проблемах, то в моей жизни всегда были только девочки — или суки, если пользоваться официальной терминологией. Почему это было так, я не знал. Всегда думал, что на фоне «девочек» буду выглядеть круче, например, как Тупак Шакур или член какой-нибудь банды из Бронкса.

Выбор пола собаки так же инстинктивен, как выбор породы или окраса. Возможно, если у вас никогда не было собаки, вам проще сделать выбор. Но в моей жизни всегда были только девочки. За долгие годы у меня сформировался стереотипический образ кобелей. Они брутальны и высокомерны. Они гордо держат голову, утверждая свой авторитет. Большинство драк, свидетелем которых мне доводилось быть, происходили между кобелями. Они крупнее и плотнее сук (вот, опять это ужасное слово!) и собственным телом утверждают свою силу.

Сколько раз мне приходилось стряхивать кобелей с собственной ноги, которую они по ошибке принимали за суку. Думаю, всем нам приходилось делать нечто подобное, но уверен, что я попадал в эту ситуацию чаще других. Возможно, это связано с тем, что я сын ветеринара, а может быть, у меня просто красивые ноги. В общем, счет кобелям, покушавшимся на честь моих ног, я давно потерял. Даже не знаю, кто в такой ситуации смущается больше — собака, хозяин или тот, чьей любви домогаются?

А привычка задирать лапу! Собаки-девочки делают свои дела элегантно, скромно приседая и не привлекая к себе внимания. Кобели же пользуются любой возможностью, чтобы гордо задрать свою лапу… причем частенько делают это в совершенно неподходящих местах.

Всего несколько месяцев назад я гулял в парке, и тут ко мне подбежал здоровый веймаранер, уверенно задрал лапу и окатил мою ногу настоящим водопадом, прежде чем я успел хоть как-то отреагировать. И потом он спокойно убежал! Задирание лапы — это территориальное поведение. Так кобель метит свою территорию. И вот это-то меня так в них и раздражает.

Не думайте, что я считаю сук идеальными. Нет, у них тоже есть масса недостатков, справляться с которыми, мягко говоря, сложно. Самое тяжелое время — это течка. Название говорит само за себя… К сожалению, такого предмета, как собачий тампон, пока никто не придумал. Если у вас никогда не было собаки-девочки, то вы и представить не можете, что это такое.

Когда я впервые познакомился с Мариной, она надевала на свою Мэгги специальные собачьи «трусы» с отверстием для хвоста. Бедная Мэгги выглядела очень смущенной и униженной. Разумеется, носить такую «одежду» нужно было только в доме и машине, но частенько ей приходилось переходить из дома в машину и обратно в этих «трусах». Если бы собаки умели краснеть, Мэгги была бы пунцовой.

И вот мы добрались и начали выбирать новую собаку. Мы осмотрели всех щенков, ощупали их лапы, хвосты и головы. Честно говоря, они были еще совсем малышами — всего две недели. У них только что открылись глазки, и единственное, что их различало, это окрас. Мы могли выбирать из шести черных щенков — четверо из них были девочками. И эти четверо практически ничем не отличались друг от друга — разве что слегка размером.

Пэт Уайт поделилась со мной научным способом выбора подходящего щенка — проверкой «щенячьей сообразительности».

«Главные качества хорошей собаки, — сказала она, — это обучаемость и совместимость. И ни в коем случае нельзя доверять выбор щенка детям!»

— Ну, какого вы хотите? — спросила Марина у Людо и Ионы, пока мы рассматривали щенков.

Какие бы советы нам ни давали, мы с Мариной руководствуемся инстинктами. В душе мы оба знали, что невозможно научным образом выбрать щенка, если ему всего две недели.

Так и вышло. Сьюзи велела нам приезжать через месяц, когда щенки достигнут шестинедельного возраста. Тогда уже можно будет понять их характер.

После первого визита мы несколько раз приезжали посмотреть, как растут щенки. И вот нас попросили принять окончательное решение. Мы приехали к заводчику в предпоследний раз.

Даже в шесть недель щенки почти не отличались друг от друга. Некоторые были чуть более сонными и ленивыми, но, возможно, они просто не выспались. Как я уже отмечал, я часто руководствуюсь инстинктом. Честно говоря, я твердо верю в судьбу. Чему суждено случиться, то и случится.

Мы остановились на двух щенках, которые лишь слегка отличались друг от друга размерами. Я выбрал чуть более крупного, а Марина и дети наоборот. Думаю, мне инстинктивно хотелось иметь лабрадора покрупнее, Марина же предпочитала более «портативного», которого будет легко втиснуть в машину вместе с сумками и детьми.

— Камень, ножницы, бумага, — рассмеялась Марина. — Побеждает лучший!

Победили Марина и дети. Конечно же, они победили. Они выбрали маленького щенка с очаровательной мордочкой. Мы повязали ему на шею тонкую шерстяную ниточку розового цвета, потому что это была девочка. Она стала нашей, а мы — ее. Эта ниточка ознаменовала наше совместное будущее.

Было так странно оставлять щенка еще на две недели, зная, что он наш. Зато сейчас мы ехали забирать нашу собаку домой. Ей предстояло войти в семью Фоглов.

Мы приехали на ферму.

Я, как сейчас, помню, как забирал Инку. Удивительно, но это было всего в получасе езды отсюда. За пятнадцать лет с того момента случилось так много. Моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Когда я брал Инку, то был одиноким, наивным 25-летним юнцом, жившим с мамой и папой. Теперь я приехал за собакой с собственной семьей.

Помню, как мы брали собак моего детства, Либерти и Лексингтон. В том дне, когда берешь собаку, есть нечто значимое. Конечно, с рождением ребенка это событие не сравнить, но все же оно многое кардинально меняет. В этот момент две жизни (а в нашем случае — пять) соединяются.

Мы подошли и постучали в дверь. Сьюзи впустила нас, и мы оказались в гостиной, где в манеже сидели все щенки. Им было уже восемь недель, и они были очень энергичными и жизнерадостными.

Впереди всех бегала маленькая собачка с розовой шерстинкой на шее. Мы взяли ее на руки и стали гладить.

Немного печально, когда ты забираешь щенка из теплого, уютного и безопасного мира, где остаются его братья и сестры. Восемь недель они вместе ели, спали и играли. От матери нашего щенка отлучили уже давно, но со своим гнездом наша собачка разлучалась впервые. Хотя на ситуацию можно смотреть с разных сторон. Да, щенок расстается со своими братьями и сестрами, но ведь он обретает любящий дом.

Мне приятно думать, что в мире лабрадоров матери готовят своих щенков к тому, чтобы они дарили любовь и становились настоящими друзьями своих хозяев. Я вообще склонен к антропоморфизму. Что бы мне ни говорили, но я уверен, что щенков учат быть максимально милыми и добрыми.

Аттенборо однажды выдвинул идею о том, что собаки — это самые коварные паразиты Земли. В процессе эволюции они сумели стать максимально милыми и любящими, чтобы втереться в наши дома и остаться там.

Есть ли в мире кто-то, кто не любил бы щенков? Котята, ягнята, телята… все они милы, но никто из них не сравнится со щенком с его симпатичной, маленькой мордочкой. Щенок способен растопить ледяное сердце жестокого гангстера и самого циничного политика.

Аттенборо назвал собак «паразитами», потому что с помощью своего обаяния они обретают особую близость с человеком. Сначала собаки жили в общине, потом перебрались в сады, потом в дома, а теперь многие из них даже спят в одной постели с человеком.

В одной постели? Если вы не любите собак, можете поморщиться, хотя я сомневаюсь, что вы взяли в руки эту книгу, испытывая к собакам отвращение. Уверен, вы уже поддались гипнотическому очарованию собак. Почему же мы впускаем их в нашу жизнь — и частенько даже в нашу постель? Ведь они — потомки диких животных.

Но в этом-то и кроется ответ. Щенки стали выглядеть максимально милыми и очаровательными, чтобы обеспечить себе место рядом с человеком. Это можно сказать о любом малыше, но у меня на этот счет свое мнение. Я считаю, что щенки лабрадора обладают особым, невыразимым обаянием. Поэтому они так популярны. В голливудских фильмах щенок лабрадора — это квинтэссенция семейного любимца. Посмотрите, как часто их используют в рекламе — от туалетной бумаги до пива.

Сьюзи передала мне небольшую сумку со всем имуществом нашего щенка — драным игрушечным фазаном и небольшим одеяльцем из манежа. Эти знакомые предметы должны были помочь малышке привыкнуть к новой жизни.

Крепко прижав щенка к груди, мы направились к машине. Марина посадила собачку на колени, мы помахали Сьюзи и отправились домой.

Это был путь к новой жизни.

Мы с Мариной открыли следующую страницу нашего брака. Собаки нас сплотили, но они всегда были взрослыми. Щенячьи годы Мэгги и моей Инки прошли иначе. Я не знал, каким щенком была Мэгги. Я видел фотографии и слышал рассказы Марины, но для меня она всегда была взрослой собакой.

Теперь же нам предстояло новое приключение. Мы собирались воспитывать щенка вместе, всей семьей.

Мы не знали, как на появление щенка отреагирует Мэгги. Не существует надежного способа знакомства старой собаки со щенком. Меня беспокоило, как Мэгги воспримет эту ситуацию. «Ну, приехали, — подумает она. — Они считают, что я скоро коньки отброшу, и уже подобрали щенка, чтобы меня заменить». Невозможно объяснить собаке всю ситуацию. Никакие разговоры и извинения здесь не помогут.

Мы направились к дому. Я держал щенка под мышкой. Мэгги спала на диване. С того дня, когда ей исполнилось 14 лет, она большую часть суток спала, находясь в счастливом, спокойном беспамятстве. Шум и суета разбудили ее. Я слышал, как она сопя втягивает воздух.

Мы поставили щенка на пол, Мэгги быстро обнюхала его и пошла прочь. Хотелось бы мне знать, что она подумала… Щенок же был безумно счастлив знакомству с другой собакой.

Мы все еще не выбрали малышке имя. Дать имя собаке — это не то же самое, что дать имя ребенку. Тут не нужно думать о том, как ребенок будет чувствовать себя в будущем. Не приходится думать и о том, что из-за имени ребенка могут дразнить. Собаку можно назвать как угодно.

У нас было два варианта — Тэтти и Сторм. Вы можете спросить почему? Мне хотелось бы рассказать вам какую-нибудь фантастическую историю или притчу, но все дело в том, что мне всегда нравились оба имени. Даже Инку я часто называл Тэтти.

Мы попросили детей громко прокричать оба имени, чтобы понять, какое произнести будет легче. Победу одержало имя Сторм.

С первой минуты, проведенной в нашем доме, Сторм стала членом семьи. Поразительно, как щенок может сплотить всех домашних. Даже Мэгги утратила свою настороженность и наслаждалась обществом этого крохотного мехового комочка.

Мой сын с самого рождения хотел работать с животными. Людо любит животных. Любит по-настоящему. Прошлым летом в Австрии мы готовили ребрышки на барбекю. Мясо было восхитительным, но нам так и не удалось уговорить Людо поесть его. Обычно он не жалуется на аппетит, но тут отказывался наотрез. После долгих уговоров и даже подкупа мне удалось убедить его попробовать. Он откусил крохотный кусочек и громко заявил, что ему не нравится. Я бы поверил, если бы это была печенка, паштет или суши. Но это были самые вкусные ребрышки, какие мне только доводилось пробовать. Они просто не могли ему не понравиться.

Через несколько дней мы куда-то ехали в машине, и вдруг Людо ни с того ни с сего сказал мне, глядя в окно:

— Знаешь, папа, почему мне не понравились те ребрышки? Потому что мне не понравилась сама мысль о том, что мы будем есть ребрышки маленького животного.

Я чуть в кювет не съехал! Это сказал мне пятилетний мальчик! Мой собственный сын! Он сам, своим умом дошел до мыслей об этичности употребления в пищу мяса. Он и раньше говорил нам, что не любит говядину, но теперь он объяснил, что ему не нравится не вкус мяса, а сама идея его поедания.

— Почему мы должны убивать животных? — спросил он.

И у меня впервые не нашлось вразумительного ответа. Я мог бы сказать, что люди — всеядные существа и нам необходимо есть мясо, но Людо спрашивал не об этом. Он заставил меня задуматься над собственными решениями и чувствами. У меня действительно не было ответа. Почему мы с радостью впускаем собак в наши дома, но в то же время спокойно позволяем убивать животных ради утоления нашего аппетита? В этом крылось глубокое противоречие. Как можно любить одно животное так сильно, что ты даже разделяешь с ним кров, и в то же время спокойно поедать другое?

Меня часто беспокоит тот факт, что наше общество никак не связывает мясо, покупаемое в супермаркете или у мясника, с живыми животными. Мы живем в обществе, которое не интересует, что происходит за закрытыми дверями бойни. Мясо подается нам так, чтобы оно не напоминало об убийстве. Мы словно не хотим признаваться себе в том, откуда берется бекон или бургеры. Пища стала абстрактной, и мясо в нашем представлении ничем не отличается от шоколадки или яблока. Глубокая любовь Людо к животным, в особенности к Мэгги, а теперь еще и к Сторм, заставила его задуматься над нашей моралью в отношении животных.

Сторм — наша собака, но в действительности это собака Людо. Он любит эту малышку больше всего на свете. Глядя на него, я вспоминаю собственное детство и свою глубокую любовь к двум моим собакам. Людо подхватывает маленькую Сторм под брюшко и таскает ее по всему дому. Он берет ее с собой в постель. С самого начала он ходит со мной в парк выгуливать ее и помогает ее кормить. Щенок — это большая ответственность, и это очень важный, хотя и приятный урок для детей.

Милый щенок вернул радость в наш дом. Со щенячьим задором эта собачка создала в нем новую атмосферу. По утрам она сидит рядом с нашей постелью и смотрит. Даже с закрытыми глазами я чувствую взгляд этих лабрадорьих глаз, которые заставляют меня проснуться и подняться с кровати. При первых же движениях Сторм подбирается поближе и ставит передние лапы на постель, а потом начинает радостно лизать мое лицо.

Восторг, с которым она встречает каждое утро, заразителен. Она просыпается намного раньше детей. Я подхватываю ее и отправляюсь с ней в сад. Здесь только она и я. И я вспоминаю те времена, когда Инка была моим единственным спутником — много лет назад. Мы вместе с ней шли в амбар, разжигали дровяную печку и сидели рядом. Только мы двое во всем мире.

Прошло пятнадцать лет, и теперь мы вдвоем со Сторм. Походка, наклон головы, постав задних лап… Ко мне словно снова вернулась моя Инка.

Лабрадор — это, пожалуй, одна из самых гибких пород мира. Эти собаки умеют все — они помогают слепым и глухим, работают в полиции, ищут взрывные устройства и наркотики, служат в армии, разыскивают пропавших и спасают пострадавших, ищут трюфели, определяют рак на ранних стадиях, предчувствуют эпилептические приступы, помогают больным аутизмом. Эти собаки — прирожденные помощники. Их любят рыбаки, политики, рок-музыканты и самые обычные люди. Список можно продолжать бесконечно.

Мои слова могут показаться слащавыми, но эти верные и преданные черные собаки на протяжении всей жизни были моими ангелами-хранителями. Они молча направляют мою жизнь. Они всегда со мной. Верные, добрые, веселые, оптимисты.

Мы узнали, что лабрадоры способны на многое, но главное — они обладают безупречной и непоколебимой преданностью. Они — лекарство от многих болезней нашего мира. Мы можем многому научиться у лабрадоров.

Скромный лабрадор изменил и мою жизнь.

Я не удивлен, что лабрадор стал самой популярной породой нашего мира. Это Самый Лучший Друг Человека… Навсегда…