Номенклатурные дети
Номенклатурные дети
Второго мая 1960 года на двух легковых автомашинах «Волга», пятеро загулявших отпрысков знатных родителей с девицами прикатили в Петродворец. Поставив машины возле дворца, они отправились повеселиться в Нижний парк к фонтанам. По дороге заглянули в буфет и приняли еще спиртного.
В Нижнем парке возле знаменитого «Самсона» одному из них приглянулась скульптура. Покрутившись около мраморной женщины и похихикав, великовозрастный недоросль вскочил на пьедестал, а потом, подбадриваемый компанией, забрался выше и сел на плечи «даме». Веселью сотоварищей не было предела. Гогот стоял просто лошадиный…
И тут появился милицейский патруль. Их было трое: петродворцовый кинолог Федор Апполонов, милиционеры Худоешко и Латышенков. Они увидели «озорника» уже на статуе. Он весело корчил обезьяньи рожи, размахивал руками и болтал ногами. Потом — резко наклонился вперед, и… мраморная голова обломилась, упав на землю.
Лейтенант Федор Апполонов, старший патруля, подойдя к пьедесталу, приказал: — Немедленно спуститься вниз!
— Эй, ментошки, — обрадовалась «обезьяна», — быдло деревенское! Пшел отсюда! Кругом — марш!
Апполонов хлестанул его плетью по ногам. Любитель статуй взвыл. Подключились остальные милиционеры, стаскивая оболтуса вниз. Тот бешено сопротивлялся, заехал кулаком в лицо Худоешко и Апполонову. Тогда лейтенант ребром ладони рубанул ему по шее, отключив на несколько секунд, которых оказалось достаточно, чтобы завернуть «весельчаку» руки за спину.
Пьяная компания неистовствовала, пытаясь вырвать дружка. Видно, хотелось еще что-нибудь сотворить, показать, что никого не боятся. Один — схватил отломанную голову статуи и с победным кличем швырнул ее в канал, соединяющий фонтан «Самсон» с Финским заливом…
На свистки патрульных прибыла помощь, подбежал старший оперуполномоченный Владимир Урбан, милиционер Работягов и еще один. Возмущенные граждане, человек пять-шесть, видевшие, так сказать, «оскорбительное отношение к «даме» и яростное сопротивление этой пьяной компании, помогли доставить их всех, почти волоком, в дежурку Петродворцового райотдела милиции. Там патруль подсчитал свои раны и потери. Дочери знатных родителей во время схватки расцарапали лица Апполонову, Худоешко и Латышенкову (последнему оторвали еще и пуговицы на мундире).
Пока составляли протокол и записывали показания свидетелей, «золотая молодежь» поливала (всех, кто был в милицейской форме:
— Эй, плебей, ты не милиционер, а деревенский лапоть! Последний день здесь работаешь! Завтра снимешь форму! — кричала одна из девиц.
— Мы найдем на вас управу! За избиение порядочных людей — повыгоняют с треском и пересажают! — орал какой-то юнец.
— Не на тех нарвались! — визжала еще одна девица. — За нас и ваше начальство полетит.
Но «плебеи» продолжали невозмутимо документировать происшедшее. Любитель мраморных женщин, после установления личности, был водворен в камеру. Фамилии и адреса остальных тоже были записаны, после чего их отпустили, и в дежурке, где только что стоял гвалт, похлеще базарного, наконец наступила тишина.
— А где голова? — спросил вдруг Апполонова дежурный. — Придется вам, мужики, прогуляться.
И патруль снова отправился в парк. По дороге решили, кто выполнит операцию. Ивану Худоешко, как самому молодому, пришлось раздеться на берегу канала, что тотчас собрало толпу любопытных. Трижды нырял он, пока отыскал мраморную голову. Она была в сопровождении свиты гуляющих в парке граждан торжественно доставлена в Петродворцовый РОМ как вещдок.
А через два с половиной-три часа прибыла «делегация» из горкома КПСС, прокуратуры, УВД Ленинграда и начался допрос с пристрастием дежурного по отделению Немытько, его помощника Апполонова, Худоешко, Работягова, Латышенкова, Урбана. Причем «делегатов» не интересовали факты — они обвиняли. Обвиняли их в избиении задержанной и доставленной в дежурную часть пьяной компании горкомовско-обкомовских оболтусов. После «разбирательства» они да своих черных машинах с цифрами «66» в номерах, которые не имеет права останавливать ГАИ, укатили, увозя и балбеса, изуродовавшего произведение искусства — народное достояние. Но, очевидно, вверху лучше знали, что и какому народу дозволено…
Позднее, в ходе следствия, загадочным образом исчезли объяснения граждан, помогавших задержать «детишек» ленинградской партноменклатуры. Но опытный опер Федор Апполонов тогда же переписал их адреса в свой блокнот, что в дальнейшем сказало ему неоценимую услугу: только благодаря этому его не уволили из милиции и не осудили. Следствие умышленно затягивалось. Рапорта работников милиции совершенно не брались во внимание и рассматривались как «показания заинтересованных и крайне недобросовестных свидетелей и сотрудников милиции одного райотдела».
Искалеченную мраморную даму оценили в восемь тысяч рублей и через полмесяца на ее месте появилась другая, очень похожая на прежнюю. И тоже старой работы. Мраморную голову увезли в Ленинград, где она и исчезла навсегда…
* * *
Мы с Шафраном еще ничего не знали о майских событиях в Нижнем парке, а, оказывается, они коснулись и нас. Уже девятого мая был подписан приказ о нашем откомандировании в Петродворцовый РОМ, так как местный кинолог, лейтенант милиции Федор Апполонов был отстранен от работы «за нарушение социалистической законности» (в чем заключалось это «нарушение», читателю уже известно).