ЗОЛОТИНКА Анна Веселкова (редакция автора)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЗОЛОТИНКА. Фото Александры Малышевой

Я была ещё вот такусенькой, когда в первый раз это увидела.

Моя двуногая мама называла меня Золотым Ежом, но на самом деле я была похожа на оранжевую выдру.

Я помещалась на ладошке, была сморщенная, гладкая и слепая.

И уже тогда я заметила… погодите, что? Как можно заметить что-то, если ты ещё совсем новорожденная выдра, которая мамкин сосок не с первого раза находит?

Я не знаю. Я же собака. Мы не задумываемся о таких глупостях. Заметила, и всё тут.

Это было… как жёлтые искорки. Маленькие огонечки в темноте. Они пахли, как мамин бок и как тёплая грязь в луже. И ещё немного — лесом, дохлым ежом из реки и крабовыми палочками. В общем, как всё самое лучшее на свете.

Я скулила и вертела головой в разные стороны, пытаясь поймать хоть одну. Но получалось ловить только хвосты братьев, я же вслепую это делала.

Давно это было…

Сейчас я уже не выдра. Сейчас я Огромная Жопа.

Так говорит моя хозяйка. Она всегда так ласково произносит эти слова, что не стоит даже сомневаться, что это нечто очень-очень хорошее.

А еще, когда я рядом, она часто повторяет одно слово.

Злтинка.

Нет.

Золотинка! Вот.

Что она хочет этим сказать? Оранжевой выдрой или Золотым Ежом я уже давно перестала быть.

Когда я выросла, моя шкура стала пушистой и серой. Разве что на макушке что-то сверкает под подшёрстком — папино наследство, немного рыжей шёрстки. Но злтинки там нет.

Другие тоже иногда спрашивают её про злтинку. Она смеется и говорит, что я все равно золотая собака, какого бы цвета ни была. О том, что на самом деле меня зовут Огромной Жопой, она почему-то никому не говорит. Наверное, это что-то личное, только между нами. Я считаю, что это очень мило…

Что хозяйка подразумевала под «золотой собакой», я не знала. До недавнего времени.

Об этом я и хочу рассказать. Это будет замечательная история, пахнущая мхом и немного — дохлым ежом из реки.

Мы гуляли по лесу. Высокие сосны наполняли мир ароматом горячей солнечной смолы, и шуршали на ветру, совсем как шерсть очень большой собаки. Большой и зелёной. Не хотела бы я с ней встретиться: она такая огромная, что даже под хвостом не понюхать — не дотянешься. А это уже какие — то плохие манеры.

Я думала о серьёзном — о больших шелестящих собаках, и деловито бежала вперёд.

Хозяйка плелась сзади. Она не знала дороги и всегда шла за мной. Это потому, что она не чувствовала тот самый приятный запах и не замечала их. Мне — то это было раз плюнуть, я видела злтинки, когда мамку ещё сосала, поэтому веду я.

Искорки мерцали в сумраке леса и выстраивались в ряд, уводя мой нос дальше по тропинке.

Они всегда знали, где гулять лучше всего. Хозяйка это тоже знала, поэтому подбадривала сзади:

— Злтинка!

Это значит, что она хочет больше золотых искорок. Намек понят — я припустила быстрее.

Хозяйка, обрадовавшись, закричала еще громче:

— Золотинка! А ну!..

Что там было дальше, я не знаю — хозяйке не хватило воздуха сказать, потому что она бежала за мной со всех ног.

А искорки вели дальше.

Они сияли крошечными звёздами в зелени кустов, на камнях, под сенью больших деревьев.

Эти маленькие злтинки выстраивались в цепь, прихотливо извивающуюся среди сосен — вверх по холму, потом в самый низ через овраг, оббежать кругом дерево, нырнуть под корягу, снова взбежать на холм.

Ей-богу, не будь я собакой, я бы подумала, что это какой-то диковинный танец.

Хозяйка спешила за мной, невольно повторяя дивный маршрут, которым вели меня искорки.

— ЗОЛОТИНКА!

Ух, грозно! Видимо, ей очень уж хочется увидеть больше этих искорок, раз она так кричит и продолжает бежать, даже спотыкаясь и падая на четвереньки. Кстати, не понимаю, почему она всю дорогу не пробежит на четырех лапах. Так же удобнее, нет?

Хорошо, что уже начало темнеть, и искорки стали виднее. Хозяйка сзади обреченно захрипела. «Не боись, я же все поняла, приведу я тебя к твоим злтинкам».

Кажется, что их даже прибавилось в количестве — чуть ли не под каждым кустом сверкают и даже как будто… шепчут что — то?

Шепот и сияние становились громче, и я уверенней потрусила вперед.

Под поваленное дерево, изогнувшееся аркой; оббежала три раза старый вяз, и — оп! — прыгнула в самый центр круга из замшелых камней. Хозяйка, наверное, как и любой человек, и не заметила, какой это ровный красивый круг, а не просто нагромождение валунов, ведь они все заросли мхом, а некоторые совсем утонули в траве. Но мне видно хорошо — над каждым камушком сияют мои искорки, освещая путь.

Шепот стал совсем громким, и вдруг, став почти оглушительным, пропал. Слился с шумом ручья, бегущего впереди.

Ручей вился вдоль стены деревьев, высокие стволы сосен мелькали перед глазами, сливаясь в сизо-синее марево — между стволов медленно расстилал свое пуховое одеяло туман. Злтинки, маленькие золотые искорки, ныряли в бурлящий поток и уносились вперед сияющей лентой.

Темный лес, листья, черный мох под лапами, и вдруг, без предупреждения, с громким плеском вокруг разлилось золотое сияние.

— Ох, ешки-матрешки! — прохрипело сзади.

Хозяйка плюхнулась на землю рядом со мной, с изумлением глядя на водную гладь впереди, сияющую золотом.

Казалось, это круглый диск луны, висящей низко над горизонтом, позолотил озерную гладь.

Но я проверила, лизнув воду. На вкус, как мох и крабовые палочки.

Вода сияла сама. Я с удовольствием хлебнула еще, но из-под воды на меня вдруг глянули чьи-то глаза. Очень строго получается глядеть, когда у тебя не одна пара глаз, а две.

«Напускала тут слюней»

«Ладно, ладно. Из лужи тоже вкусно».

Я вернулась к хозяйке и уселась рядом, торжественно шлепнув её мокрой лапищей по коленке.

— Жопа ты моя! — ласково сказала она. — Как же тут красиво! Но ведь в этой части леса отродясь озера не было. Могу поспорить, второй раз мы его уже не найдем, да?

Она улыбнулась и потрепала меня по рыжеватой макушке. Умеет же найти то самое место! У меня даже лапка затряслась от удовольствия.

Мы сидели в золотом сиянии луны и озера. Хозяйка взяла мою морду в руки и серьёзно заглянула в глаза. Я попыталась не косить зрачки к носу и даже языком хлюпнула тихонько — чуяла, момент серьёзный.

— Знаешь, почему ты Золотинка? В твоих глазах я вижу золотые искорки. Иногда они в них отражаются, как будто ты на бенгальский огонь засмотрелась. Хотя ничего такого вокруг и в помине нет. Во всяком случае, я их не вижу. Но у меня есть ты, да, Золотко?

Я радостно булькнула и попыталась лизнуть её в лицо.

Она засмеялась и, оттолкнув меня, сказала:

— Но по большей части, ты вс-таки жопа.

Я завиляла хвостом. Люблю, когда она меня хвалит.

Хозяйка откинулась назад и прислонилась к стволу дерева за её спиной.

Ну, наверное, она думала, что это дерево. Я с сомнением покосилась на то, как одна из веток опустилась ей на плечо.

Хозяйка рассеянно обернулась, но в ее глазах отразились только темные наросты коры и пышно зеленеющие в золотом сиянии ветки.

Она пожала плечами, и, устроившись поудобнее, поймала мой взгляд. Внимательно вгляделась во что-то. «Может, у меня муха на лбу? Или она смотрит на что — то в отражении моих зрачков? Нет, наверное муха. Я сморщила морду и потерла её лапой.

Хозяйка улыбнулась и мягко опустила руку на ветку, лежавшую у неё на плече. Несмело пожала, и кто-то тепло сжал её пальцы в ответ. Она продолжала пристально смотреть мне в глаза, и я увидела забавную штуку — искорки, отражающиеся в моих глазах, отразились в её.

Может, люди и слепые, как новорожденные щенки, но мне это когда-то не помешало. А даже если не так, у них всегда будем мы, чтобы показать то, что сами они не видят.

Лишь бы кормили. И почаще ласково называли, Жопой, например.