15 февраля

15 февраля

У Бориса Житкова есть рассказ «Что я видел». Для детей. Нуднейшая, надо заметить, вещь. Уступая классику, но не слушая злых языков, утверждающих, что ко мне в будни в гости ходить — только худеть, а по праздникам — на колбасу, рассказываю: «Что я ела». Завтрак: фруктовый салат (бананы, яблоки, орехи, морковь, апельсины, йогурт); кусочек эскалопа (запеченная свинина в сыре, с луком и помидоркой и кружочком крепкого маринованного огурца сверху); кофе с каплей коньяку; круассан с шоколадным кремом; мороженое с цукатами. Второй завтрак: кусочек нежирной буженины, кофе. Обед: салат из чего-то там, тушеная цветная капуста, жареная форель.., зеленый чай с африканскими цитрусовыми, на десерт: красное полусухое и копченый сыр. Полдник: салат из чернослива с орехами, кофе, паштет чешский деревенский нежный. Ужин: фасолевый суп, макароны, остатки эскалопов, чай каркаде, яблочная пастила. На ночь: фундук, зубочистка для выковыривания фундука из зубов…

Просто к нам мама приехала!

Вчера у нас троих (у мамы, собаки и у меня) случился культурный шок. Ну, так говорится — «культурный шок»: то ли в смысле «цивилизованный, т. е. не очень сильный», то ли в значении «расширение кругозора», кто его разберет. Говорится — да и ладно.

Началось все с того, что я купила две пачки печенья. Одно собачье, в ярко-красном брикете, с собачкой на упаковке, а второе — обычное, человечье, в неказистой серой бумажке с горнистым пионером на обертке. «Пионерское» — так и назывался сей кулинарный шедевр. В два маленьких рядка печенюшки сухонькие лежат, знаете?

Ну и вот. Купила, на стол кухонный выложила, чай поставила и пошла переодеваться. Не прошло и полгода, возвращаюсь.

Сидит мама, чаевничает, собакины печенья из пачки достает и ест, чаем запивает. «Вот ведь, — говорит, — до чего прогресс дошел! Уже печенье в форме косточек делают, удивительно!!» Откусывает, жует, сладким чаем запивает. «Ничего, — продолжает, — вкусное. Свежее печенье, рассыпчатое. Только сахару маловато. Варенье мне дай, пожалуйста. Я его с вареньем буду есть».

Рядом Варя сидит, слюнями обливается, каждый кусок глазами провожает. И в глазах — не то чтобы осуждение, а именно он — шок культурный. Села я рядом с Варей и тоже за мамой наблюдаю. Слюней, правда, поменьше пускаю. И размышляю — в какой момент ей правду открыть.

А мама ничего так, с аппетитом уминает. «Я, — говорит, — Варюшке предлагала то печенье, с пионером, — не хочет. Надо ее тоже этим, ИМПОРТНЫМ, угостить. А ты почему не ешь?…» Наливаю себе чаю-кофе, беру тоже из пачки… Откусываю… А что, вполне. На «кириешки» похоже. Или на черствый хлеб. Надо было, видимо, запивать сразу, чтоб оно рассыпчатым показалось…

А Варюхе в качестве компенсации мы потом еще и «пионера» всего скормили. Чтобы не обижалась.

Это отнюдь не единственная история про гурманов. Один мальчик у меня на работе долго просил принести ему корму собачьего — попробовать. Он когда-то, по пьянке, этим кормом пиво закусывал. Вместо чипсов. И осталось у него воспоминание, что корм — питание вполне удобоваримое. Пристал — принеси да принеси, буду есть!

Ну, принесла ему горсточку. «Для крупных собак». Погрыз он в своем уголке, почмокал, зубом поцыкал. «Нормально, — говорит. — Я счастлив. Я сыт». А потом, через часок, ка-ак начал на людей бросаться! Приступ злобности с ним случился. Поругался с кем мог, а с кем не мог, просто порычал в след.

Коллеги велели больше корму ему не носить. Хотя он просит, мерзавец.