Глава XII СО МНОЙ СЛУЧАЕТСЯ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XII

СО МНОЙ СЛУЧАЕТСЯ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Вот что случилось в первую зиму моего пребывания у Морисов, за неделю до Рождества. Погода стояла морозная; снегу выпало мало, зато лед был отличный для катанья на коньках. Наши мальчики каждый день ходили кататься на маленькое озеро недалеко за городом… Мы с Джимом часто сопровождали их и очень веселились, бегая по скользкому льду.

Раз, в субботу вечером, мы вернулись все домой довольно промерзшие, потому что на дворе дул резкий, холодный ветер. Приятно было войти в переднюю, где пылал славный огонек в камине. Мне стало жаль Джима, которому не полагалось сидеть в доме, но он мне сказал, что ничуть сам о том не горюет, так как у него прекрасная большая конура, чистая, с хорошей подстилкой.

Мальчики снесли ему туда большую миску молока и теплого мяса. Поужинав, Джим улегся и скоро заснул. Он очень любил свою просторную конуру, где можно было ночью встать, хорошенько потянуться и выбрать новое удобное положение для сна. Конура Джима была сделана на возвышении, а не прямо на земле. Внутри были устроены полати, крытые меховым пологом от саней. Здесь Джим спал в большие холода.

В тот вечер, о котором я начал рассказывать, на меня напал такой голод, что я едва мог дождаться, пока Лора пила чай. Госпожа Морис, зная, что мальчики проголодались, велела изжарить им к ужину бифштекс с картофелем. От вкусного запаха мне еще более хотелось есть, но я знал, что говядины мне не удастся отведать. Даже если бы мальчики не съели весь свой ужин сами, нам, собакам, не дали бы оставшегося от них. Госпожа Морис была очень бережливая хозяйка и определяла, кому что следует. Марья, кухарка, стряпала для нас прекрасную похлебку, но из мяса похуже сортом. Кроме того, Лора настаивала на том, чтобы нам давали поменьше мясного, говоря, что комнатные собаки болеют от слишком сытной пищи. Днем и в ужин мы получали хлеб с молоком или похлебку из собачьих сухарей.

Я всегда ел очень шумно. Обрезанные уши были, верно, причиной почти постоянного моего насморка, от которого мне было часто трудно дышать, что и заставляло меня, когда я ел, дышать особенно тяжело и громко. В холодную погоду мне становилось хуже.

— Вот ты опять простудился, Джой, — сказала Лора, ставя мне глубокую тарелку с едой. — Когда поешь, поди сюда и растянись у огня. Что ты? Или еще поесть захотел?

Я тявкнул в знак согласия, и она наполнила мою тарелку во второй раз.

Лора никому не позволяла вмешиваться в дело нашего кормления. Раз она увидала, что Вилли дразнил меня костью и все вырывал ее у меня из зубов.

— Вилли, — обратилась к нему Лора, — что бы ты сделал, если бы я подошла к тебе, когда ты собираешься покушать жареного с картофелем, и вырвала у тебя тарелку?

— Не знаю, что бы я сделал, — отвечал Вилли, смеясь, — но мне бы очень захотелось тебя побить.

— Вот видишь! Я думаю, что и Джой с удовольствием покусал бы тебя, когда ты мешаешь ему есть. Не выводи его из терпения.

После этого разговора Вилли никогда больше не приставал ко мне во время еды, чему я был очень рад, так как раза два на меня находило сильное искушение порычать на него.

После ужина Лора ушла наверх, и я пошел за ней. Она села в низенькое кресло и принялась читать, а я растянулся на ковре подле нее.

— Знаешь ли ты, Джой, — обратилась она ко мне с улыбкой, — почему ты царапаешь землю, ложась спать, точно ты готовишь себе ямку и несколько раз повернешься, укладываясь?

Конечно, я ничего про это не знал и вытаращил на нее глаза.

— Вот видишь ли, — продолжала она, — давно, давно собаки не жили в домах, как ты, Джой. Они были дикие звери и бегали в лесах. Они скребли землю и листья, делая себе ямку, чтобы в ней спать. Привычка эта перешла и к тебе, Джой, по наследству от твоих предков.

Мне показалось очень интересным то, что она говорила, и я охотно послушал бы еще что-нибудь о моих предках, но в эту минуту вошли остальные члены семьи. Я очень любил, когда все собирались вечером в нашей уютной гостиной. Госпожа Морис шила, мальчики читали или учили уроки, господин Морис зарывался в свою газету, а мы с Билли лежали у камина на ковре.

Мне очень хотелось спать в тот вечер, а Нед все задирал меня, не давая уснуть. Он любил-таки подразнить меня. Хотя я и знал, что он дурачит меня, но я не мог отвести от него глаз.

Он закрылся книгой от матери, сам же закинул голову назад и широко открыл рот, как будто собираясь выть. Я не выдержал и громко залаял. Госпожа Морис крикнула на меня:

— Что это, Джой! Молчать!

Мальчики все посмеивались, зная проделки Неда. Только что я собрался во второй раз залаять, за что, верно, был бы выгнан из комнаты, когда дверь отворилась, и на пороге явилась молодая девушка Бесси Дрюри.

На ней были теплая шапка и большой платок, накинутый на плечи. Она перебежала улицу из дома напротив нашего.

— Госпожа Морис, — заговорила она быстро и очень оживленно, — позволите ли Вы Лоре переночевать у меня? Сегодня моя мама получила телеграмму из Бангора, извещающую ее о серьезной болезни ее тети, госпожи Каль. Мама хочет с ней повидаться, и папа сейчас везет туда маму. Я остаюсь одна дома; мама просит вас отпустить ко мне Лору.

— А Вы не можете придти ночевать к нам? — спросила ее госпожа Морис.

— Мама хотела бы, чтобы я осталась дома, — отвечала девушка.

— Хорошо, я думаю, что Лора с удовольствием пойдет с Вами и останется у Вас ночевать, — сказала госпожа Морис.

— Конечно! — прибавила Лора с улыбкой. — Я приду к тебе через полчаса.

— Благодарю вас, госпожа Морис, и тебя, Лора.

С этими словами Бесси Дрюри ушла домой.

— А кто-нибудь постарше остается у них в доме? — спросил господин Морис после ухода молодой девушки.

— О, да! — ответила его жена. У госпожи Дрюри есть старая няня, которая лет двадцать в доме, и, кроме нее, остаются при доме две горничные да кучер Дональд, который ночует в конюшне. Беспокоиться за девочек нечего.

— И прекрасно, — заметил господин Морис, снова принимаясь за газету.

Люди не знают, как хорошо собаки понимают все, что говорится около них. Мы не понимаем каждого отдельного слова, но всегда схватываем смысл. Так и теперь: я отлично сообразил, что господин Морис беспокоится о Лоре, что она уйдет ночевать в чужой дом, и я тотчас решил, что пойду с ней. Когда она сошла с сумкой вниз, я встал за ней.

— Милый мой Джой, — сказала она, я тебя не возьму с собой.

Я протиснулся в дверь за нею после того, как она простилась со своими.

— Джой, ступай домой! — сказала она твердо.

Я послушно отступил к двери, но так жалобно завыл, что она спросила:

— Что с тобой, Джой? Слушай, ведь я завтра утром вернусь. Не визжи, пожалуйста!

Она затворила дверь, оставив меня в доме, а сама ушла. Я чувствовал себя очень несчастным и стал метаться взад и вперед, громко воя. Госпожа Морис посмотрела на меня через очки.

— Мальчики, — сказала она, — видали ли вы когда-нибудь Джоя в таком волнении?

— Нет, мама, — ответили они.

Господин Морис, любивший меня больше всех других домашних зверей, пристально посмотрел на меня. Я подбежал к нему и положил ему на колени передние лапы.

— Слушай, мать, — обратился он к жене, — выпусти собаку.

— Хорошо, — сказала госпожа Морис, немного озадаченная.

— Джек, добеги до соседей с собакой, расскажи, какой она тут подняла вой и попроси от меня оставить ее с Лорой на ночь.

Джек схватил шапку и бегом пустился через улицу по дорожке, усыпанной щебнем, к дому господ Дрюри.

Они жили в большом белом строении, с деревьями в палисаднике и большим садом сзади. Это были богатые люди, принимавшие много гостей. Я часто издали видел нарядных дам и кавалеров, выходивших из карет и входивших в подъезд. Собак и вообще каких бы то ни было животных они не держали, так что мы не забегали к ним.

Джек передал меня девушке, явившейся на его звонок. Она улыбнулась, услышав его просьбу, и повела меня наверх.

На верхней площадке пожилая женщина укладывала большой сундук. Дама, стоявшая подле нее, закричала, увидав меня:

— Няня, няня! Смотрите, что это за гадкая собака? Откуда она явилась? Сусанна, прогоните ее скорей!

Я не шевелился, а девушка передала барыне то, что сказал Джек.

— Ну, это другое дело! — заметила дама, выслушав ее. — Если собака принадлежит Морисам, то это, наверное, благовоспитанное животное. Скажите молодому барину, что я очень благодарю его маму за то, что она позволила Лоре ночевать здесь. Скорей, няня, сейчас надо ехать!

Я тихонько вошел в гостиную и с радостью увидел мою милую Лору. Подле нее была чужая барышня, и они обе торопливо укладывали дорожную сумку.

Через минуту явился господин Дрюри, поднялась суета прощания, и господа уехали, а мы остались одни в затихшем доме.

— Няня, вы, верно, устали: ступайте спать, — сказала Бесси. — А вы, Сусанна, подайте ужин в столовую. Что ты хочешь кушать, Лора?

— А ты? — спросила Лора, смеясь.

— Горячего шоколада с бисквитом.

— И я хочу того же, — сказала Лора.

— Принесите еще пирога, Сусанна, — попросила Бесси служанку, — да захватите чего-нибудь для собаки. Я думаю, она охотно скушает кусок индейки, оставшейся от обеда.

Если бы у меня были уши, я бы их навострил при этих словах. Жаркое было для меня редким лакомством.

Какой вышел веселый ужин! Обе девушки сидели за большим обеденным столом, попивая шоколад и весело болтая, а я старательно глодал вкусные кости, не разбрасывая их с газеты, которую мне подстелила Сусанна.

Бесси, глядя на меня, смеялась до слез.

— Настоящий благовоспитанный господин, — говорила она про меня. — Посмотри, Лора, как он лапами придерживает кость, чтобы ничего не запачкать около себя. О, Джой, какая ты смешная собака! Не правда ли, ты доволен своим ужином?

— Однако, не пора ли нам спать? — сказала Лора, когда стенные часы в передней пробили одиннадцать.

— Пожалуй, пора, — отвечала Бесси.

— Где же будет ночевать собака?

— Не знаю, — возразила Лора, — дома он большею частью ночует в конюшне или в конуре Джима.

— Не приготовить ли ему постельку в кухне? — спросила Бесси.

Сусанна устроила мне отличную постель подле плиты, но я не хотел оставаться один на кухне; поэтому я громко залаял, как только меня заперли там.

Лора даже рассердилась на меня, но что же мне было делать с собой? Я пришел в этот дом с тем, чтобы охранять Лору, и не мог ее покинуть. Меня взяли наверх в спальную Бесси. Это была красивая комната с мягким ковром, в ней стояли две кровати. Девочки сдвинули их, чтобы продолжать разговор, лежа в постелях.

Я слышал, как Бесси сказала Лоре, перед тем как потушить свечку:

— Не пугайся, если тебе ночью послышатся шаги. Наша старушка-няня спит напротив нашей комнаты через площадку, она встает ночью и приходит смотреть, спокойно ли я сплю.

Поговорив довольно долго, девочки, наконец, заснули. Лора перед сном простила меня, дав мне лизнуть свою руку.

Я очень устал и сладко заснул на мягком меховом коврике подле кровати Лоры. Но как ни крепко я спал, а и во сне чутко прислушивался и то и дело просыпался.

Раз Лора разбудила меня, повернувшись в постели, в другой раз Бесси засмеялась во сне; кроме того, мороз скрипел деревьями.

Когда большие часы на верхней площадке били, я всякий раз тоже просыпался. Помню, они только что пробили какой-то час. Я вскочил. Мне снилось мое раннее детство: Дженкинс преследовал меня с большим кнутом, а я убегал от него. Даже наяву у меня еще тряслись ноги.

Я обошел комнату. Девочки спокойно спали. Я подошел к двери, ведущей на площадку. Из противоположной двери комнаты светился слабый огонек ночника. Я перешел туда, заглянул в щель двери и увидел нянюшку, которая крепко спала, тяжело дыша и что-то бормоча во сне.

После этого я вернулся на свое место и постарался заснуть, но сон не шел ко мне. Какое-то странное беспокойство охватило меня, и я все ходил по комнате. Потом я опять вышел на площадку и прислушался. Наконец, я решил сойти в переднюю, а потом уж лечь спать.

В этом доме везде были постланы такие мягкие ковры, что мои лапы неслышно ступали, как кошачьи, не то что на клеенке у Морисов. Я осторожно обошел переднюю, останавливаясь подле каждой двери и нюхая у щелей. Внизу не было ночников; везде было совсем темно, но вот из-под двери столовой показалась маленькая полоска света. «Странно, — подумал я, — не может быть, чтобы еще кто-нибудь ужинал. Ужин давно кончился, зачем в столовой свет?»

Я подошел к двери, и потянул носом воздух. Оттуда донесся до меня очень ясный человеческий запах. Еще минута, и я узнал человека по запаху. Там был Дженкинс!