Утраты и достижения

Утраты и достижения

Да! Надо сказать о тех изменениях, которые произошли в клубе. Еще перед войной Сергей Александрович перешел в промышленность руководить караульными объектами, где применялись собаки. Добился своего: ведь он всегда мечтал о том, чтоб «внедрить» собаку в народное хозяйство; и теперь промышленности тоже потребовались специалисты по служебному собаководству. Теперь, приходя в клуб, мы уже не слышали: «День добрейший!» — его могучего баритона, «иерихонской трубы», по выражению моей матери. И день уже был не такой добрейший — военный день. Начальником клуба стал Алексей Иванович Рогов, человек уже в годах, седой, обычно надевавший очки, когда брался за дела, но неутомимый и несокрушимого здоровья.

Читатели, я надеюсь, не забыли Игоря, его сына, с которым мы в предвоенные годы совершили совместную поездку по Чусовой и в Москву. Игорь стал взрослым человеком, мужчиной, его призвали в армию в первые же дни войны, он сражался в частях противотанковой артиллерии, и отцу с матерью оставалось лишь одно — припасать терпения и ждать заветные треугольники — фронтовые солдатские письма, доставляемые полевой почтой.

Домик знатного мичуринца, поучиться опыту которого люди приезжали издалека, на окраине города, утопал в зелени, цветах, во дворе вечно копошились щенки, собаки. Алексей Иванович был большим поклонником природы, будь то дерево или животное; и птицам в его саду жилось привольно, их щебетание и гомон слышались за полквартала. Рано утром Алексей Иванович поднимался, запрягал престарелую овчарку Геру в тележку или санки и в сопровождении ее неторопливо шагал через весь город.

Зимой он являлся в клуб еще затемно. Гера с упряжкой нужна была ему на случай, если придется подвезти собачий паек или что другое.

Выдержка Алексея Ивановича превосходила всякие границы, и мы лишь много дней спустя узнали, что произошло однажды; долгое время он скрывал это и от жены. Командование части сообщило страшную весть: сын убит. Пал геройской смертью. Пал… Молча, долго вглядываясь в прыгающие буквы, Алексей Иванович прочитал «похоронную», молча, медленно сложил ее и спрятал в стол, где хранил важные бумаги. Как всегда, вышел он утром с собакой из дома, но тут силы оставили его. Он упал и потерял сознание. Когда очнулся, вокруг толпился народ, кто-то побежал вызывать «скорую помощь», а Гера лаяла и никого не подпускала к хозяину.

Это случилось глубокой осенью сорок первого года. С тех пор Алексей Иванович замкнулся, он как будто закрыл свое сердце на замок, твердости его могли позавидовать многие. Он мужественно нес свое горе и до конца войны не слагал с себя обязанности начальника клуба. Ему в значительной степени клуб был обязан тем, что, несмотря на большой расход животных, количество их почти не уменьшалось, а качество — объективные показатели, как говорят кинологи, — даже стало лучше. Дальновидный и расчетливый, Рогов бережливо расходовал корма, выделяемые государством для питания собак, умело планировал отправку собак в Центральную школу, откуда они, отработанные и уже с вожатыми, направлялись на фронт.

В действующей армии находился и старший инструктор, кумир мальчишек и девчонок — юной части нашего клуба, Григорий Сергеевич Шестаков. Его место заняла Нина Борисовна Лурина, женщина весьма любопытная во многих отношениях.

Долгое время Нина Борисовна увлекалась овчарками, можно сказать, души не чаяла в своем Пижоне (пес был отличный, один из лучших) и лишь под конец жизни, когда не стало Пижона, вдруг «перешла» на спаниелей, небольших охотничьих собак (хотя ни сама, ни муж не охотились), ласковых, как кошки, и очень удобных в содержании. «Большую собаку стало тяжело держать, — оправдывалась она, хотя ее никто ни в чем не винил. — Пудель, спаниель — умная, удобная, никого не заглатывает сразу…» Прежде, когда «заглатывал» ее Пижон, ей нравилось.

Впервые я увидел Нину Борисовну в довольно-таки комической ситуации, на выставке. Только что прошел дождь, ринг размок, грязь, лужи; и вот, представьте эту картину: большущая овчарища таскает за собой по рингу хозяйку, женщину хорошо одетую, с короткой стрижкой «скобочкой» (по моде). От сильного толчка женщина упала, но поводок не выпустила из рук, а, наоборот, как говорится, вцепившись в него намертво, волочилась за псом на животе… Хохот вокруг стоял гомерический!

Пижон не только умел «заглатывать» — на нем ездить можно было!

Вскоре случай свел нас вторично. Иду по улице и вижу — бегает овчарка. На самой середине мостовой; а улица шумная, с большим движением транспорта. Вот-вот задавят! Сорвалась, а хозяйка — неловкая женщина — не может поймать ее, растерялась.

Большой черный «ЗИС» мчался прямо на собаку. Та встала и стоит, автомобиль затормозил.

Милиционер остановил движение. Наверное, бешеная! Перед тем по городу были расклеены плакаты, которые еще вызвали большое возмущение в клубе: «Боритесь с бешенством!» — и нарисована овчарка в наморднике. Бесятся ведь прежде всего дворняжки, бездомные животные.

— Она у вас сорвалась или просто отцепилась? — принялся постовой допрашивать хозяйку.

— Да отцепилась она! Вот… — показала поводок.

— Вы не бегайте за нею, она скорее подойдет, — сказал я, вступая в разговор. Тем временем собака с мостовой перебежала в сквер и принялась весело бегать, резвиться там, потом легла за акациями у решетки.

И вдруг с той стороны через решетку лезет женщина, полная, средних лет, нарядно одетая. Она опередила меня. Неожиданно ловко перекинула себя через решетку, которая была почти по грудь, поставила сумочку к решетке и решительно подошла к собаке, словно век ее знала. «Фу!» — стиснула парфорс и вывела к хозяйке.

— Она у вас не набегалась. Надо давать поразмяться, а то всегда будет убегать. Каждый раз так будете маяться…

Она почти из слова в слово повторила то, что напоминал любителям Сергей Александрович. Как говорится, учить легко: а что было у самой на ринге?

Это была Лурина.

Так мы познакомились. Потом она побывала у меня — хотела «лично представиться» Джери.

Светлый глаз с круглым черным зрачком в сочетании с выглядывавшим ярко-красным уголком третьего века придавали Джери выражение крайней свирепости и пугали многих, но Лурина разбиралась в собаках так же, как, видно, разбирался и пес в людях.

— Ах ты, дорогуша! — принялась она трепать пса, а Джери с готовностью отвечал ей на ласку. — Хорош, хорош! Ну, дай лапу! Лапу даешь?

В военные годы сильно обновился состав членов клуба. Пришло много молодежи, женщин. Некоторые (мужья их находились на фронте), невзирая на обремененность детьми и домашними заботами, еще успевали активно сотрудничать в клубе — ходили по квартирам и обрезали прибылые пальцы у новорожденных щенков, помогали в распределении пайков собакам.

Лурина умела ладить со всеми, хотя это было непросто: люди разные, а кроме того, многих глодала печаль, забота. Во всякое, казалось бы, даже самое незначительное дело, пустяк она вносила какой-то свой, особый задор, все получалось у нее весело, доброжелательно, касалось ли это людей или животных. Она не гнушалась никакой работой, могла, если прикажут, побежать куда угодно в ночь-полночь. А сколько этих прибылых пальцев отрезала сама Нина Борисовна, не поддается учету.

Особую заботу ее составляли подростки, дети, и особенно те, отцы которых находились на фронте.

Помню один день в клубе — люди, собаки, «собачьи» разговоры… Была выводка молодняка. День холодный, собак заводили в помещение, и там начальник, Алексей Иванович, испытующе осматривал каждую, подробно объяснял, как надо кормить, содержать, чтоб был хороший пес. Нина Борисовна сидела тут же, писала. Среди взрослых давно вертелся парнишка лет двенадцати-тринадцати.

Накануне в клубе случилось «ЧП»: принесли щенков, щенки «безродные» — без родословной, мать переехало машиной, ночью одному крысы отъели кончик хвоста.

— Дать разве ему бесхвостого? — откладывая ручку, проговорила Нина Борисовна. Парнишка давно просил щенка. — Тетя тебе разрешила взять? — обратилась она к нему, пояснив окружающим: — Живет у тетки. Матери нет, отец на фронте…

Паренек сразу оживился:

— Разрешила, разрешила…

— Точно? Не врешь? Потом не придется назад нести?

— Точно! Разрешила! Сказала: бери… ладно уж… Дадите?

И радость на круглой мальчишеской физиономии тут же сменилась озабоченностью: мучительный вопрос, возьмут деньги или не возьмут? Слышал: за щенка полагается платить. И верно:

— А деньги у тебя есть? — последовал новый вопрос.

— Мне тетя разрешила, разрешила… — И осекся. Все ясно: разрешила, но денег на приобретение не дала.

— Я тебя должна проинструктировать, — строго произнесла Нина Борисовна — на лице парня опять тревога — и рассказала ему, как следует обращаться со щенком. А в конце: — Даром щенка отдавать не полагается…

Он замер.

Она чуть помедлила и добавила:

— Заплатишь три копейки и забирай… Три копейки есть?

— Три копейки? Ой! — И принялся лихорадочно шарить по карманам. А вдруг нет и трех копеек? Нашлись! Выложив монету на стол, схватил пса — и обоих как ветром сдуло. Присутствующие проводили их улыбкой.

— Полагается платить, примета есть такая, — пояснила Нина Борисовна после их ухода. — Раз куплено, значит, дорого, значит, будет жить долго, все будет хорошо…

— Будьте уверены, он всю жизнь станет вспоминать эти три копейки, — сказал Алексей Иванович, и на аскетическом лице его тоже промелькнуло подобие улыбки. — Может, для него сейчас в этом щенке вся жизнь…

Он не ошибся.

Счастливый обладатель щенка, правда, скоро опять явился в клуб чуть ли не в слезах: — Ребята задразнили, говорят, без хвоста, нестандартный, на выставку не примут. Там даже с одним пятнышком не принимают…

— Да ты подожди насчет выставки, — прервала Лурина. — Любит он тебя?

— Любит.

— А ты его?

— Тоже…

— Так в чем же дело? Чудак! Все прекрасно. Да он, знаешь, на состязаниях у тебя еще призы будет брать, только учи!..

Парень расцвел, высохли готовые вот-вот брызнуть слезы.

Вскоре я увидел — на панели около клуба парнишка учил щенка.

— Розка, сдохни!

Пес притворялся мертвым.

— Живем!

Вскочит. И так несколько раз. «Живем!» Это был наш знакомец с «комолым» псом, как окрестил кто-то. (Комолыми называют коров без рогов; ну, сойдет и щенку!) Они шли в клуб и по дороге решили «прорепетировать». Хоть дрессировка не по уставу, но — дрессировка, не хуже другой. Он же мне объяснил, «как делают боксеров»: р-раз мордой в стену — и готов, морда стала курносая…

Боевой парень! Через несколько месяцев — щенок подрос — я встретил его уже на площадке.

— Ну, как дела-то?

— Ничего… Только мясо сожрала!

Он учил свое сокровище уже отказу от корма.

Вскоре, к нашему удивлению, на площадку заявилась сама тетя.

— Сказала Тимофею: погляжу, где ты болтаться будешь… — объяснила она свой приход. Вид у нее был довольно воинственный: надоел воспитанничек со своими собачьими причудами.

Мы ждали бури; а вышло… Понравилось, стала ходить сама! После призналась: — Учиться стал лучше. А то все скучал об отце…

Помню еще одного мальчишку. Он ухитрился держать своего питомца на чердаке. Дошло до домоуправления, разыгрался скандал: убрать пса — мальчишка в рев. Пришлось вмешаться клубу. Девочка-соседка сообщила для характеристики парня:

— Я этого мальчика знаю. Мы ездили в колхоз — он лягушку съел на спор…

Ничего себе, рекомендация. А между прочим, собаковод из него получился отличный. Собаку отвоевали, стала жить в будке во дворе. Парень оказался с характером.

А сколько было таких!

Между прочим, существует мнение ученых, что первое живое существо, которое щенок по рождении увидит около себя, становится для него и самым дорогим, к нему он привяжется на всю жизнь, за ним готов потом следовать повсюду. Вероятно, поэтому щенки так быстро привязываются к хозяину.

Профессор Севилла, в романе Р. Мерля «Разумное животное», говорит: «Я хотел бы объяснить вот что: животное считает своей матерью первого, кого оно видит около себя, когда рождается…»

Однако к этому я хотел бы добавить: не вздумайте всю жизнь полагаться на свой «родительский» авторитет. Первое время щенок бегает за вами, как привязанный за ниточку. Вероятно, теперь матерью для вашего щенка стали вы. Но вот он подрос, и вы раз от раза убеждаетесь: что-то Рэкс уже не спешит слушаться вас. Появляется пренебрежительное отношение к приказаниям хозяина. Поглядывает как-то озорно-снисходительно. Уж не поменялись ли вы ролями? Может, теперь уже он — главный, а вы — при нем? Уверяю, абсолютно невымышленная ситуация. Многие псы делаются в семье деспотами, если на них вовремя не наложить узды. (Так же, как капризные избалованные дети).

Ребенок, получив в товарищи пушистый комочек жизни, обещающий в будущем превратиться в преданного Друга, и сам проникается сознанием доброты, отныне она становится для него главной силой, определяющей все его поступки…

Ребята, ребята, милые наши старатели! Они тоже жаждали победы, тоже шагали в ногу со взрослыми. А если иногда не получалось… Хотите еще сценку? На площадке маленькая кудрявенькая девочка и черная хмурая шотландская овчарка. Собака не слушалась, нипочем не хотела выполнять команды своей юной воспитательницы. Девочка наклонилась и сказала, показывая на другую псину:

— Вон твоя мама учится…

Стыдись-де. Все сейчас работают, а ты?!

Неожиданно педагогический талант открылся у Спиридона Маркова, каюра собачьей упряжки, принадлежавшей клубу, нашего «кучера». Маркова теперь частенько можно было застать в окружении ребят.

Колоритнейшая личность! Маленький, смахивающий на подростка, со слезящимися глазками от вечного пребывания на ветру, голос — фистула. Простодушный, доверчивый и очень старательный. В армию его не взяли из-за хромоты; Марков был этим искренне опечален и даже обижен (думаю, он и на фронте нашел бы свое место и сумел доказать, чего стоит, физический недостаток искупался рвением). Помню трогательную сцену прощания Маркова с отбывавшим на фронт Шестаковым. Марков разволновался: «Ну, Гриша…» — и неумело потянулся к нему губами, потом часто-часто заморгал, громко всхлипнул, совсем как малое дитя, махнул рукой и поспешно отвернулся. Никогда не имевший семьи, что называется бобыль, он тосковал о друге и теперь отводил душу в беседах с молодежью.

Сегодня он учит, как нужно управляться со злобным псом:

— Собака бросилась на меня, но я загнал ее в пассивно-оборонительную реакцию…

Завтра выкладывает свои познания по разным практическим вопросам собаководства:

— Питомник должен быть расположен в двухстах метрах (он говорил: в двести метрах) от жилых помещений, помойных ям и других нарушений ветнадзора…

— Корм должен состоять из белков, жиров и витаминов…

Думаете, кто-нибудь смеялся? Ничуть. Совсем наоборот.

Учтите подчеркнутую серьезность и доверительный тон рассказчика и простодушную заинтересованность аудитории, благодарно внимавшей каждому слову. Впечатление получалось колоссальное!

Несомненно, у него имелась и незаурядная, столь драгоценная для всякого беседчика жилка юмориста:

— Уж такая, понимаешь, была злая собака, уж такая злая, язви ее… все время лежала на завалинке… и кто ее украл?!

И сам первый, довольный смеется. Неизменным успехом у слушателей пользовался номер «чего у Гитлера не хватает». Живая сатира! Весело, ядовито! И в заключение неизменно:

— Усек? (то есть — уразумел, понятно?)

Каюр Марков изощрялся, обучив одну из собак упряжки с забавной кличкой Тюбик:

— Покажи, где у Гитлера не хватает? — Тюбик принимался бить себя лапкой по голове. — Вот видишь… Собака и та понимает!

В связи с этим вспоминаю, как однажды философствовал Алексей Викторович, когда еще только ползли слухи, что Гитлер и вся его камарилья мечтают о том, чтоб напасть на нас:

— Наполеон был незаурядной личностью, хотя по нашим нынешним понятиям, деспот и захватчик. Тоже сломал шею на России…

— Как «тоже»? А кто еще?

— Гитлер. А разве вы сомневаетесь, что его ждет судьба Наполеона? Хотя, собственно, что я говорю? По сравнению с этим ефрейтором Бонапарт был действительно великий человек; а этот просто мерзавец, низкая тварь, возмечтавшая о мировом господстве. Сказывают, он тоже держит пса… Бедный пес!

Гитлер действительно держал около себя овчарку Бланш, которую потом, когда события обернулись против него и наши войска вошли в Берлин, сам же и отравил.

Во фронтовых газетах появилась статья Эренбурга «Каштанка» — о ратном труде собак. Статью перепечатала «Пионерская правда», ее прочитали ребята. А вскоре Марков объяснял:

— А ты знаешь, что Каштанка действительно существовала? У Чехова была собака Каштанка. Знаешь Чехова? То-то. Так вот, значит, ему подарили ее после того, как он написал рассказ «Каштанка». Читал «Каштанку»? Отблагодарили, значит…

А я и не подозревал, что у нашего каюра такие познания!

Когда стало известно о гибели Игоря Рогова, Марков начал опекать Надю, невесту Игоря. Она тоже часто бывала в клубе, хотя тогда еще не имела своей собаки. Впоследствии из Нади вышел хороший ветеринарный врач, а тогда это была тихая тоненькая голубоглазая блондиночка с длинными косами. Мы прозвали ее Ярославной. Она училась на втором курсе сельскохозяйственного института, набираясь под руководством Леонида Ивановича и его коллег ума-разума и впитывая идеи гуманизма, когда погиб Игорь.

Все с симпатией следили за нарождающейся любовью в двух юных сердцах, нежные лепестки которой опалила война. Надя поблекла, замкнулась, но от людей не бегала. Марков ободрял ее:

— У тебя имя-то какое: Надежда! А ты падаешь духом… Нехорошо! А может, он еще найдется… А что? На войне, знаешь, всякое бывает, нет, нет человека — и вдруг объявился… Вот гли-ко, что я тебе принес, читай и жди…

Оказалось, он принес ей стихотворение Симонова «Жди меня», вырезал сам из какой-то газеты. Прочитал и подумал о ней: надо как-то поддержать девку. Все это было очень трогательно.

Интересно, как они познакомились, Игорь и Надя.

Как-то Надя возвращалась вечером домой от подруги. За ней приударил парень-хулиган. Ухажер! Стал преследовать девушку. А навстречу Игорь с Герой. Сразу понял, в чем дело («оценил обстановку», по выражению Маркова), задержал хулигана.

— Все на собаку надеешься. Не она, так… — уязвил задержанный.

Игорь посадил Геру, отвел хулигана в сторону и задал ему взбучку. Он ходил в секцию бокса, кулаки у него были хоть куда.

Как не полюбить такого?

Я очень живо представлял его, высокого, прямого, с открытым взором, ясно глядящим на мир, и значком «ВЛКСМ» на груди. Вспоминал, как его Гера «поет за компанию» с птахами в саду, а Игорь ублажает всех: с Герой — игры, а птицам зимой — кормушки… Где ты теперь, Игорь?