19. Если не я, то кто?

19.

Если не я, то кто?

Происшествие на выставке оставило гораздо более глубокие следы в Брысиной психике, чем я могла предположить. Она теперь часто спрашивала меня, почему люди бьют собак. На мой встречный вопрос — почему собаки кусают людей — она ответить не могла, лишь уклончиво говорила, что это нельзя сравнивать.

— Почему? — спрашивала я. — Человек может убить собаку, но и собака может загрызть человека. Вон, смотри, газеты полны статей про то, как собака опять покусала ребенка.

— Это просто ужас какой-то! — соглашалась Брыся. — Но все равно нельзя сравнивать!

Дальше этого разговор у нас не двигался, пока однажды она не развила свою мысль:

— Вот, если, например, человек убьет собаку, что ему будет?

— Ну… — замялась я. — Если докажут, что убил жестоко, посадят ненадолго в тюрьму и наложат штраф. Но если он ее просто усыпил у ветеринара, тогда ничего не будет.

— А если собака укусит ребенка?

— Ну… скорее всего… усыпят на месте.

— И что тут непонятного? — вскипела Брыся. — Собаку усыпят в любом случае, а человека никто никогда не усыпит, даже если он собаку убьет, утопит или замучает. Мне Энди таких ужасов нарассказывал! Я три ночи не спала! Вон, та же крыса! Вы, люди, вынесли бы ей совсем другой приговор, разве нет?

— Да, — грустно согласилась я. — И что теперь делать?

Она вздохнула:

— А ничего. Джека только жалко. И тебя. Всех жалко!

— Как думаешь, может, позвонить? — спросила я, доставая из сумки визитку. — А то он там, наверное, переживает. Ведь нет ничего хуже неизвестности…

— Позвони! — закивала Брыся. — Посмотрим, что хозяин скажет…

Я набрала номер, в трубке раздались гудки. Потом включился автоответчик, и уже знакомый мне голос уверенно произнес: «Вы набрали номер Поля Леруа, пожалуйста, оставьте сообщение».

Я быстро проговорила заранее продуманный текст: «Это мадам, которую на выставке покусала ваша собака. Перезвоните мне, пожалуйста».

— Как думаешь, перезвонит? — спросила Брыся.

— Думаю, да. Чаще всего такие люди звонят, потому что не хотят неприятностей… Директор все-таки, — сказала я и показала Брысе визитку, которую она тут же попыталась попробовать на зуб.

Я и до этого спрашивала ЖЛ, не знает ли он Поля Леруа. Название фирмы показалось ему знакомым, но директора он вспомнить не смог. Узнав, что я ему позвонила, ЖЛ пообещал навести справки.

Уже на следующее же утро он позвонил мне с работы:

— Твой Леруа действительно директор предприятия, не крупного, но и не очень мелкого. Мне сказали, что он пьет, а два месяца назад от него ушла жена, забрав детей. Я так понял, что Леруа теперь практически не руководит предприятием.

Мое воображение ту же нарисовало эту семью: молодую женщину, которая больше не могла переносить приступы ярости когда-то горячо любимого супруга; детей — свидетелей тяжелых домашних сцен; мужчину, который проводил досуг в компании бутылки крепкого алкоголя…

Он перезвонил через два дня и, подчеркнув, что у него нет времени на общение со мной, коротко осведомился о цели моего звонка. Я ответила, что хотела бы поговорить о том происшествии. По всей видимости, он хорошо подготовился к этому разговору: сразу же заявил, что нашел свидетелей, готовых подтвердить, будто я сама спровоцировала его собаку. И добавил, что если я подам в суд, он все равно выиграет дело, потому что его лучший друг — очень известный адвокат. «А от этого придурка я скоро избавлюсь, так что прецедент исчезнет сам собой». «Этим придурком» был, видимо, не известный адвокат, а маленький джек, которого злодейка-судьба забросила в руки Поля Леруа.

Да, Брыся была права: суд над собакой совершается гораздо проще и быстрее, чем суд над ее хозяином. Но смерть маленького джека не решит проблему: Поль Леруа, конечно, вправе усыпить своего пса, но интуиция подсказывала мне, что джек был не первой его собакой. И не последней.

Я сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и на одном дыхании выпалила:

— Мсье Леруа, выслушайте меня внимательно. То, что вы говорите — полный бред. Если я захочу, вы все равно попадете под суд и заплатите штраф, даже если докажете, что я сама спровоцировала вашу собаку. Закон, в любом случае, на моей стороне. Я предлагаю вам сделку. Мне совершенно очевидно, что вам нужна помощь психотерапевта. Если вы придете ко мне поговорить, я не стану подавать в суд. Согласны?

В трубке наступила тишина. Она длилась так долго, что я, не выдержав паузы, спросила в пустоту:

— Алло?

— Да, я вас слушаю, — буркнул он.

— Нет, теперь слушаю я. Вы согласны или нет?

— Знаете, мадам, — сказал он раздраженно, — мне очень хочется послать вас к черту…

— Но вы этого не сделаете, — продолжила я ему в тон, — потому что… ну же, продолжайте!

— Потому что у меня собственное предприятие. И я не хочу, чтобы мои партнеры и подчиненные знали, что меня кто-то валяет в судебной грязи.

— Ну, про грязь на суде — это вы хватили! — рассмеялась я. — Всего-то десять минут позора и штраф в две-три тысячи евро. Впрочем, возле здания суда всегда дежурят журналисты… Ладно, шутки в сторону. Я предлагаю серьезно поговорить о ваших проблемах. Не хотите — не надо. Встретимся в суде.

— Ладно, черт с вами! — раздраженно ответил мой собеседник. — Когда и где?

— В пятницу, в три. Приезжайте в Компьень, встретимся в кафе на площади Ратуши.

— Ладно, — буркнул он и, не попрощавшись, повесил трубку.

Я посмотрела на Брысю.

— Ну и ха-а-а-ам! — восхищенно протянула она. — Но ты его здорово уделала, я тобой горжусь!

И тут я испугалась. А если он приедет не один? Кто знает, на что он способен…

— Не бойся, я с тобой пойду, — словно прочитав мои мысли, сказала Брыся. — Пусть только попробует! Я ему ухо откушу!

— Нет уж, Брыся, ты со мной не пойдешь. Я буду отвлекаться на тебя, потому что ты не сможешь молчать и будешь лезть с вопросами. У меня тогда будет совсем дурацкий вид. Я и так уже, наверное, кажусь ему полоумной…

Вскоре с работы вернулся ЖЛ, и я пересказала ему наш разговор с Полем Леруа. Он покачал головой:

— Зачем тебе все это? Во Франции ежедневно усыпляют уйму собак. С этим надо смириться. Так принято.

— Ты не понимаешь, — ответила я. — У этого Леруа психологические проблемы. Он убьет свою собаку только за то, что она меня укусила. И его собака — явно не единственная, кто от него страдает.

— Делай, как знаешь, — ответил ЖЛ, пожав плечами, — но не рассчитывай на то, что ты сможешь переделать мир.

«Но если не я, то кто?» — мысленно ответила я. Брыся права: человек мог убить собаку, единолично вынося ей приговор. Я вспомнила двоих полицейских, ворвавшихся в ветеринарную клинику, где мы с Брысей ожидали приема. Они просили у врача снотворного для временного усыпления двадцати собак, которых удалось отбить у нелюдей, державших их в запертом кэмпинг-каре. Я вспомнила попрошайку-нищего с площади Мадлэн, у которого щенки менялись каждые три месяца. Я вспомнила рассказ знакомого про то, как его соседка уехала на юг, оставив взаперти десяток болонок. Когда трупный запах просочился к соседям, полиция вскрыла ее квартиру, а потом отыскала ее где-то на юге, в полном здравии…

И я решилась…