9. Шиссот!

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

9.

Шиссот!

На обратном пути Брыся все время молчала и смотрела на меня несчастными глазами.

— Брыся, что такое? — не выдержала я.

— А чего он сказал, что я буду теперь в клетке спать? — жалобно протянула она. — Я хочу спать с тобой!

— Понимаешь ли… — я почесала ей ухо, не отрывая взгляда от дороги. — Я тебе объясняю уже целый месяц, что вместе нам спать никак нельзя. Поэтому надо тебе учиться спать одной, точнее, я буду тебя этому учить.

— Как это — учить спать? — удивилась Брыся. — Чему тут учить-то? Хлоп — и спишь!

— Ты-то, может, и «хлоп»! — возмутилась я. — А я вот совсем не «хлоп»! Кроме того, я сказала — не учиться спать, а учиться спать одной. А учить я тебя буду с помощью положительной мотивации.

— Мати-вации? — наморщила лоб Брыся. — Это что еще такое?

— Это когда ты делаешь что-то, потому что сама этого хочешь, а не потому, что тебя к этому принуждают.

— А куда ты ее будешь класть, эту мати-вацию?

—?

— Ну, она же положительная, значит, ее нужно куда-нибудь положить. Вот я и спрашиваю, куда ты ее будешь класть?

— Прямо тебе в рот! — рассмеялась я.

— Как это — в рот? — заволновалась Брыся. — И зачем?!

— А вот приедем домой, там и узнаешь!

— Ну, м-а-а-ама! — заныла Брыся. — Я хочу сейчас!

— Брыся! — сказала я специальным педагогическим голосом. — Это очень большой секрет! Я тебе его, конечно, открою, но только дома и только при условии, что ты не будешь виснуть у меня на руке, которой я переключаю передачи.

— А ты скажи мне сейча-а-ас, а я тебе обещаю, что не буду ви-и-иснуть! — продолжала ныть собака, сползая с моей руки.

— Нет, Брыся! — сказала я твердо. — Если хочешь узнать секрет, терпи до дома.

— Ладно, — смирилась Брыся, — а можно, я хотя бы положу голову тебе на колено?

— Можно, только не жуй, пожалуйста, мои пуговицы…

Так мы доехали до дома. Едва войдя в дверь, Брыся помчалась в гараж, рассматривать клетку, а я пошла на кухню чего-нибудь перекусить. Через несколько минут она прибежала ко мне и стала нетерпеливо переминаться с ноги на ногу, всем своим видом показывая, что надо жевать гораздо быстрее.

— Брыся, — сказала я, — я прекрасно понимаю, что тебе очень хочется узнать про положительную мотивацию, но я сначала поем.

Она показала мне язык и умчалась обратно в гараж. Я спокойно доела бутерброд и пошла следом. Увидев, чем она занята, я покатилась со смеху: пытаясь открыть запертую дверцу, она отгрызала держащий ее пластиковый запор. Работа явно подходила к концу.

— Сейчас снизу догрызу, — прошепелявила Брыся, увидев меня, — и сверху начну. Я только хотела посмотреть, может, эта мати-вация там, внутри?

— Пошли лучше учиться, — рассмеялась я. — Только давай сначала перенесем клетку в гостиную.

Мы торжественно установили ее посреди гостиной, и я постелила внутрь Брысин меховой коврик.

— А где же мати-вация? Где-е-е? — заныла Брыся, заглянув в клетку.

— Видишь сыр? — я показала ей кусок сыра, который остался от бутерброда.

Она сглотнула слюну.

— Если хочешь его получить, иди в клетку!

Брыся, не раздумывая, запрыгнула внутрь, и я дала ей сыр.

— Вкусно! — донесся изнутри ее голос. — А еще?

— Вот видишь, — сказала я, — ты теперь даже выходить оттуда не хочешь. Это и называется «мотивация».

— Какая ж это мати-вация, если это просто сыр? — возмутилась она, высунув голову наружу. — Так бы и сказала — «сыр»! И сразу все понятно!

— Ну, извини. Так что, ты выходишь или будешь там сидеть?

— А ты мне сыра еще дашь?

— Дам, если просидишь тихо десять минут. А я буду считать. Как скажу «шестьсот», значит, время вышло. А ты слушай, чтобы не пропустить. Идет?

— Идет-идет! — страстно закивала Брыся. — А что такое «шиссот»?

— Слово такое специальное. Оно означает, что сейчас будут кормить. Запомнила?

— Шиссот!

— Только, чур, ни звука!

Я закрыла за ней дверцу и начала ходить взад-вперед по гостиной, громко считая вслух. Брыся сидела тихо, но я видела, каких усилий ей это стоило. Она почесывалась, ходила из угла в угол, стучала хвостом и тяжко вздыхала. С каждой минутой напряжение росло. Когда я, наконец, досчитала до заветной цифры, Брыся выпрыгнула наружу, как чертик из табакерки, и заорала:

— Шиссот! Где мой сыр? Где?! Шиссот! Франц сказал, что положительная мати-вация должна следовать сразу за правильным поведением! Я правильно себя вела! Шиссот! Где мой сыр?!

— Тихо, тихо! — засмеялась я. — Пойдем на кухню, и я отрежу тебе такой кусок, какой ты захочешь. Заслужила!

Опережая меня, Брыся помчалась на кухню и в нетерпении заплясала возле холодильника. Я достала кусок засохшего «эмменталя».

— Как резать? С коркой?

— Главное — побольше!

— Ну, и как тебе «мотивация»? — спросила я, наблюдая, как Брыся с наслаждением жует сыр.

— Вкусно! — невнятно проговорила она, стараясь не уронить ни кусочка. — Если ты мне каждый раз будешь давать такой сыр, я, пожалуй, соглашусь даже спать в клетке!

— Ну, это мы посмотрим. Ты же сама сказала, что не хочешь. Не могу же я тебя принуждать! — сказала я, заворачивая сыр в бумагу. — Надо еще с кем-нибудь посоветоваться. Может, есть какой-то другой способ научить тебя спать без меня?

— Зачем?! — запротестовала Брыся. — Зачем другой способ, если и с сыром хорошо получается? Все равно вкуснее сыра ничего нет!

— Не знаю, — пожала я плечами. — Тебе виднее. Но, если ты будешь спать в клетке, я могла бы каждый вечер давать тебе кусок сыра… Правда, я сомневаюсь, что это достаточно сильная мотивация. Может, еще поискать?

— Не надо! — убежденно сказала Брыся. — Я думаю, что эта — самая сильная!

— Точно? — спросила я.

— Точно! — закивала Брыся.

— Может, еще потренируемся? — спросила я, отрезая кусок сыра.

— Конечно, потренируемся! — заверещала Брыся и запрыгала на месте. — Шиссот?!

— Давай! А я пока во двор схожу, в почтовый ящик загляну.

Она со всех ног помчалась в клетку, а я облегченно вздохнула. Как все оказалось просто! Мне ведь даже в голову не приходило, что клетка может оказаться приятным для собаки местом. Вот что значит — стереотипы…

С тех пор она спит одна. Помимо сыра, у нас с ней есть еще один договор — рано утром она зовет меня, и я спускаюсь, чтобы до самого будильника подремать с ней в обнимку на кожаном диване. ЖЛ ворчит, что я разбаловала собаку и потакаю ее капризам, но, на самом деле, все наоборот.

А когда ЖЛ уезжает в командировку, я иногда пытаюсь взять Брысю к себе. Но она, чуть-чуть полежав у меня под боком, вскоре просится к себе, на мохнатый коврик, к любимым игрушкам и одеяльцу, в которое она умеет ловко заворачиваться. Тогда я встаю и, не без сожаления, отношу ее в клетку, откуда вскоре раздается ее сонное бормотанье: «шиссот, шиссот, шиссот»…