Про вопросы и ответы

Я, в сущности, человек добрый, если со мной не знакомиться.

Вчера вечером по дороге в парк ко мне приблизился юноша с болезненно ясным взглядом, какой бывает у мошенников и обреченных, и спросил, знаю ли я что-нибудь о боге.

Люблю такие зачины. Диковатый взъерошенный вечер, тьма, звезды с облаками перемешаны ковшом Большой медведицы, свет фонарей зачерпнут из глубин асфальтовых кварталов и льется тонкой холодной струйкой тебе за шиворот откуда-то сверху. Ежишься и видишь: ах, со строительного крана. Диплодоковая суставчатая шея торчит над недостроенной школой. И тут – здравствуйте, знаете ли вы что-нибудь о боге.

Ну, что пес мой облаял юношу, это понятно. Пудели – они такие. Уязвимые к чужому превосходству.

Тот одарил Патрика взглядом «ах-ты-маленькое-закомплексованное-чмо» и вопросительно уставился на меня.

Но я тоже была не в духе. Мало мне собственного эсхатологического мусора, еще и чужой хотят подкинуть.

Однако облаять юношу мне воспитание не позволяет. Я, если кто не знает, человек весомой, местами даже обременительной интеллигентности. И в сложных случаях не бью наотмашь этой вашей низкопробной обсценной лексикой, а обращаюсь исключительно к классикам.

– Что мы знаем о лисе? – говорю задумчиво, обратив тонкое одухотворенное лицо к строительному крану. – Ничего! И то не все.

Юноша отреагировал неожиданно.

– Вы что, сговорились? – с неоправданной, на мой взгляд, горячностью поинтересовался он.

И гневно удалился прочь.

А я осталась возле недостроенной школы, просветленная как Тхить Нят Хань. Ибо вряд ли юноша засчитал наши с Патриком ответы как общий, с чего бы? А это значит, что где-то во всклокоченной февральской темноте бродит еще как минимум один угрюмый до веселости человек, отвечающий на вопросы о том, что ему известно о боге, стихами Заходера или, может быть, Ренаты Мухи, короткими и простыми, как счастье.

И если это не доказательство существования Его, причем с хорошим чувством юмора, то я даже не знаю, что вам еще сказать.