Снова про февраль

А в ночном парке пусто и тихо, как в раю.

Куда-то исчезли все. Собачники, подростки, пенсионеры, папы с колясками, c бессмысленной целеустремленностью наматывающие по парку круг за кругом, круг за кругом.

Никого.

Только маленький худой трамвай без единого пассажира лихо катится по рельсам вниз по склону, к станции метро: как ребенок, гуляющий допоздна не потому что хочется, а потому что дома он никому не нужен.

*?*?*

Больше всего люблю выходить с псом рано утром. Но и вечером тоже бывает неплохо.

Небо сырое и низкое, того гляди хлестанет по лицу как мокрая простыня, растянутая на веревке через весь двор. Луна закопалась в облака, взбила их, как пуховое одеяло, и таращится.

В соседнем доме на первом этаже живет абрикосовый пудель. Как ни пройдешь мимо, он сидит на подоконнике и взирает на прохожих сверху вниз.

Заметив нас с Патриком, возбужденно принимается бегать туда-сюда. Однажды я, чтобы подразнить его, тоже принялась носиться по тротуару влево-вправо. Пару минут мы развлекались таким образом, две придурковатых рыбки: абрикосовый невротик со своей стороны аквариума, я – со своей. Неожиданно рядом с пуделем выросла старуха в цветном халате и уставилась на меня, как индеец на бледнолицего, осквернившего тотем.

Я, признаться, почувствовала себя неловко. Черт его знает, этого абрикосового: может, он дряхлый маразматик с одышкой и астмой, и я только что сократила срок его жизни на пару месяцев.

Застенчиво помахала старухе ладошкой, но это ее не смягчило: как стояла с лицом идола, так и стоит. Подозреваю, вздумай я показать фак, это тоже ничего не изменило бы, но я все-таки местами приличная женщина, поэтому от идеи подобного эксперимента пришлось отказаться.

Нынче вечером абрикосовый пудель тих и благостен, на провокации не ведется, косит подслеповатым глазом на луну.

А у подъезда консьержка, широко зевая, зачем-то метет совершенно чистую полосу асфальта. Асфальт давно пошел трещинами, и я вдруг отчетливо вижу, как под взмахами метлы черно-серые пласты с треском сдвигаются, наползают друг на друга и едут вниз по течению, сшибаясь и оглушительно хрустя. Травяная река несет их все дальше и дальше, разбивая на мелкие куски, и асфальт постепенно растворяется в бутылочно-зеленых волнах травы и сияющих всплесках первой мать-и-мачехи.