Шутница

Шутница

Многие считают, что юмор — изобретение человека, мол, только венец творения умеет смеяться и шутить, а животным сия способность недоступна. Сами понимаете, инстинкты, рефлексы, внутривидовая борьба, естественный отбор — тут выживать надо, а не хиханьки разводить. Что ж, для диких зверей и птиц, может, так оно и есть, но вот собаки — давние союзники людей — все-таки пошутить умеют и любят.

Врать не буду — не все поголовно, но так и люди тоже не сплошь юмористы. Одного до колик смешит прохожий, упавший в лужу, другой иного юмора, кроме тонкого английского, не признает, а третий и при просмотре комедии начинает смеяться не раньше, чем услышит подсказку — гогот в зале. Так и собаки: иные за всю жизнь не улыбнутся, даже радуясь, а других хлебом не корми, но дай приколоться.

Такой юмористкой и была моя среднеазиатка Гишу. Занятный у суки был характер: прирожденный вожак, мудрая мать, весьма злобная к чужим людям сука, но при этом без хохмочек обойтись просто не могла. До Диккенса или Хэрриота она, конечно, в своих шуточках не дотягивала, но уровня армейских анекдотов держалась четко.

Вот играет Гишу с моей младшей ризеницей Валькирией. Одна убегает, вторая догоняет — пыль столбом, восторга море. Валька — собака ума невеликого, потому в игре полагается лишь на скорость и все быстрее нарезает круги вокруг дачи. А попробуй-ка уйди от азиата, не меняя резко направления. Валька летит во все лопатки, уже язык на плечо, Гишу, не особо напрягаясь, гонит ее круг за кругом. Потом резко наддает, бросок — есть! Зубы Гишу сжимаются на самом кончике обрубленного валькиного хвоста, и тут азиатка резко останавливается, тормозя всеми четырьмя лапами. Сила инерции едва не выносит ризеницу из ее собственной шкурки, она вопит, и Гишу тут же разжимает зубы. Пасть ее расплывается в ухмылке до самых ушей, мол, как Валька-то заорала, цирк, да и только!

Другая шуточка. Мы не так давно перебрались в загородный дом, и нас то и дело визитируют московские знакомые. Вот и сейчас ждем в гости приятельницу. Годом раньше мы работали в одном питомнике, и она прекрасно знает Гишу. Та валяется на диване в кабинете и дремлет, а я слышу, как Бэла поднимается по лестнице. Точнее, я слышала ее голос еще от калитки, поскольку девушка она говорливая, общительная и очень эмоциональная. Гишу приоткрывает один глаз и приподнимает одно ухо. Дверь распахивается: «Ребята, привет, я… ой, стерва!» Бело-рыжая молния срывается с дивана — есть контакт: колготки на выброс! Зубы Гишу, не повредив кожи, распускают колготки на полосы сверху донизу. «Что ж ты делаешь, это ж лайкра, новые, только сегодня надела!» — Бэлка чуть не плачет. Гишу старательно изображает виноватый вид — ах я дура старая, не узнала, — но на морде ее расплывается все та же довольная шкодливая ухмылка.

А вот над Лешкой, тоже работавшем в питомнике, Гишу подшутить не удалось. Хоть он вошел в помещение, как и Бэла, не окликнув собаку и дав ей повод себя как бы не узнать, но вот реакция у парня оказалась лучше. Сука уже была в прыжке, когда Алексей сказал совершенно спокойным тоном: «Сдурела, опять твои шутки боцманские?!» Как же ее сложило в полете, собака неуклюже упала перед ним, виляя виновато хвостом и отворачиваясь. В глазах ее было разочарование: ах, так вы этот анекдот знаете — а жаль, такой смешной!

Зато над маленьким Виталькой[15] подшутить удавалось классно! Мальчишке всего-то четыре года, и он Гишу откровенно побаивается. Но мама с тетей убирают собачий выгул, за решеткой одному торчать скучно, поэтому Виталик просится к нам. Ну заходи, только веди себя спокойно. Во дворе кроме Гишу гуляют молодняк и щенки, поэтому ребенок быстро забывает все страхи и принимается с веселым визгом возиться с ними, прыгать и скакать. Гишу смотрит на Виталика, на нас, опять на Виталика. Работа мысли как на ладони: заденешь мелкого — старшие суки (это мы с Ларисой) как пить дать врежут, но ведь какой объект для прикола, это ж будет над чем посмеяться. А, была не была! И Гишу приступает к делу. С видом, совершенно отрешенным от всего земного, она очень медленно и очень плавно движется в сторону Витальки. Она даже не идет — она плывет, а мальчик ничего не видит и не слышит. Он наконец-то сумел взобраться на пенек и скачет там, размахивая веником: видимо, так он представляет себе уборку. А вот и Гишу приплыла, мы на всякий случай готовимся блокировать ее, если она попытается вести себя грубо. Ага, как же, а то она нас не замечает!

Медленно, как в покадровой съемке, вытягивается шея, нос бережно приподнимает курточку сзади, деликатно приоткрывается пасть — есть! Гишу резцами щиплет ребенка за ягодицу, тут же отскакивает и падает, зажмурив глаза. Виталька вопит, явно не от боли, а от обиды: «Она щиплется»! Лариса сдергивает с наследника штаны — вообще никаких следов: «Сколько тебе говорить, что нельзя верещать и скакать при собаках, вот и допрыгался, не вздумай еще зареветь!» Разворачиваемся к Гишу — вообще за такое надо наказывать по всей строгости! А она к этому вполне готова: распласталась по земле, мол, бейте, чего уж там, виноватая я! Вот только виноватого вида не получается: как ни пытается она скорбно поджать губы, те все равно расползаются и вздрагивают в сдерживаемой усмешке, да и полуприкрытые глаза полны лукавства. Ну ведь он так смешно подпрыгнул и завопил, когда я его ущипнула, правда ведь хороша шутка?! Что тут скажешь, действительно смешно и нам, иди уж, юмористка, займись лучше своими детьми.