Булгаковщина

Булгаковщина

Когда решался вопрос о создании питомника в Ботсаду, возникла серьезнейшая проблема. Догадайтесь, какая? Что — зачем нужны борзые? Ясное дело — сад охранять, неужто не видели в кино, как баре ими крестьян травят (вот вранье-то)?! Как оформить дрессировщика Т. В. Габидзашвили? Тоже нет. Подумаешь, сложность — проведем как сторожа, а то мало уборщиц и плотников числятся лаборантами и техниками. Куда собак определить? И это не проблема. Был в Плодовом отделе крохотный пустой питомник с пятком полуразвалившихся вольер. Так что все решалось, кроме одного.

При этом самом питомнике было строение, бывшая кормокухня, более всего напоминавшая случайно уцелевший дот. Народ его потом метко окрестил склепом. Казалось бы, вселяйся, вари собакам кашу и радуйся, ан нет! В этом самом склепе была печь, в которой время от времени сжигал ненужные бумаги Первый отдел!

Это сейчас Первый отдел — пустой звук, да хоть бы и десятый, а в 1975 году!… В каждом учреждении был свой Первый отдел, занимавшийся вопросами госбезопасности, лояльности сотрудников и еще бог весть чем, но все бумаги там, вплоть до промокашек, были сугубо секретными. И ежели какая бумажка не шла в архив на вечное хранение, то ее надлежало уничтожить, опять-таки в обстановке строгой секретности. Вот в этом-то и состояла основная закавыка: привезут опять архивы жечь, а тут, понимаешь, какие-то темные личности, да еще и собаки — кошмар!!!

Пришлось клясться всеми мыслимыми клятвами, что в подобных случаях никого из нас и близко от склепа не будет. Ну хотите, мы подписку о неразглашении дадим и глаза завяжем?! В общем, уломали начальство, и переселился Тарик с борзыми в склеп.

Довольно долго никто из гэбистов не появлялся — мы о них и думать забыли. Обжились, обросли новыми собаками, кошек завели. Уже и Новый год прошел, живем да радуемся, и на тебе… Подкатывает к склепу машина, и выходят из нее товарищи. Одеты неприметно, лица, хоть убей, не запомнить, говорят тихо, но веско. Все понятно, кто пожаловал: это у американцев это «люди в черном», а у нас они испокон веку были «в сером».

Зыркнул на нас старший колючим взглядом, мол, очистить помещение, А что делать — придется. Мы на улицу, а те принялись к печи пачки бумаг таскать. Мать честная, это сколько у нас на Биофаке секретов — и как не надорвутся, бедные…

Топчемся на улице… Наконец-то из трубы дым пошел, но как-то нехотя. Вот черти косорукие, кто ж так топит, надо ж было сначала печь на дровах прогреть! Эх, видно, ночевать сегодня Тарику на улице…

Через час где-то сдались первоотдельцы, кликнули Тарика, мол, разберись ты, хозяин, с этой проклятой печью. Ну и мы с Анной в тепло проскользнули. А в склепе дыму — это что-то, и, как назло, электричество отключили. Всего и свету, что из открытой топки. Гэбисты, уже перемазанные сажей, как черти, утирая слезящиеся глаза, в печь пачки бумаг суют, а они едва тлеют.

Тут нас с Анькой и пробрало: хихикаем в кулаки, удержаться не можем… Только и шепчем друг другу: «Не горят рукописи, ох не горят!» А за чтение «Мастера и Маргариты», кстати, в то время из комсомола, а стало быть, и из Университета, запросто можно было вылететь, потому как бесовщина и поповщина, — но мы просто остановиться не можем.

Тарик попробовал расшуровать огонь, да не тут-то было, — слишком плотно печь бумагой забита. «Может, — говорит, — не будем мучиться? Я завтра по свету костер на улице запалю, да и сожгу там всю эту макулатуру к такой-то маме?! Да не бойтесь вы, мужики, не буду я все это читать, я и букв-то половину уже позабыл!» Понятно, что ерничает, но надоела всем эта дымовуха до смерти. Да и гэбисты умотались: домой охота, дым глаза ест, жара как в пекле… Они хоть ушаночки свои поснимали и пальтишки штатные порасстегивали, а все равно тяжко. Какое-то время еще держались, мы уж чаю в потемках приготовили. Жалко людей, ведь подневольные души. А проклятая бумага все никак не займется. (Ведь не горят же рукописи! Хи-хи-хи, ой…)

Наконец, сломались товарищи. Дали Тарику строгую инструкцию, как жечь, наказали обгоревшие листы собрать и также уничтожить, пепел смести и, главное, языком не болтать! Вас, девушки, тоже касается. Студентки? Вот тем более…

Стали собираться на выход, шарфы заматывать, шапки собирать. Старший потянулся за своей ушанкой, валявшей на стопке бумаг у печи, поднял, да как заорет! Поскольку «ушанка» с противным мявом полоснула его когтистой лапой по руке и вылетела в открытую форточку. Это он в темноте шапку перепутал с нашей черной кошкой Гренкой[6].

Вот тут мы уже заржали в голос: «Ох, нехорошая квартира… Ваш берет, сударь! Бегемот, изволь немедленно вылезти из-под кровати…» Гэбист зло зыркнул на нас и выскочил на улицу.

Но больше уж Первый отдел нас долгими посещениями не баловал. Так, привезут кучу бумаг, свалят у склепа, мол, сами знаете, что делать, и ходу. И правильно: что нехорошая квартира, что склеп — лучше не связываться!