Глава 5 Я принимаю решение

Когда я впервые пришла в приют, все собаки были для меня огромной стаей, серьезной общественной проблемой, отличной темой для фильма. Большинство животных одного размера, однотипной окраски, почти у всех одинаковые приютские повадки. Я могла различать собак только по номеру вольера.

Со временем запомнила клички, стала узнавать собак, читать их взгляды, чувствовать их желания. Узнала их истории – кто, когда и как попал в приют. Я увидела в каждой собаке человеческое.

Патрик – рыжий, веселый, дурашливый. Очень любит прогулки. Попал в приют с улицы – бегал по дворам, спал на детской площадке, вот жители и вызвали отлов. Судя по тому, что послушно ходит на поводке, Патрик был когда?то домашним, но потерялся.

Чук и Гек – черные изящные дворняжки-братья. Два года назад они держали в страхе весь парк ВДНХ. Совсем дикие, гладить себя не позволяют, могут и укусить. Чук и Гек неразлучны, живут в одном вольере, спят одним калачиком, на выгул выходят парой. Лена ухаживает за ними, только ее они и подпускают. Она говорит, что шансов стать домашними у них почти нет:

– Это агрессивные собаки со сложившимся характером. Чтобы их перевоспитать, надо много времени и сил, и не факт, что удастся. Я уже два года ими занимаюсь, и вот только недавно они стали позволять к ним прикасаться. А раньше я даже боялась заходить в вольер.

Синди – шоколадная собачка. Так ее называют из-за цвета шерсти. Она не рыжая, не коричневая, а оттенка горького шоколада. Синди не знает, что она очень красивая, иначе, возможно, не вела бы себя так скромно. Она забивается в угол вольера, прячет мордочку в лапы и подолгу лежит. Закрытый вольер для нее означает спокойствие, открытый – тревогу и страх. На общий выгул она все-таки выходит, правда, от дверцы вольера далеко не убегает, чтобы в случае опасности спрятаться.

Рядом со своей клеткой гуляет и слепой Саймон. Волонтеры возили его в клинику, врачи сказали, что он ничего не видит и уже никогда не увидит. У Саймона гладкая белая шерсть с коричневыми пятнами на спинке. Из-за этих пятнышек он похож на маленькую коровку. Болезненно-голубой цвет глаз, отсутствие взгляда сразу выдают незрячего.

– Поначалу, когда он только попал сюда, он мало ходил, – говорит Марина, прибирая у Саймона в вольере, – пойдет куда-нибудь и бьется лбом то о забор, то о тачку с мусором, то о какое-нибудь ведро споткнется, вольер свой не сразу мог найти. А теперь освоился. Территорию знает наизусть, только услышит, что поблизости собачьи разборки, сразу прыг в зимник.

Саймон сидит на дощатом полу в углу вольера и слушает Марину, поворачивая морду то в сторону ее голоса, то в сторону шуршания веника.

– Но у меня на кураторстве четырнадцать собак, на все не хватает времени, сил и денег, – сказала Марина, словно извиняясь перед Саймоном.

Тая – собака с человеческой походкой, гуляет на задних лапах. Куратора Катю беленькая Тая встречает стоя во весь рост, упираясь передними лапами в прутья решетки. Катя берет ее на поводок, Тая перекладывает лапы-руки ей на запястье, опирается и идет рядом на задних лапах. Кажется, будто собака хочет быть лицом к лицу с человеком.

Тая – бывшедомашняя: она слушается, выполняет некоторые команды и все время ждет, что за ней придут. Ее нашли в парке, привязанную к дереву, рядом в пакете были ее вещи – подстилка, корм, капли от клещей. Вот так просто взяли и выставили.

Катя предполагает, что хозяин умер, а наследникам собака оказалась не нужна. Может быть, и так. Страшно представить, что теперь на душе у этой девочки. Раньше с Таей в вольере сидел Атос, но когда он улетел во Францию, она осталась одна. Тая общительная, покладистая, и ей не хватает компании. В приюте свободных мест долго не бывает. Скоро кого-нибудь подселят.

В который раз повторяю себе, что я режиссер фильма, а не герой. Я должна наблюдать за волонтерами, собаками, событиями, а не быть волонтером и создавать эти события. Слишком глубоко погружаясь в тему, я перестаю видеть сюжет с высоты, смотреть на него, как на карту действий. С одной стороны, это здорово – я узнаю суть проблем, разбираюсь в ситуации лучше других, буду монтировать с доскональным знанием темы. Но с другой… Я перестаю быть объективной. Получится кино не о приюте и собаках, а обо мне. Разве так задумывался этот фильм? Я должна была смотреть со стороны, но меня затянуло в воронку событий.

Ношу собакам кашу, ищу им врачей, фотографирую, помогаю девочкам пристраивать подброшенных щенков, размышляю о том, не взять ли мне собаку на передержку… Я часто думаю о Еве.

* * *

Осень давно перестала быть восхитительной. Дожди ледяные, листья осыпались, промокли, больше не шуршат под ногами. Ноябрь! Вот-вот ударит первый мороз.

Как же я ждала эту зиму и как не хотела ее! Это самое тяжелое время в приюте. Но для зимы в фильме выделена целая глава, и нужно было снять эту часть красиво, трогательно и честно. С нетерпением жду морозов, чтобы снять снег, кружащийся над клетками, замерзшую воду в ведрах, греющихся друг о друга собак.

Волонтеры готовились к холодам: объявили в Интернете сбор теплых вещей, одеял, пледов, ковров, чтобы стелить все это собакам в зимники, начали собирать деньги, купили листы пенопласта и принялись оббивать стенки вольеров изнутри. Когда девочки поняли, что сами не справляются, опубликовали пост о нехватке мужских рук. И вот в одну из суббот в приют приехали ребята с инструментами – стали пилить, прибивать, приколачивать, словом, утеплять.

В очередной раз отсматривая материал, я была довольна. Нам удалось снять приближение холодов: девочки расстилают в вольерах солому, перебирают принесенные одеяла, мужчины прибивают утеплитель, собаки, в чьих вольерах идет работа, волнуются, бегают рядом. Теперь волонтеры одеты в теплые штаны и пуховики, у всех красные щеки и носы.

Страшно представить собак в двадцатиградусный мороз в продуваемой конуре из фанеры. Невольно начинаешь примерять эти условия на себя. Бывает, замерзнешь, вот прямо до слез, но всегда знаешь, что еще немного и будешь дома. А собакам негде отогреться. Дома нет, тепла нет, и если замерзнешь, то это уже на всю зиму.

Я выключила компьютер и забралась под одеяло. Прислушалась – какой?то необычный звук. Будто кто?то с силой бросает в стекло мелкие камушки. Неужели началось? Подошла к окну: и правда, первый снег. Но не мягкий и пушистый, накрывающий город в ночной тишине и безветрии, а ледяной, тот, что сыпется мелкими колючими крупинками. Ветер порывами швырял эти крупинки в стекло и забрасывал в комнату через форточку.

Первый мороз – самый пугающий. Потом будет гораздо холоднее, но мы уже привыкнем к зиме и не будем возмущаться. А сейчас погода воспринимается как угроза, как трагедия. Что же будет дальше, если уже теперь так холодно? Я закрыла окно и снова подумала о Еве.

Мне было лет девять, когда родители отправили меня на море в детский санаторий. В общем?то, там было хорошо, плохо только то, что рядом не было мамы и папы, а смена длилась два месяца. Я мучительно скучала.

Я не помню, кем была эта женщина, не помню ее имени, лица, голоса, запомнила на всю жизнь только аромат ее духов. Скорее всего, это была сотрудница санатория. Почему?то из сотен детей она выбрала меня и стала навещать. Приносила мне сладости и фрукты. Я всегда была рада ей, ждала ее. Потом она стала отпрашивать меня у вожатых и забирать ненадолго из отряда. В то время, когда все дети делали стенгазету или разучивали песни, мы с ней сидели в отдаленной беседке и во что?то играли, о чем?то разговаривали. Помню то теплое чувство, когда слышишь: «Вика, к тебе пришли». Ко мне пришли! Ко мне лично. Не ко всему отряду, а ко мне. Все остаются, а я иду на прогулку. Посетительница обращалась со мной как с родным человеком, говорила ласково, слушала внимательно и всегда угощала.

Смена закончилась, я, радостная и загорелая, вернулась домой, детство понеслось дальше. А женщину эту я часто вспоминала, и даже не ее саму, а то счастье, которое она мне дарила, вспоминала ее аромат.

Уже будучи взрослой, я решила найти этот запах – ходила по парфюмерным магазинам и нюхала духи, те, которые выпускаются уже много лет. И нашла.

Как бы я хотела найти и ту женщину, найти и поблагодарить. И спросить, почему она выбрала именно меня?

* * *

– Давай заберем Еву из приюта, – предложила я Леше и сама испугалась своих слов, – не насовсем. Приучим ее к квартире, научим гулять и я найду ей хозяина.

Леша молчал и думал.

– Там такой холод на улице, а она ведь гладкошерстная. Я ее пристрою, вот увидишь. Мне ее очень жалко. Именно ее очень жалко, она такая нежная, трепетная и напуганная. Надо ее вытащить.

– А если не пристроишь?

– Безухова же пристроила, и Еву пристрою. Лена с Мариной помогут. Только надо скорее ее забирать, завтра похолодание.

Поздно вечером мы с Лешей впервые за время съемок поехали в приют без камеры.