Походницы

Походницы

Я считаю себя матерой походницей. Опыта нам с Варварой не занимать: каждый год мы выезжаем на пару дней в лес «водку пьянствовать», а кроме того, в моей биографии как-то случился байдарочный поход. Единственный и неповторимый! Зато на три недели.

Как сейчас помню, в байдарочном сплаве, за исключением общего энтузиазма, меня впечатлили четыре вещи.

1. В турклубе выдали список вещей и продуктов, которые необходимо взять с собой. Последним пунктом значилась… собака.

Без кавычек и без всяких объяснений.

Примерно так: 1) картошки — столько-то кг, 2) крупы пшенной — столько-то, 3) сгущенка, 4) резиновые сапоги, 5) крем, 6) собака.

Собака в походе — животное небесполезное, но собак в тот момент ни у меня, ни у друзей не было. Прилично ли одалживать в поход чужую собаку, мы не знали. Разрешили вопрос самым простым способом — спросили у начальника турклуба.

Он смеялся громко и заливисто. Оказалось, «собакой» походники называют индивидуальную вкусняшку, которую нужно брать с собой. Сидишь, стало быть, у костра за ужином и смертельно охота «чего-нибудь вкусненького» («синдром пельменей» у русских туристов в Европе). Каждый день группа ест чью-нибудь одну «собаку». Кто-то взял шоколад, кто-то сироп, халву, щербет, кофе, семечки… Так что «собака» — это вкусный сюрпризный десерт, радующий сердце и желудок даже самого махрового путешественника. Привет с родной кухни!

Слава богу, вопрос с арендой соседского ротвейлера отпал, моей «собакой» стала банка шоколадной пасты. К походу я подготовилась.

(Удивительно, но пункт «КЛМН» из этого же списка мы расшифровали быстро. (Хитро подмигивая): а вы? Правильный ответ: кружка — ложка — миска — нож!)

2. Итак, к походу я была готова. Вернее мне так казалось, пока не начала укладывать вещи.

Засунув в рюкзак резиновые сапоги, поняла, что туда войдут еще только косынка и железная тарелка. И все. Сапоги заняли 80% места в рюкзаке! Да что 80! Все 150!

Не входило ничего! Ничего! Куда пихать чертовы ветровки, штормовки, непромокающие штаны, футболки, трусов на три недели… А еще туристический коврик!

Не засовывалось…

Как я рыдала! Сидела, как всегда ночью, в последний момент собиралась, и горько-горько рыдала над своим идиотизмом и тяжелой судьбиной. Психовала, швыряла сапоги в стену, проклинала тот день, когда села за баранку этого пылесоса (зачеркнуто) подписалась на этот поход!… И заново, в сто пятнадцатый раз, укладывала и укладывала рюкзак. Коврик в результате скатала и привязала сверху, а утром, когда шла до автобуса, он не сильно, но ритмично бил меня по темени.

3. В программе похода был спуск в пещеры. Пещеры настоящие, страшные, глубокие и темные. В каком-то лохматом веке там прятались раскольники, демидовские фальшивомонетчики и прочие лихие люди.

Никаких лесенок и светильников. Фонарик в зубы, обвязываешься веревками, страховочный трос перекидывается через березу, и шагаешь вниз, в бездну. Висишь в темной дыре, а тебя рывками спускают метров на тридцать. Веревки впиваются в тело, тебя переворачивает вниз головой, бьет об острые стены, пока чьи-то крепкие руки не примут внизу и не поставят на землю…

Жуткие воспоминания. Фотография сего исторического момента с моим лицом крупным планом («расстрел в подвале») до сих пор хранится у меня в шкафу, под стопкой белья.

Внизу, в самих пещерах, очень холодно и мало кислорода. Как там жили раскольники, и главное, как они туда спускались, для меня до сих пор загадка.

4. Посетили пещеры, поплавали на байдарке. Зато потом, когда через двадцать дней вернулись в город, были как пришельцы с другой планеты. Все не такое, всего много, шумно, грязно, пыльно… Народ суетится…

В знак протеста и невыветрившейся походной удали надели свои «пОпперы» и пошли по городу. (Сидушка (она же — поппер) — из того же материала, что и «пенка», только меньшего размера и с резинками, ее надевают на место, которым сидят. Надел — и садись, где хочешь, не боясь простудиться или замарать штаны.) Представляете? Идет колонна туристов, вихляя тощими задами в походных «трениках». А на задах — куски поролона с резинками!

Когда покидаешь лоно природы и возвращается — все немного не такое в городе. И мозги съезжают набекрень.

А с Варюхой мы на катамаранах ездили. Катамараны ей и мне понравились. А сам поход — не очень. Расскажу, если хотите.

ПОЕЗДКА В ЛЕС — 3.

Рассказ в 5 частях

Часть 1

Знаете, кого в лесу видели? Такую большую пчелу, сильно смахивающую на маленького воробья. Шершня, что ли. Все пугались, визжали, ну я, конечно, тоже. Потому что если ЭТО сядет на плечо, от тяжести можно рухнуть. А страшно как! Оно такое мохнатое с крыльями, брр!

Варваре поход дался тяжеловато: жарко (под тридцать), что непривычно, много новых испытаний и много людей. К тому же я сама была «в нервах», поэтому собаку постоянно дергала…

Собственно, приключения начались сразу. Во-первых, выяснилось, что поход у нас будет по супер-заповедному заповеднику, куда с собаками категорически нельзя. Вот просто нельзя и все. Даже если приехали за 200 километров и тряслись два с половиной часа по жаре в микроавтобусе. Даже если собака послушная вся из себя. Даже если предварительное разрешение было получено (переговоры шли неделю, вопрос о собаке специально обсуждался, имелась соответствующая бумага с подписью). Даже если за поход уплачены деньги (а они таки уплачены). На КПП нас просто развернули и сказали — до свидания. Ничего не знаем, сказали на КПП. Россия-мать. Один разрешил, другой запретил. Кто на КПП сегодня, тот и главный.

Потом наше начальство сходило пошептаться, и с собаками разрешили, взяв с нас честное пионерское, что собаки (моя и лайка девочки-коллеги) будут под 100% контролем, и ни в пещеры, ни на прочие «природные памятники» мы ни ногой — будем сидеть на поляне при палатках. Или плескаться в ближайшей реке. А также будем убирать за собаками и водить оных на поводке. В лесу! Причем лес, прошу заметить, не европейский — три сосны, а нормальный такой, добротный лес, юго-западная Сибирь как-никак. А может, еще не Сибирь, а еще горный Урал, но тоже не Дисней-лэнд, а вполне себе местечко, где видели купающихся медведей.

Легко представить маразм гуляния по лесу на поводке. Поводок через некоторое время я, конечно, отцепила, но за собакой следила, как дрессировщик на арене — во все тридцать три глаза, и слегка через это нервничала. Каждый проводник, а у нас были проводники, считал своим долгом сделать выговор насчет того, что мы «додумались в лес приехать с собаками!». Я вяло оправдывалась, поскольку психануть и уйти из «тайги», и пилить домой 200 километров с рюкзаком и собакой было бы э-э… несколько нерационально. За каким лешим нашему начальству понадобилось вывозить коллектив в такую глухомань, почему нельзя было «посидеть у костра» в 10 км от города в ближайшей роще, выяснилось позднее, но первые впечатления оказались смазанными.

Инструкторов вокруг нас суетилось человек 10-12, плюс наш коллектив с детьми и мужьями — в итоге набралось не меньше 45 походников. От обилия новых лиц у меня случился приступ социофобии. Последние годы я держусь несколько отдаленно от людей, как-то перестала ими интересоваться. Мне хотелось забраться в дупло, замуроваться Варварой и просидеть там до прихода обратных автобусов. Ни водки, ни костра, ни «общения» мне не хотелось, а сильно хотелось домой. Меня заедали комары и мошки, совершенно игнорировавшие отпугивающие мази, рюкзак адски, до крови, натер плечи, пиво не пьянило, Варишна с опаской присматривалась к каждому к нам приближающемуся… а коллектив пел песни под гитару, ел шашлыки, жены склоняли разомлевшие головы на плечи к разомлевшим мужьям.

Увела было собаку гулять. Но куда там! Трава по пояс, лес стеной, темно, страшно, мошка. Я вообще лес как-то не очень люблю. Мне в лесу страшно, неуютно, одиноко и грустно. Ну разве что раз в год, с компанией, в центре солнечной поляны, когда пахнет свежей травой и нагретыми иголками, теплой землей, речка мелкая плещется, собака радуется, пиво веселит и через два часа ты поедешь домой спать в свою кроватку. Вот тогда лес я люблю, а бывает, что «зимними вечерами» еще и взгрустну по такой природе.

Часть 2

Вероятно из-за того, что зимних вечеров в нашей с Варварой жизни набирается гораздо больше, чем летних солнечных полян, во мне живет неистребимая уверенность, что зимы, весны и повседневная унылая серость — это все несущественно и является лишь прелюдией, подготовкой, ожиданием главного. А главное — это ВЫЕЗД НА ПРИРОДУ.

— И вот тогда, — думаю я, — все будет совсем иначе! Не будет скуки, не будет вялых гуляний нога за ногу, не будет послеработной усталости и «срочных вопросов», которые надо решать, длинных, никому не нужных вечеров, не будет велосипедистов и неожиданных визитов, не будет дорог, машин, жухлой городской травы, дымящихся помоек и этой вечной лужи перед подъездом. А будет одно сплошное удовольствие, бодрость, веселье и здоровье столовыми ложками. Собака станет бегать, играть в мяч, нюхать траву и чуть ли не приносить в пасти жирных тетеревов. А я буду хохотать во все горло (обнажая безупречные белоснежные зубы), запрокидывая голову (красивые длинные волосы рассыплются по спине), вытягивая длинные ноги в модных кроссовках (именно ради этого случая они и куплены и ждут своего часа в шкафу!). Я буду молодая, веселая, спортивная, яркая, звонкая и хохочущая, буду тетеревов отпускать — ну зачем они нам, тетерева? Пусть летают! Пусть живет все живое и радуется жизни, как радуемся мы. И будет счастье и Настоящая Жизнь. Все предыдущее — репетиция, а скорее — просто маятное сидение в вокзальном зале ожидания. День за днем. «А вот наступит лето и тогда!»…

И никто не будет бояться мою собаку, и собака никого не будет бояться, и я наконец-то перестану быть «пограничником в дозоре». И никто не будет спрашивать, какая это порода, сколько она ест, злобная ли она, не боюсь ли я гулять по ночам, а заодно и спать под угрозой быть сожранной… Я привыкла к этим вопросам, отвечаю на них почти автоматически, не отвлекаясь от своих мыслей. Но иногда, примерно раз в год, мне хочется, чтобы вместо всего быть обычной молодой женщиной, соловеющей у костра на плече мужа и присматривающей за разыгравшимся (потом опять полночи не уснет!) ребенком.

Одним словом, главный урок, который я вынесла из похода — нет никакого ЗАВТРА. Есть только СЕГОДНЯ. И даже если сменить декорации, внутренняя суть все равно останется прежней. И не будет у меня собака бегать и играть, и не буду я хохотать. Тетерева превратятся в «глухарей» — в самом распространенном милицейско-процессуальном смысле. А сама я постепенно превращаюсь в подыхающее на холме чудовище с зажатым в лапе цветком. И выезд на природу не опровергает, а очень даже подтверждает этот факт, любезно предоставляя еще и правильные задники для финальной сцены подыхания. Вот такие у меня впечатления были вечером, когда мы с собакой таскались по окрестностям, слушая гитарные вопли тех, кто не слишком обременился мыслями о высоком.

Комары и прочая гадость меня просто заедали! Я ходила в кепке, в капюшоне, и сильно мечтала о пчеловодческой сетке на голову. Зато поняла, что такое «мошкА». Это когда мелкие мошки лезут в глаза, уши, рот, нос, в волосы, и больно кусают. Кто-то из них укусил меня прямо в ухо. Впечатление такое, как будто мне «дали в ухо». Красное, оттопыренное, как у дворняжки, висит. А оса укусила в попу. Она не хотела, правда. Просто ползла себе по ноге и заползла в штанину. Когда я ее, не подумавши, прихлопнула, в душе родился крик — первый раз в жизни укусило меня это животное. Птицекрылое…

Варвара вела себя в целом прилично. Из вежливости даже не стала какать в лесу, решив не отдавать природе все взятое, а увезти с собой в город. Поэтому убирала я за ней всего один раз, потом долго искала помойку. Не найдя таковой (странно, да?), утилизировала мешочек, как и все отходы, — в костер. Там как раз солянка варилась. Я про запах подробно рассказывать не буду, ладно? (гы…)

Так что в целом, говорю, собака вела себя вполне прилично. Ну, разве что, откушав свое, полезла в миску к лайке, которая никого не трогала и мирно в сторонке поедала оставшиеся от ужина макароны. Лайка от такой наглости даже забыла, что побаивается Варвару, и заорала в том смысле, чтобы чужая морда убралась из ее тарелки. Варвара, поняв, что нет ничего на свете вкуснее макарон, заорала тоже — в том смысле, что по размеру туловища и ужин! И в принципе она, Варвара, не против дружбы, но только после еды. А лаечий номер — шестнадцатый, кресло приставное, в проходе, — добавила Варвара с набитым ртом.

В общем, девки слегка повздорили, а публика слегка возбудилась, решив, что вот он — давно ожидаемый бой «кто кого сожрет». Однако боя никакого не было — не дождетесь! — ибо больше всех боев и лаек Варвара боится моего «Таааак»… И подхода к ней с видом «сняла решительно пиджак наброшенный».

Бойцового мастифа с поляны сдуло. А я решила идти спать.

Часть 3

Еще насладились «настоящей лесной баней» (на горячих камнях в шатре), разнообразными купаниями в разнообразных видах, переправой на ту сторону реки в пещеры, разговорами начальства на все интересующие его темы, включая чтение стихов Маяковского, — но без нас с Варварой.

Мы с ней — с мокрой после купания — завалились в палатку, обнялись, как встретившиеся после разлуки сестры-близнецы, и заснули. Я, как девушка почти-всегда-мерзнущая, залегла в куртке и штанах. И только проснувшись окончательно поняла, что еще в кепке, и кроссовках…

Как ни странно, утром я встала, как роза. Свежая. Без всяких похмелий, плохих настроений и тоски по своему благоустроенному туалету и ванне. С удовольствием поела даже пшенную кашу (!), которую, отродясь, не ела и не собиралась. Каша была с изюмом, приготовленная на костре, на родниковой воде. Варишна морду воротила, а я съела с удовольствием, запила кофеем и села на солнышко выкурить первую сигаретку. Жизнь в общем и целом пока радовала.

Потом мы сплавлялись на катамаранах. Долго строились, надевали спасательные жилеты, примеривались к этим плавучим средствам, грузили детей и собак. К счастью Варя ко всем видам транспортировки относится очень спокойно, залезает-вылезает без проблем. На катамаранах плыли ровно три минуты. До другого берега. Инструктор шел (!) рядом и контролировал процесс. В самом глубоком месте реки ему было по грудь. То есть при необходимости речку под названием Серьга можно было перейти вброд. Мы же, как настоящие недобитые туристы, плыли на катамаранах, потому что «уплачено». На той стороне были натуральные скалы — огромные голые валуны, уходящие вверх. И козья тропа среди камней — для тех, кто желает подняться наверх. Пожелали все. Кроме нас с собаками. Собакам скалы были просто не по силам. Да и мне, честно говоря, с моей боязнью высоты на такие вещи смотреть лучше всего по телевизору.

Все ушли, а мы остались среди камней на берегу. В тени. На сквозняке. Напротив нашей стоянки прямо по курсу. Через пять минут стали мерзнуть. И приняли стратегическое решение перейти/переплыть обратно «домой» — к солнечной поляне, палаткам и костру. Переплыли все — хозяйка лайки, лайка и я — кроме Варишны, которая, брезгливо помочив копыта, решила, что плыть ей неохота и лучше перебраться обратно таким же способом, каким и прибыла — на плавсредстве. А что — мальчики гребут, девочки восхищенно повизгивают, и не жарко, и оно само плывет — чего, правда, шубу-то мочить? И побегав для порядка по берегу и возмущенно пару раз бУхнув мне в спину, мол, маманя, не суетись под клиентом, отдыхать же приехали!, Варвара улеглась на сложенные на катамаране мои вещи, сделав вид, что тут и росло.

Катамараны были в сцепке. Три таких больших резиновых дуры. Какими-то веревочками связанные (чальниками, что ли?) между собой и «на бантик» — к камушку на берегу. От Варвариных маневров вся эта композиция пошатнулась и сделала «кхе…» — то есть попыталась стронуться с места. Вместе с Варварой, моими вещами и горой из тридцати весел. Варвара лежала и излучала полное довольство жизнью. Когда я это увидела, а точнее, услышала подозрительное «кхе», то в чем была — в шлепанцах, шортах и кепке ломанулась через реку — спасать. На ходу прикидывая насколько эффективна команда «Стоять!» будет по отношению к катамаранам. Шлепанцы норовили утонуть. Кепка тоже. Катамараны скрипели, выворачивая якорный камешек. Я, старая пловчиха, отплевываясь шуровала через реку. Варвара по-прежнему лежала и, позевывая, лениво наблюдала за маневрами…

Спасла я народное добро. Все закрепила, отловила весла, надела свой спасжилет и сделала еще одну попытку перетащить упрямое животное через реку. Животное твердо сказало: «Нет». Спасжилет не сказал ничего, просто не давал мне погрузиться в воду с головой.

Маски-шоу «Купание красного коня» продолжалось до тех пор, пока не вернулась группа. Я, правда, к этому времени была уже снова на своем берегу, плюнув и на коня, и на его купание.

Спустившиеся со скал умилились: стоят себе катамаранчики бочок к бочку, веслица аккуратно сложены, вещи стопочками лежат, а посреди этого благолепия в киношной позе пограничного пса Верного, без сна и отдыха третьи сутки охраняющего колхозный амбар, сидит моя псина. Вот, мол, люди-человеки, сижу, как приказано, жду вас, а то мало ли, ходят тут всякие… Люди-человеки замерли в восхищении. И до меня на том берегу, мокрой, уставшей, тяжело раскуривающей заслуженную сигарету, донеслись слова восторга. Хозяйка, дескать, уплыла бамбук курить, а Пес сидит! Сидит и в снег, и в дождь! Сидит, так его растак! Во дрессура! Во дает кинология!

Я могла бы им порассказать про кинологию, но не стала. Дождалась, пока ценный груз переправят обратно в мои железные материнские объятия.

Часть 4

На берегу собака деловито отряхнулась, пересчитала прибывших и… пошла купаться.

А так как в программе заезда значился Большой Сбор перед Большим Сплавом на другую стоянку, пришлось девочку выгонять из воды и привязывать к рюкзаку, потому что новоприбывший инструктор енот выступил с заявлением на тему — откуда здесь собаки, если их быть тут не должно. Но тут меня какая-то тварь укусила в ухо, и я не смогла поддержать беседу на должном уровне.

Сплавляться мне понравилось. У меня был опыт трехнедельного путешествия на байдарке, поэтому всего через каких-то двадцать минут я вспомнила, как держать весло, что такое «Табань!», где у плота правый борт, а где левый. Варвара изображала фигуру впередсмотрящего, отчего наш катамаран сильно кренился вперед и сидящие на носу люди вынуждены были отталкиваться от дна, чтобы тот не сел на мель.

Я гребла сзади, попутно мочила ноги в теплой водичке и даже изредка покрикивала что-то вроде: «Эге-гей!» А может, «Ио-хо-хо!». Периодически Варвара смутно припоминала, что приехала вроде бы не одна, а вроде бы с кем-то. Точно вспомнить с кем, она не могла, поэтому таскалась по всему катамарану, и без того перегруженному вещами, как тарантас в эвакуацию. Тарантас скрипел, но двигался. Варвару боязливо отодвигали, чтобы не заслоняла обзор.

Потом на посту гребца меня сменили, я легла, устроив голову на чьем-то рюкзаке, и закинув ногу на ногу. Достала сигаретку, тарантас тут же превратился в пароход. Варвара улеглась рядом, в натекшую лужу. Виды были чудесные. Солнце светило, скалы громоздились по берегам, птички пели и перенасыщенные хлорофиллом вечнозеленые насаждения радовали глаз, легкие, голову и душу. Речушка булькала, есть не хотелось, товарищи по катамарану от избытка благодати как-то притихли и, если бы не необходимость грести, погрузились в сон. Потом хозяйка лайки угодила под катамаран. Случайно. И хотя воды там было по колено, все немедленно воспользовались шансом разнообразить плавучую жизнь и соскочили в реку. И лайка тоже. И я. Лайку немедленно понесло течением вдаль. За лайкой поплыла моя тапка. За тапкой — чьи-то черные очки. И только Варвара лениво потянувшись, спросила, зевая: «Ну, чтооооо опять случилось?»

Варваре было велено лежать, а мы, затормозив катамаран на мелководье, начали ловить тапку. Лайку к тому времени уже выловили. Тапку ловили своеобразно: кидали камнями, чтобы она из-под коряг выплыла. Не поверив в эффективность такого способа, к тапочке двинулся доброволец.

Инструкторы, выплывшие из-за поворота и замыкающие сплав-парад, были немало удивлены: стоит себе катамаран, никуда не торопится, один человек — в отдалении, а шеренга товарищей методично швыряет в него камнями с криками: «Левее! Перелет! Вот он! Почти достал! Давай еще раз жахнем по нему! Камень побольше возьми, а то не попадешь!»

Тапку выловили. Товарища тоже. Очки тоже. Правда, без дужки. Зато выяснилось, что утонул пакет с едой. Но еды было много, и об этом пакете печалиться не стали, великодушно подарив «рыбкам». Варвара последних реплик не расслышала и очень заинтересовалась лежащими на дне булками и парой окорочков… И шагнула с катамарана — рассмотреть поближе. Катамаран качнуло, волна накрыла берег. Потом мы водрузили Варю обратно, еще немного проплыли и увидели передовой отряд наших. На скале, мимо которой мы плыли. «Эй! — крикнули мы, — далеко еще плыть?» «Да нет, километра два… Мы уже причалили и вас заждались, вот, гуляем», — ответили нам. Мы налегли на весла. И чуть не промахнули стоянку, которая была ровно в десяти метрах, за выступом скалы. Пошутили над нами ребята.

У берега оказались хляби. Грязь. Жидкая, топкая, засасывающая. Это, знаете, когда одну ногу вытаскиваешь, вторую засасывает. Вторую вытаскиваешь — первая уже намертво застряла. Я таки порвала свои многострадальные тапки, вымазалась по уши, Варвара в недоумении сигающая туда-сюда угваздала весь катамаран и половину рюкзаков. А также людей, спешащих нам на помощь. В этот момент они пересмотрели свои взгляды на кинологию.

Часть 5, заключительная.

В общем-то на этом приключения закончились. Потому что большая часть группы пошла «в пещеры» (5 км туда, 5 обратно), а мы остались в лагере. Я потащила было Варишну «гулять и дышать», но она плелась с видом сироты, угоняемой на чужбину, высунув язык и перебирая лапами, как сонная муха. Из-под ее опущенной к земле морды слышалось невнятное бормотание, сильно сдобренное нехорошими словами. Если бы она работала, как лошадь, прикомандированная к мельнице или шахте, прибыль владелец получил бы лет через пятьдесят. Да и то не факт.

С гуляньями не получилось. Зато получилось с загоранием. Я тогда еще не знала, что на катамаране у меня обгорели… колени и, бережно прикрыв плечи, руки, голову, радостно легла и выставила ноги навстречу солнцу. О чем до сих пор жалею.

Мы позагорали, поскучали, полежали, опять поскучали, опять полежали, потом, уже на исходе терпения, дождались-таки наших, поели, попили, собрались и, сделав марш-бросок в 3 км, вышли к автобусам. Варишна замыкала колонну, и все отчетливо слышали ее: «… Чтобы я еще раз!»

Домой мы добрались ближе к полуночи. Варвара выпила ведро воды и брякнулась, взгромыхнув, как упавший сервант.

В следующий раз мы вышли на улицу только в 4 часа дня. Нас обходили стороной: Варвара шла, пошатываясь, а я с искусанным комарами лицом сильно смахиваю на любительницу подраться. А также выпить.

Про то, что мы вернулись из похода, никто и не подумал. Не похожи, видать, мы с Варварой на походниц. Они не знали, что мы только что вернулись из НАСТОЯЩЕЙ ЖИЗНИ в свой зал ожидания. В котором тоже неплохо. А временами даже отлично. По крайней мере, никто не кусает за…

А кашу мы и тут сварить сможем. А Варюхе — макароны!