Глава 25

Глава 25

Многие опытные эксперты по дрессировке считают, что собаки по природе своей умеют читать мысли. «Стоять, Рауди, — подумала я. — Хороший мальчик. Не двигайся».

— Дурная собака, — сказал Реджи.

Он крепко держал поводок. Рауди стоял неподвижно, словно выполняя упражнение на испытаниях в подготовительном классе. Может быть, он читал мысли Реджи? Вряд ли.

— Что угодно сделаете для своей проклятой собаки, и ты, и остальные богатые ублюдки.

— Правильно, — сказала я. — И чего же ты от меня хочешь?

Рауди выглядел совершенно спокойным, терпеливым, даже утомленным, словно ожидал результатов затянувшегося судейства. Акита в клетке за его спиной выглядел каким угодно, только не утомленным. «Агрессивна по отношению к другим собакам» — так говорится в книге об этой породе. По-видимому, Реджи книг не читал. Как бы то ни было, он стоял спиной к клетке.

— Либби говорила, что, когда этот старый ублюдок Стэнтон получил свое, ты написала про это книгу. Тебе за нее еще и заплатили.

— Немного, — сказала я. «Рауди, стоять».

— Ты пишешь про собак? — спросил он. — Ты этим занимаешься?

— Мне известно, что некоторые считают это довольно странным способом зарабатывать на жизнь. Но это честный заработок.

— Дамочка-писатель, — усмехнулся он.

— Ты что, консультант по трудоустройству?

— Языкастая сука.

Его резкое движение насторожили меня. Все еще держа нож у горла Рауди, Реджи натянул поводок и подтащил его туда, где был Шейн. Длинный стальной стол заслонил Рауди от меня, но, наверное, он наступил на Шейна. Реджи схватил стопку желтой бумаги и толкнул ее по стальному столу в мою сторону.

— Пиши, — сказал он. — Пиши своему приятелю.

— Какому?

— Тому, из полиции.

— И что я должна ему сказать? — Я сделала два шага к столу.

— Ты признаешься. Твой псих папаша пропорол старую, морщинистую стерву, а ты взяла на себя ее мужа. — Он ударил Шейна ногой. — Отличный малый.

— Этому никто не поверит. К чему мне было убивать Остина Квигли?

— Ты писательница. — Реджи был явно доволен собой и улыбнулся мне своей широкой улыбкой. Он бросил поводок, схватил Рауди и подтащил к себе. В другой его руке поблескивал нож.

— Остин знал, что это сделал мой отец, — быстро проговорила я. — Он его видел и угрожал рассказать полиции. Если… Если ему не заплатят. Дела у него шли плохо. На полках почти ничего не было, к тому же совсем недавно он немного подновил аптеку. Это чего-то да стоило.

Он нуждался в деньгах и к тому же ненавидел свою жену. Он был рад избавиться от нее. Мне было нечем ему заплатить, потому что я всего-навсего собачья писательница. Денег у меня не было. Вот я и нашла способ заставить его заткнуться. Пойдет?

— Отлично, — сказал Реджи, по-прежнему держа нож у горла Рауди. — А вот этот Роберт Редфорд стащил твоего пса.

— Он действительно похож на Роберта Редфорда, правда? Кто-то мне об этом уже говорил.

Я сделала еще один шаг к столу и клетке с акитой. Еще шаг — и я оказалась бы к клетке ближе, чем Реджи. Мы верим в собак.

— Но он покупал собак, — добавила я. — Я могла бы убить его за это. Это вполне правдоподобно. Из тебя может выйти неплохой собачий писатель. Ты мог бы заменить меня в «Собачьей Жизни». Я уже придумала для тебя новую колонку. О непроизвольном мочеиспускании. — Я сделала еще один шаг к столу. — Но как я убила Шейна? Тоже зарезала? Знаешь что? У меня есть отличная идея. Зачем что-то выдумывать? Дай мне его прикончить. Тогда мне не придется ничего наворачивать.

Этот человек сознательно довел Эда Николза до смерти, спрятав аптечку, и наблюдал, как тот умирает. Он зарезал Сиси, зарезал Остина, был повинен в убийстве Бог знает скольких собак. Теперь он собирался убить Шейна и меня и все же был потрясен, когда я предложила сделать с Шейном то, чего он заслуживал.

— Но сперва позволь мне все записать на бумаге, — сказала я. — Брось мне, пожалуйста, ручку. Она где-нибудь на письменном столе. Хотя нет. У меня есть своя.

Надеясь, что Реджи сперва посмотрит на письменный стол, потом на меня, я открыла защелку чересплечевки.

— Положи руки на стол, — сказал он.

— Да нет же, у меня там действительно ручка, — сказала я.

Запертый в проволочной клетке акита стал бросаться на дверцу.

— Осторожно, — крикнула я. — Дверь открывается.

Реджи повернул голову. Я сделала еще шаг к клетке, сунула руку в сумку, вынула «Ледисмит» и нацелила его на Реджи.

— Смотри, это и впрямь не ручка, а кое-что посерьезнее.

А мой красавец пес? Он верил в меня, даже чувствуя на своем пушистом горле лезвие ножа.

— Если ты тронешь на нем хоть один волосок, я тебя застрелю, — сказала я. — Только посмей. Сейчас же убери нож от его горла.

Реджи замер, словно надеясь сперва остановить время, а затем повернуть его вспять.

— Все это происходит с тобой, — сказала я, — а не в рассказе про собак. Если ты сделаешь больно моей собаке, я тебя убью. Осторожно и медленно убери нож от его горла. Очень, очень медленно. Ну!

Реджи перевел взгляд с меня на акиту, затем на нож, после чего медленно отвел его на пару дюймов от горла Рауди.

— Если мне покажется, что ты собираешься бросить нож, я тебя убью, — сказала я. — Твоя рука будет двигаться очень медленно. Если она двинется быстрее, я убью тебя. Можешь не сомневаться, я хороший стрелок. Когда маленькие девочки в других штатах наряжали своих Барби, я уже разгуливала с пистолетом. Я и не помню, когда научилась стрелять, как не помню, когда научилась ходить. Я это всегда умела. Понял?

— Да, — сказал он.

— Теперь шевелись. Возьми нож за лезвие, положи на стол, поверни ко мне рукояткой и осторожно толкни в мою сторону. Давай.

Он сделал как было велено, но опасность еще не миновала. Реджи все еще держал Рауди за ошейник, и моя красивая доверчивая собака все еще стояла рядом с ним. Я, конечно, могла заставить Реджи выпустить ошейник, но как поступит Рауди? Сразу ли придет на мой зов? Если он замешкается и позволит Реджи схватить себя, то его огромное тело как щитом закроет мерзавца. Один раз я уже рисковала жизнью Рауди. Тогда обман удался, но теперь Реджи, наверное, все понял. Если представится возможность, Реджи превратит собаку в массивное живое прикрытие от моего маленького револьвера.

Рауди и я потратили сотни часов на отработку подзыва. Если он выполнит то, чему его учили, то, услышав команду, бросится ко мне тотчас же. Не обратит внимания, что бы Реджи ни сделал или ни сказал. Не обратит внимания ни на акиту, ни на других собак. Если. Я помнила, как он на выставке носился без поводка, потешая сотрудников и зрителей. Тогда, устраивая это представление, он знал, что находится на выставке. А сейчас? Насколько правильно оценивает он ситуацию? Пойдет ли он прямо ко мне? Или позволит сделать из себя заложника, которым я никогда бы не пожертвовала?

Он был самой умной и самой непослушной из всех моих собак. Я поставила на то, что на сей раз его ум подхлестнет его послушание.

— Пока неплохо, — сказала я Реджи. — Подними правую руку высоко над головой.

Он повиновался.

— Отлично. Теперь левой отстегни Рауди поводок. Отпусти его. — И я тут же позвала: — Рауди, ко мне!

Как я и ожидала, Реджи наклонился и схватил Рауди за кончик пушистого хвоста, но опоздал. Рауди галопом бросился ко мне, обогнул стальной стол и остановился передо мной так, что я могла потрепать его по голове. Это был отличный подзыв. На ринге и при судье Американского клуба собаководства он принес бы нам тридцать очков. В лаборатории и при Реджи Ноксе он, пожалуй, спас нам жизнь.

А еще говорят, что занятия по курсу общей дрессировки лишают собаку индивидуальности.

— Рауди, к ноге, — сказала я. — Хороший мальчик.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.