Глава 2

Глава 2

По тому, как мой отец кричит в телефонную трубку, вы сразу бы догадались, что он похож на огромного лося с тяжелыми рогами. И были бы правы. Предметом его воплей была просьба, которая пришлась не совсем кстати, во всяком случае в тот момент, когда после драки Рауди с Максом не прошло еще и двух часов. Он и Клайд прибывают в Кембридж в субботу, и не могу ли я их принять? Большинство волчьих помесей Бака — это собаки дворовые, но, если вы спросите его самого, он поклянется, что по крайней мере раз в несколько недель превращает их в домашних собак. По какому-то странному совпадению всякий раз, когда я приезжала в Аулз-Хед, в доме находился именно Клайд. Он, как прирожденный джентльмен, ненавязчив, аккуратен, нетребователен — короче говоря, прекрасный гость. Но даже если бы это было не так, я бы никогда не допустила, чтобы Бак чувствовал себя лишним. И вовсе не потому, что он уговорил меня взять у него деньги на первый взнос за этот дом, когда я не смогла найти в Кембридже ни одной квартиры, куда пустили бы собак. Нет. Ведь Бак мой отец. Сложность была не в Баке и не в Клайде, а в цели их визита, точнее, в его возможных последствиях для меня. Если Бак так хочет, чтобы волкам разрешили принимать участие в собачьих выставках, — я не против. Просто я не хочу, чтобы он был поблизости, когда я сама нахожусь на ринге. А он собирался приехать в город с целью устроить свою волчью презентацию на воскресной Масконометской выставке, на которую я записала Рауди еще шесть недель назад. Похоже, плакал мой достаточно круглый выставочный взнос.

Повесив трубку, я пожалела, что не могу обсудить это с Ритой, которая должна была вернуться из отпуска не раньше чем через неделю. Не в том дело, что появляться на выставках вместе с Баком не совсем удобно — все знают, что он мой отец, — хотя и не секрет, что он кого угодно может поставить в неловкое положение. Он бесконечно донимает членов Американского клуба собаководства требованием, чтобы АКС признал волчьих собак, но я к этому привыкла, как, впрочем, и все остальные. Все помнят мою мать, и все, кроме самого Бака, понимают, что дело его безнадежно. Беда в том, что он любит смотреть, как я вожу собак по рингу, и ни за что не поверит, что меня это нервирует. Он стоит как вкопанный. Не издает ни звука. Ему это просто ни к чему. И поскольку он не делает ничего недозволенного, то, естественно, не может понять, почему я не хочу, чтобы он был где-то поблизости. Моя мать всегда выставляла своих собак на соревнованиях по экстерьеру и общей дрессировке. Она водила их по рингу гораздо лучше меня и была таким дрессировщиком, каким мне в жизни не стать. Я даже не пытаюсь с ней соревноваться. Бак никогда нас не сравнивает. Вслух. Просто стоит себе, возвышаясь над окружающими, и на его крупном лице кривится глупая ухмылка, из тех, какие родители приберегают для своих отличившихся отпрысков. Последние три или четыре года мне удавалось не записывать собаку на выставки, на которые собирался Бак, и, записывая Рауди на Маскономет, я понятия не имела о том, что мой родитель туда заявится.

Рита была в отъезде. Я позвонила Фейс Барлоу. Фейс разводит аляскинских лаек и на выставках водит по рингу собак именно этой породы. Я наняла Фейс, чтобы она водила Рауди на соревнованиях по экстерьеру, которые иногда называют «Соответствие». Я люблю соревнования по общей дрессировке и терпеть не могу соревнований по экстерьеру. Это самый азартный и порочный спорт в Америке. Я его просто ненавижу, потому и наняла Фейс. Однако меня беспокоила дрессировка, а не соответствие. Я вовсе не собиралась водить Рауди по рингу под зорким взглядом Бака. Так я и сказала Фейс.

— Что с тобой, черт возьми? Ты поступаешь как последняя дура. — (У Фейс нет ни малейших задатков хорошего терапевта.) — Ты ведь не снимешь собаку с выставки только потому, что туда заявится твой папаша? Что за бред? Сколько тебе лет?

— Таковы мои правила, — сказала я. — И пожалуйста, ему об этом не говори.

— Это и не понадобится. Он прочтет в каталоге.

Она была права. Мы с Рауди, конечно, уже были внесены в раздел «Собака-Товарищ. Общая дрессировка».

— Он может и не купить каталог, — сказала я. Хм! — К тому же я не уверена, что Рауди готов.

Ответом мне было молчание, и поделом.

— Фейс, я всего-навсего снимаю собаку с выставки. Подумаешь, великое дело!

Фейс чертовски упряма. Она прочла мне целую лекцию относительно выдающихся достоинств Рауди и того, что выставить его — мой святой долг перед ним, перед ней, перед его заводчицей, перед самой собой. Она вцепилась в меня, как Рауди недавно вцепился в Макса. Но никто не окатил ее водой из дождевателя. Ее последнее заявление может показаться бредовым, но всякий, кто приобщился к миру чистопородных собак, признает его за неоспоримый и решающий довод. Фейс сама наполовину аляскинская лайка. А я уже говорила, что они стоят насмерть.

— Это твой долг перед породой. Конечно, она победила.