Глава 5

Глава 5

Большая выставка собак поистине самое грандиозное шоу на свете: цирк с непрекращающимся в течение всего дня действом на двенадцати, пятнадцати, двадцати рингах; фурор и овации, которым позавидует «Барнум и Бейли»[2]; волнение, куда более напряженное, чем то, которое переживаешь при виде канатоходца, работающего без сетки, — и две тысячи укрощенных животных со всех концов земного шара: тибетские спаниели, китайские шарпеи, японские хины, финские шпицы, австрийские пастушьи, родезийские горбатые, французские бульдоги, норвежские лосевые, немецкие курцхаары — всех размеров, от гигантов до карликов, от ирландских волкодавов, сенбернаров и догов до папильонов, мопсов и пекинесов.

В киосках, торгующих по сниженным ценам, можно найти почти все необходимое: ошейники и поводки всех цветов радуги, гребни частые и редкие, гребни для вычесывания блох, щетки из щетины, щетки металлические и пластиковые, порошок против насекомых и порошок для ушей, собачьи перчатки, аэрозоль для ухода за шерстью, пятновыводитель «Экс-а-дант», шампунь «Вандер флаф», освежители «Биттер эпл» и «Ласт бастер», бесплатные проспекты «Большого Джека», «Нитро Макса», «Старой матушки Хаббард» и «Жизни природы».

Если вы не прочь предаться ностальгическим воспоминаниям, то найдете те же гамбургеры, пиццу и бутерброды с тунцом, какие подавали в кафетерии вашего университета или колледжа. Совсем как в песне поется: «Полезен кофе при порезах, при синяках и при ушибах и что твой йод на вкус». Отправляясь на выставку собак, не забудьте взять с собой завтрак. И ни в коем случае не забудьте прихватить складной стул. Ведь голова у вас пойдет кругом, и вы почувствуете настоятельную необходимость присесть. Большая выставка собак работает по четкому расписанию, и тем не менее это самое сумбурное шоу на свете.

Цирком, где разворачивалось грандиозное шоу Маскономет, служил Выставочный центр в Бейсайде, прямо у Юго-Восточной скоростной магистрали. В ноябре здесь проходит целый букет из четырех выставок, а весной Маскономет — последняя выставка в закрытом помещении.

Когда в половине девятого я вкатила свой «бронко» на автостоянку, над гаванью еще поднимался туман, но выставка уже полчаса как была открыта для посетителей, а для участников и того дольше — с шести утра. На стоянке выстроился обычный набор «винебаго», других больших машин, а также автофургонов с номерами из Нью-Джерси, Виргинии, Вермонта, практически со всего восточного побережья; некоторые приехали совсем издалека — из Огайо, Миннесоты. Для собачников — завсегдатаев выставок расстояние ничего не значит. Некоторые машины простояли здесь всю ночь, некоторые всю ночь провели в пути. Люди в пятницу кончают работу в пять часов, всю ночь едут на субботнюю выставку, проводят на ней весь день, затем всю ночь катят, чтобы принять участие в воскресной выставке, потом едут домой и в понедельник утром отправляются на работу. Едут они в полном комфорте. Увидишь несколько небольших легковушек, и уже не нужно гадать, что находится внутри всех этих прицепов и фургонов. На заднике стоявшего перед моей машиной белого «винебаго» был наклеен плакат: «Осторожно! Выставочные собаки», окруженный изображениями доберманов и воззваниями доббишовиниста: «Любовь — это Доберман-Пинчер», «Счастье — это Доберман-Пинчер», «Я люблю доберманов» и просто «Доберман-пинчеры».

На сей раз я была без собаки. Фейс настояла, чтобы Рауди с пятницы остался у нее, дабы она смогла его как следует подготовить. Несмотря на его возражения, я всегда держала его в чистоте, но в отличие от Фейс я не стала бы из кожи вон лезть, прихорашивая его. Если я собираюсь поработать с собакой пару часов, то всегда найду что доводить до блеска помимо шерсти. В субботу я зашла к Фейс, чтобы провести с Рауди последнюю тренировку. Надо сказать, Маскономет был не первым испытанием Рауди по послушанию. На первом он улегся в самом конце длительной посадки — автоматическая дисквалификация. На втором длительная посадка прошла без сучка, без задоринки, зато он поднялся в конце длительной укладки, иными словами, секунд за пять до получения первой «ноги» в своем первом звании по дрессировке — СТ (Собака-Товарищ).

От аляскинских маламутов на испытаниях по общей дрессировке никто ничего особенно и не ждет, зато Винни, мой последний золотистый ретривер, получила СТ со средним баллом сто девяносто шесть из двухсот на трех выставках подряд, после чего заработала ОСТ (Отличная Собака-Товарищ) и СП (Собака-Помощник). Она была моей первой Собакой-Помощником, да и вообще лучшей из моих собак. Мои собаки тщательно готовятся к испытаниям по послушанию. Они не прерывают посадок и укладок. Однако Рауди именно так и поступил на двух испытаниях, и почти все мои знакомые при этом присутствовали. На Маскономете я во что бы то ни стало решила взять реванш.

В дверях я предъявила свой билет, и мне пометили руку красными чернилами. Я рассчитывала найти Фейс в секторе вожатых, расположенном у самого входа, но прежде, чем я ее увидела, мне пришлось пробираться между клетями, груминговыми столами, сушилками, вожатыми и сотнями собак в центральный зал, где расположены ринги, затем пройти мимо кафетерия и спуститься в груминговый сектор в самом дальнем конце помещения. Фейс была в свободном белом халате, который почти полностью скрывал мягкий бледно-серый свитер и темно-серую твидовую юбку. Упрятанный в пластиковый пакет из химчистки парный с юбкой твидовый жакет висел на одной из составленных друг на друга клетей. Сколько я ее знала, Фейс всегда выглядела на сорок с небольшим. Ее лицо обрамляли светлые, начинающие седеть волосы, которые она, чтобы не возиться, стригла довольно коротко, и едва заметный след голубого карандаша подчеркивал цвет глаз. В тот день кроме Рауди она водила по рингу чью-то сибирскую лайку и поэтому оделась так, чтобы смотреться под стать двум серебристо-серым собакам с белыми пятнами.

Сибирская лайка сидела в своей клети, а Фейс, водрузив Рауди на стол, специальной щеткой втирала ему в лапы белый тальк. Со всех сторон Фейс и Рауди окружали десятки других вожатых и собак, груминговые столы и множество всевозможных контейнеров для перевозки животных: проволочных, сетчатых, изготовленных из стекловолокна и полипропилена. Белые пятна на шкуре Рауди были, как пишут в рекламах, белее белого, а шерсть, распушенная опытной рукой Фейс, стояла дыбом и так сверкала, что могла бы светиться в темноте.

— Боже мой, — сказала я, — как ты этого добилась?

— Профессиональная тайна. — Когда Фейс смеялась, на щеках у нее появлялись ямочки.

Рауди был явно в восторге от самого себя, возбужден вниманием Фейс и к тому же рад видеть меня. С высоты стола он взирал по сторонам, как властелин на своих подданных. Я захлопотала над ним, и его высочество соблаговолил лизнуть меня в лицо.

— Он выглядит просто потрясающе, — сказала я. — Ты потрудилась на славу. Хватит. Теперь надо с ним пробежаться, я должна его разогреть.

— Дай мне еще десять минут. Ему еще надо поупражняться. — Это своеобразный эвфемизм среди собачников. Фейс имела в виду вовсе не пятимильную пробежку.

— Да, конечно. К тому же мне еще надо зарегистрироваться и, пожалуй, поговорить с отцом.

Бак, как и собирался, прибыл вчера днем, но на выставку мы приехали врозь, поскольку он хотел быть здесь в семь утра, чтобы договориться о своем показе. Домой Рауди должен был ехать тоже со мной. Он ладил с Клайдом, но ему еще недоставало эмоциональной зрелости, для того чтобы делить машину с другой собакой. Во всяком случае так говорила Рита.

— Ах да, — спохватилась я, бросив взгляд через плечо Фейс. — Ты ее не заметила, когда располагалась здесь?

— Кого?

— Сиси Квигли.

— Наверное, она только что пришла. — Фейс взбила металлическим гребнем шерсть на передних лапах Рауди, которые будут осматривать особенно внимательно, чтобы проверить крепость костей. — Крикливая сплетница. Хоть бы кто-нибудь заткнул ей рот. Ты, конечно, слышала, какие гадости она про меня говорит. Ну да ладно, не обращай на нее внимания. Она хоть и злобная, но не особенно кусается.

— Я просто не хочу, чтобы Рауди видел Макса. Они не дружат. На днях затеяли свару. У нее довольно странный вид, но, по-моему, она не такая уж вредная. Ладно, поздороваюсь с ней потом.

— Если она узнает, что я вожу Рауди, то такого навешает тебе про меня на уши. И присматривай за этим поводком.

— Зачем?

— Разве ты не знаешь? — Фейс принялась расчесывать длинную шерсть Рауди проволочной щеткой. — Сумку или бумажник она не тронет, а вот хороший выставочный поводок, гребни и все такое прочее обязательно стащит. Это всем известно.

— Я не знала. Иногда мы вместе занимаемся, но никто ничего такого не говорил. Все всё спокойно оставляют где попало. Ты уверена? Ее что, поймали за руку?

— Она чертовски хитра и осторожна.

— Я буду начеку. Сейчас важно, чтобы Рауди не увидел Макса. Ты уж постарайся. Ему не к чему слишком возбуждаться, а я сама уже и так взвинчена.

— Сделай глубокий вдох, выдохни и расслабься. А в чем дело? Твоя восьмисотая выставка?

— Нет, — ответила я. — Не знаю. Обычно со мной такого не бывает. Что если тебе пойти и отвлечь Бака, пока я буду на ринге?

— Извини, — сказала Фейс. — У меня еще Лили. — Она показала щеткой на клеть с сибирской лайкой.

— О ней не беспокойся, — сказала я. — А сейчас я схожу и зарегистрируюсь. Когда тебе понадобится Рауди?

— В одиннадцать. Второй ринг.

По пути к рингам, на которых проводились испытания по послушанию, я прошла мимо Сиси. Макс стоял на клети, и она его расчесывала; изо рта у нее свисала сигарета, а над головой колыхались завитки и клочья красных волос. Курить запрещалось везде, кроме кафетерия, о чем время от времени оповещали громкоговорители. Согласно инструкции Американского клуба собаководства, запрещалось также выставлять собак с «внешностью, измененной искусственным путем». К сожалению, это правило не распространялось на вожатых. Сиси была так же ярко размалевана, как при нашей последней встрече.

Наверное, было уже около девяти, а судейство начиналось именно в девять. Пока я регистрировалась, мне пожелала удачи Линда Макнелли, секретарь во второй группе подготовительного класса.

— Почему ты так нервничаешь? — спросила она. — Ты просто зеленая.

— Мой отец здесь, — ответила я, надевая нарукавную повязку. — Терпеть не могу выставляться, когда он где-нибудь поблизости. Знаю, что это глупо, но при нем меня всю трясет.

— Расслабься, — посоветовала она. — Запомни: это всего-навсего собачья выставка.

Всего-навсего день Страшного суда.

Я перездоровалась с массой другого народа («послушники» — свои люди) и почувствовала себя лучше. Во мне даже взыграла гордость — ведь Рауди выглядит на все сто, — и я уже была рада, что являюсь частью происходящего. А отец пусть себе смотрит.

На обратном пути в поисках Фейс и Рауди я заметила то, на что раньше не обратила внимания. Оказывается, Сиси пристроилась рядом с целой компанией других владельцев пойнтеров. Отчасти из воспоминаний о прежних демонстрационных выставках, на которых всем собакам одной породы отводилось определенное место, отчасти потому, что они знакомы друг с другом, люди стараются устроиться поближе к тем, кто выставляет собак той же породы. Но Сиси и Мими? По узкому проходу между клетями и груминговыми столами я направилась к ним. Я хотела поздороваться с Мими и подумала, что неплохо будет заодно пожелать успеха и Сиси, тем более что Рауди поблизости не было. Я зарабатываю на жизнь, да, собственно, и живу в мире собак, и мне вовсе не нужны враги.

Я видела Мими Николз всего во второй раз и тем не менее уже успела понять, что она шествует по жизни в окружении слуг: они идут перед ней, они ей сопутствуют, они за ней следуют. Рядом с ней, для того чтобы в буквальном смысле защитить ее или поддержать, если она вдруг упадет, стоял тот самый дюжий парень, который сопровождал ее после нашего собрания. Его руки были уложены на груди, лицо совершенно бесстрастно и невозмутимо. На Мими был бежевый костюм из чего-то вроде шелка-сырца или чесучи. Этот материал напоминал ткань из волокна рами. Даже в ярком утреннем свете на ее лице невозможно было разглядеть ни одной морщинки, ни одной четкой линии, хотя голос ее звучал оживленно. Она разговаривала с Либби Ноулз, которая, как всегда, выглядела молодой (двадцать пять?), сильной и, если вы любите ротвейлеров, красивой. У нее было мускулистое, плотное и сильное тело, прямые черные волосы, смуглая кожа и массивное лицо с таким же нетерпеливым, энергичным выражением, как у роти. Уже не в первый раз я поборола искушение подойти к ней и сказать: «Эй, Либби, тебе никогда не говорили, что ты как две капли воды похожа на ротвейлера?»

Вместо этого я направилась к Мими. В руке она держала выставочный поводок, на котором гарцевал пойнтер, способный составить серьезную конкуренцию Максу: холеная собака с лоснящейся шерстью, большими коричневыми пятнами на плечах и белым туловищем с разбросанными по нему коричневыми пятнышками, которые называются «крапом». Было бы правильно назвать его бело-коричневым в крапинку, но это некрасиво звучит, он же был на редкость красив — просто великолепен.

— Невероятный пес, — сказала я.

Нисколько не натягивая поводок, он стоял в горделивой позе с высоко поднятой головой.

— Благодарю вас, — дружелюбным тоном проговорила Мими. — Холли Винтер из Кембриджского клуба дрессировки собак.

Вот видите! Никакая она не собачница. Меня по имени знает, а если бы встретила Рауди, то, как его зовут, наверняка бы не вспомнила.

Либби — вот уж кто настоящая собачница — сказала:

— Привет. Это Саншайн, правда, он солнышко? — Она кивнула головой на пойнтера и улыбнулась. — А где Рауди?

Как и Фейс, Либби принарядилась для работы. Даже натянула тонкие пластиковые перчатки, чтобы не испортить маникюр. Я, конечно, тоже приоделась: профессионально выглаженная белая блузка, черный хлопчатобумажный свитер без следов собачьих когтей, джинсовая юбка и новехонькие кроссовки «Рибок» в пандан к обработанным белым тальком лапам Рауди.

— Он с Фейс Барлоу, — ответила я. — Она водит его на экстерьерном ринге. Послушанием в подготовительном классе займусь с ним сама.

— Желаю удачи, — сказала Либби, затем перестала складывать в сумку щетки, ножницы, спреи и прочие принадлежности для ухода за собакой и, повернувшись к Мими, добавила: — Испытания по второй группе подготовительного класса предназначены для тех, у кого предыдущая собака получила СТ. Раньше Холли держала золотистых ретриверов.

От меня не укрылся скрытый смысл этого объяснения, сводившийся к тому, что если бы я всегда держала аляскинских маламутов, то всю жизнь потратила бы на то, чтобы получить звание по первой группе подготовительного класса.

— Это второе звание? — спросила Мими.

— Второе?

— СТ — второе звание по послушанию?

— О нет, первое, — ответила я. — СТ — первое звание по курсу общей дрессировки. Всего существует три класса или, точнее, три ступени: подготовительный, открытый и рабочий. В каждом классе есть свое звание — СТ, ОСТ и СП. Так было с самого начала, так есть и так будет всегда.

— Собака-Товарищ, — присовокупила Либби, — Отличная Собака-Товарищ и Собака-Помощник.

Когда просто богатые люди вроде врачей и адвокатов решают завести выставочных собак, они читают самые разнообразные пособия и притворяются, будто знают, о чем говорят. Но только не Мими. Она даже не попыталась сделать вид, что во всем этом разбирается, и прилюдные наставления Либби ее ничуть не смутили.

— Сколько «ног» вы получили? — спросила меня Либби.

Еще несколько таких вопросов, и лицо Мими обрело бы былую подвижность.

— Нисколько, — ответила я.

— Не понимаю, зачем ты возишься с маламутом.

— Я рассматриваю это как своеобразный вызов, — ответила я и, обращаясь к Мими, добавила: — «Нога» означает, что вы выдержали испытания на одной выставке. Для звания СТ надо набрать три «ноги». Необходимо получить дипломы трех выставок с тремя разными судьями. Сегодня мы попробуем заработать нашу первую «ногу».

Тут Сиси услышала мои слова и подошла поближе. На ней было ярко-бирюзовое платье, сшитое из материала, в котором я без труда узнала полиэстер. Мочки ее ушей были закрыты клипсами в виде миниатюрных эмалевых пойнтеров, и с шеи свисала цепочка с эмалевым пойнтером.

— Я думала, вы собираетесь попробовать выставить свою собаку на соревнованиях по экстерьеру, — громко сказала она.

Невежественная тупица. «Попробовать», как бы не так! Разумеется, она хотела сказать, что испытания по общей дрессировке годятся для собак, которые недостаточно хороши, чтобы их выставляли по экстерьеру, что это второсортный спорт для второсортных собак. Сплошь и рядом приходится слышать подобную чушь.

— На экстерьерном ринге его будет водить Фейс Барлоу, — сказала я.

К Сиси подошли двое мужчин. Один — понурого вида юнец, другой — ее компаньон по занятиям в собачьем клубе. Его возраст так же трудно поддавался определению, как и ее собственный, но если яркая косметика делала ее похожей на плохо набальзамированный труп, то он представлял собой личность абсолютно неприметную. И если она походила на покойника, то он на владельца похоронного бюро. Видя их вместе на занятиях, я никак не могла понять, кем он ей приходится — мужем или сыном. Теперь же стало ясно, что понурый юнец — ее сын, а неприметная личность, должно быть, муж — аптекарь мистер Квигли.

Видимо, Мими почувствовала некоторую напряженность и как истинная леди, каковой она и была, решила разрядить обстановку, представив каждого всем остальным.

— Я Мими Николз, — сказала она, протягивая руку старшему из мужчин.

— Остин Квигли, — представился он. — Мой сын Пит.

— Па, я уже ее знаю, — весьма нелюбезно проговорил Пит. — Я делал для нее комнату. В ее доме.

— Замолчи, детка, — шикнула на него Сиси. Возможно, она вовсе не то имела в виду, но у ее сына действительно было детское лицо, и, бросая на мать свирепые взгляды, он походил на строптивого младенца, готового запустить в нее погремушкой.

Мими оставила этот обмен репликами без внимания.

— Да, конечно, — сказала она. — Полагаю, вы знакомы с Либби Ноулз. А это Реджи Нокс, — добавила она и отступила на шаг, словно ожидая, что ее телохранитель приблизится и скажет: «Здравствуйте, как поживаете?»

Однако он ограничился лишь небрежным кивком. К моему немалому удивлению, Сиси шагнула вперед, как будто желая что-то сказать, но тут я увидела, что Фейс энергично машет мне рукой.

— Извините, мне надо спешить, — сказала я. — Меня зовет Фейс. Я обещала ей выгулять Рауди.

Должно быть, Мими подумала, что для пробежки с ним я выбрала странное время.

Как обычно, мой привередливый Рауди отказался воспользоваться отведенными для выгула площадками: он считал их слишком грязными и чересчур открытыми для посторонних глаз. Выгуляв его на газоне у гавани и тем самым нарушив правила выставки, я вернула его в клеть и отправилась разыскивать отца. Голос Бака я услышала еще до того, как увидела его стенд.

— Все собаки произошли от волков, — убедительным тоном объяснял он.

Даже на расстоянии, а я таки держалась на расстоянии, показ выглядел впечатляюще: афиши с изображением белых полярных волков, демонстрация видеофильмов и, конечно, Клайд, который расхаживал на длинном поводке за спиной Бака, — длинный, высокий, поджарый вариант Рауди с большими ушами и недоверчивым взглядом.

Сиси, подбоченясь, стояла перед площадкой, где проходил показ, и, выставив вперед костлявые локти, чуть не брызжа слюной, кричала на Бака:

— Кто дал вам право приводить сюда эту тварь! Да будет вам известно, да-да, я хочу, чтобы вы это знали, — сегодня здесь собрались очень ценные выставочные собаки.

Я пробыла там достаточно долго и видела, как Бак сделал гигантский вдох, отвел назад плечи, совсем как это делал когда-то Тедди Рузвельт, и начал орать. На этом я ушла. Я хотела, чтобы на время ринга его отвлекли тем или иным способом, но вовсе не таким. Мне следовало подойти к Сиси, представить ей Бака как моего отца, объяснить ему, что у нее два прекрасных пойнтера, а ей — что он раньше держал золотистых ретриверов, и спровоцировать их на долгую беседу. Но вместо этого я ушла.

Было ошибкой выводить Рауди из клети, когда ты сама в неважнецком состоянии. И тем не менее я его вывела. Я была вся в поту, когда подвела его к рингу, на котором проводились испытания во второй группе подготовительного класса. Знающие люди подтвердят, что если, находясь на ринге, вы нервничаете или чем-то расстроены, то собака нюхом почует в вас постороннего и не станет повиноваться. Когда мы наконец дождались своей очереди, то Рауди показал плохое хождение на поводке рядом. Просто плохое, хоть и не влекущее за собой снятие с испытаний. Не думаю, что как вожатый я допустила какие-нибудь ошибки. Но я чувствовала, что потею, и на себе ощущала это странное явление отчужденности собаки. Для Рауди я уже была не Холли. Рядом с ним был посторонний, от которого пахло виной, стыдом и предательством. После девятой фигуры, последней в хождении на поводке рядом, я поставила Рауди, сняла с него поводок и передала его Линде Макнелли, которая улыбнулась мне и слегка склонила голову набок: Рауди, мол, держался молодцом. Следующим элементом было хождение рядом без поводка.

— Вы готовы? — спросил мистер Солсбери.

— Готовы, — ответила я.

Таков ритуал. Конечно же, я лгала.

— Тогда вперед, — сказал он.

— Рауди, рядом.

Рауди шел более или менее рядом — скорее менее, чем более, но, если собака идет на расстоянии шести футов от вожатого, судья должен поставить проходной балл. Окончательно погубил нас подзыв. Посадив Рауди в одном конце ринга, я отошла в противоположный его конец и по сигналу мистера Солсбери позвала:

— Рауди, ко мне!

Рауди и не подумал идти. Вместо этого он отряхнулся, послал мне улыбку и принялся кругами носиться по рингу. Толпе это чрезвычайно понравилось. Сперва наградой ему был смех, потом аплодисменты. Я попробовала поймать Рауди, и, если бы он был с поводком, мне, возможно, удалось бы это сделать. Но поскольку поводка на нем не было, он разбежался, перепрыгнул через ограждение ринга, молнией пронесся сквозь толпу зрителей и бросился на соседний ринг, где Дороти Бартон судила пойнтеров. Пойнтеры. Макс. Я ворвалась на ринг через несколько секунд после Рауди. Господь да благословит Дороти Бартон. Она бросилась к Рауди, схватила его за ошейник и прервала его бешеный галоп. А что если бы Макс погнался за ним? Или кто-нибудь попытался бы вмешаться и он бы его укусил? Или если бы он невзначай укусил судью? Даже думать об этом не хочется.

Сделав вид, будто Рауди вовсе не моя собака — что у меня, вообще-то, золотистый ретривер, — я взяла его за ошейник и отвела обратно, на ринг второй группы подготовительного класса. Ему я не сказала ни слова. Мистер Солсбери, очаровательный человек и хороший судья, спросил, хочу ли я выполнить оставшиеся упражнения: групповую посадку и укладку. Я не хотела. Судья зловредный непременно настоял бы на этом.

Я снова взяла Рауди на поводок, отвела в клеть и заперла. Сибирская лайка сидела в своей клети, Фейс нигде не было видно. В наигнуснейшем настроении я села на пол. Я чувствовала себя виноватой перед Баком, но больше всего угнетало меня недостойное поведение Рауди. Я так и слышала голос Марисы, которая всегда спрашивала, если моя собака давала сбой: «Кто, как не ты, научил его так делать? Кто его дрессировал?»

Но хотите знать, что за люди «послушники»? Ко мне подошли человек десять-двенадцать рассказать про своих собак истории похлеще. Я услышала, как собаки приносили с других рингов гантели, удирали с ринга, чтобы украсть еду у зрителей, облегчались прямо на ринге, пытались, иногда небезуспешно, укусить судью. Все старались меня утешить. Когда я стала понемногу успокаиваться, то вспомнила, с каким удовольствием Рауди бегал кругами по рингу и валял перед всеми дурака. Такое случается. Ведь это всего лишь собачья выставка.

Но Сиси надо было знать, в какую передрягу мы едва не угодили с Рауди и Максом. Сегодня я достаточно напраздновала труса. Оставив Рауди запертым в клетке, я побрела через груминговую зону к Сиси — принести ей извинения, которых она более чем заслуживала. Первую драку начал не Рауди. Даже если бы на ринге он подбежал к Максу, совсем не обязательно затеял бы и вторую. Хотя мог бы. Мог бы и Макс. И уж тогда-то Рауди наверняка прервал бы судейство. За это мне и следовало извиниться перед Сиси.

Прежде чем увидеть ее, я услышала Макса. Он выл, как пойнтеры обычно не воют: жалобно, исступленно. Он был в большой разборной клети на полу и, пытаясь выбраться, скребся в дверь из металлической сетки. Это ненормально. Клеть выставочной собаки — ее дом вне дома, ее логово, ее убежище в хаосе выставки.

— Мальчик, что случилось? — спросила я его и подошла к клети. — Сегодня не «Лучший в породе»?

Я едва не наступила на нее.

Из-под наполовину сползшего с ее головы красного клоунского парика вытекало что-то тоже красное, но другого оттенка. Теперь ее нелепо размалеванное лицо более чем когда бы то ни было походило на лицо трупа. На пару секунд я совершенно растерялась. Сперва я подумала, что произошел несчастный случай. Затем до меня дошло. Сама она никак не могла этого сделать. Она не могла взять большие груминговые ножницы и через это дурацкое выходное платье бирюзового цвета воткнуть их в свою костлявую грудь. Не могла она и упасть на них, а потом перевернуться. Она не могла этого сделать ни случайно, ни намеренно. Кто-то исполнил пожелание Фейс Барлоу. Кто-то заставил Сиси замолкнуть навсегда.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.