МЫ СТАЛИ СЛЕДОПЫТАМИ
МЫ СТАЛИ СЛЕДОПЫТАМИ
1
Многое должна уметь служебная собака. И не так-то просто научить ее простейшим приемам — двигаться рядом с хозяином, подходить к нему по команде, садиться, приносить предметы, преодолевать различные препятствия. Ингус мой отличался понятливостью, и не было бы у нас с ним проблем но… В самый разгар занятия он вдруг ложился на спину и предлагал, нет, упрашивал начать с ним игру. Что ты будешь делать! И смех и грех. Тем не менее одолели мы общий курс дрессировки, сторожевую службу и добрались до следовой работы.
В один прекрасный день Ингус увидел на плацу человека, одетого в уже знакомый ему толстенный халат, и был удивлен, не услышав привычной команды «Фас!». Он поглядывал на меня с недоумением. Он даже стал повизгивать, когда человек в дрессировочном халате начал удаляться, а я все медлил. Только после того, как помощник скрылся в кустах, я дал Ингусу понюхать шапку «нарушителя» и приказал:
— Ищи, Ингус! След!
Увы, мой Ингус не проявил ни малейшего рвения. Он обнюхал землю, покрутился-повертелся и смущенно лег возле моих ног.
— Фас! — скомандовал я. — Ищи! Ну вперед же!
Он нехотя поднялся, описал круг и вдруг насторожился: уловил знакомый запах! Предвкушая удовольствие потрепать ненавистный халат, Ингус взвизгнул, поднял хвост и азартно побежал по следу. Увы, это продолжалось недолго. Попав в заросли кустов, Ингус постоянно отвлекался то на шорох листьев, то на пение птиц. Все же мне удавалось вновь и вновь направлять его по следу. К тому моменту, когда добрались до «логова нарушителя», мой помощник, дожидаясь нас, успел заснуть! Тут мы на него и вышли. Увидев стеганый халат, Ингус испугался и попятился было назад.
— Ну как не стыдно? — укорял я его. — Фас!
Он наконец расхрабрился, с яростью кинулся на «нарушителя», вцепился зубами в ватный рукав и принялся азартно трепать его. Как ни пытался мой помощник вырваться, это ему не удалось, а я, в свою очередь, позволил Ингусу натешиться вволю.
Однажды, во время очередной проработки следа, Ингуса увидел начальник школы и не удержался от похвалы:
— Какой агрессивный пес! Неужели это Ингус? Как изменился! Правильно вы его воспитываете. А теперь, Карацупа, добейтесь, чтобы он научился различать индивидуальные запахи.
Для работы с Ингусом мне стали выделять сразу нескольких помощников, и он очень быстро научился отличать в ходе преследования запах «нарушителя» от всех прочих.
Через некоторое время начальник школы вызвал меня к себе: помощники стали жаловаться, что я их загонял, а Ингус привел в негодность все дрессировочные халаты. Разумеется, ругать нас за это не ругали, но в результате нам с Ингусом назначили серьезное испытание.
После того, как я и еще десять бойцов, ступая след в след, прошли примерно четверть километра, мы разделились на две группы и разошлись в разные стороны. Ковригин пустил Ингуса по следу. Тот бросился вдогонку, потоптался немножко на развилке, но быстро отыскал мой след и вскоре, догнав нас, прыгнул мне на грудь.
— Ну что ж, вполне! — сдержанно одобрил Ковригин.
Все же он устроил Ингусу еще одно испытание. На этот раз не я, а мой помощник попытался «затеряться» в большой группе убегающих, но тщетно — Ингус без труда «распутал» след, настиг «нарушителя» и свалил его с ног.
— Теперь можно вас с Ингусом и на заставу! — хлопнул меня по плечу мой учитель.
Застава нас встретила неласково. Не всех пятерых стажеров, которые туда прибыли, а именно меня с Ингусом. Очевидно, потому, что вид мы имели весьма невнушительный: Ингус, в сравнении с другими собаками, казался почти щенком, а я в длиннополой, не по росту, кавалерийской шинели выглядел далеко не бравым воином.
Товарищей моих разместили, как и полагается, и для каждой собаки будку выделили, — всем хорошо, всем удобно. А мне начальник заставы говорит:
— Во-он фанза китайская на пригорке, видите? Там свою собаку и размещайте. Не очень удобно, зато никто не потревожит.
Все засмеялись.
Неприглядная издали, вблизи фанза оказалась и вовсе развалюхой — оконца и дверь в ней, наверное, были когда-то во времена весьма отдаленные.
Да что делать! Оборудовал я для Ингуса мало-мальски сносное место, присел и стал с ним разговаривать. Именно разговаривать, а не сетовать на судьбу. Ведь я считал, и не без основания, что он все понимает, больше даже, чем иной человек. Вот и объяснял я ему, что встретили нас, конечно, не ахти, но мы ведь не к теще на блины приехали и особого уважения пока ничем не заслужили; вот проявим себя в деле, тогда все и увидят, какие мы молодцы, и устыдятся; но это все у нас впереди, а пока надо работать, — уж этой возможности нас никто не лишит.
Внимательно смотрел на меня мой верный Ингус, и ясно было без слов, что он во всем со мной соглашается и готов работать столько, сколько нужно, вот только в фанзе этой не хотелось бы ему одному оставаться. Так уж он просил взглядом, чтобы я взял его с собой.
— Нельзя, друг. Нужно мне на заставу. Ты уж тут без меня не скучай.
Потрепал я его ласково по голове и пошел. А он встал на пороге и смотрел мне вслед, пока я за воротами заставы не скрылся.
Легко сказать «работай». А если условия этому не благоприятствуют? Товарищи мои вскоре стали ходить на границу, а меня то дневальным назначат, то дежурным, то на кухню пошлют, то в конюшню. Если и иду на границу, то без собаки. И все же тренировать Ингуса я не прекращал. Вечером следы прокладывал, а ночью, когда все засыпали, вставал и с собакой их прорабатывал. Волей-неволей моему Ингусу приходилось работать по следам большой давности.
Начальник заставы помощников мне не выделял, но я и из этой ситуации нашел выход. Отдавал товарищам свой сахар или табачок, а они прокладывали следы, по которым и работал мой Ингус. Порой я просил их по ходу движения оставлять какие-нибудь предметы, — Ингус их всегда находил. Пограничникам это было интересно, и вскоре многие из них уже сами подходили ко мне, предлагали «за так» помочь. От этих предложений я, конечно же, не отказывался. Целые маршруты им придумывал: «Вон к тому дереву идите, потом на хутор, с хутора — на пригорок, оттуда — на заставу. У заставы бросьте в сугроб коробок спичек». Вскоре Ингус уже уверенно работал по следу трехчасовой давности.
Начальник заставы о наших тренировках, наверное, знал, но вряд ли представлял себе, каких успехов добился мой Ингус. Он мне, бывало, говорил: «Мы тебя с Ингусом держим в резерве». С иронией говорил, но однажды дошла очередь и до «резерва».
Ни одна из собак не смогла взять след нарушителя. Ситуация сложилась безнадежная, и вызвал меня начальник заставы не столько для того, чтобы использовать последний шанс, но больше, чтобы совесть очистить: мол, сделали все, что смогли.
— Садитесь на лошадь, — приказал он, — и поезжайте к линии границы.
— Нет, — отвечаю. — Меня на подводе надо везти.
Начальник заставы удивился. Ему подумалось, что я возомнил себя знаменитым сыщиком, особого отношения к себе требую, о чем он мне и сказал, а я на своем стою. Ведь дело было не в амбициях: если собака устанет еще до того, как до следа доберется, не сможет она в полную силу вести преследование. Об этом и в учебных пособиях говорится, и в инструкции так записано.
Выслушал мои объяснения начальник заставы, усмехнулся и отдал распоряжение дежурному:
— Готовьте подводу.
Когда приехали на место, я дал Ингусу немного погулять, потом его лакомством угостил. А начальник заставы торопит: «Ну давай же, что ты тянешь!» Понять его можно: дорога каждая секунда. Но и я свое дело знаю. Работа предстоит непростая. Погодные условия для ищейки сложные, — поздняя осень, мороз. Да и слишком много людей здесь до нас побывало: два пограничных наряда, инструкторы с собаками; хотели они того или нет, но следы нарушителя затоптали. Столпились все в одном месте, шумят, нервничают, не подозревая о том, что собаке их нервозность передается. Словом, сколько меня ни подгоняли, я прежде добился, чтобы Ингус успокоился, потом попросил всех отойти в сторону, и только после этого начал собаку на след ставить.
Наблюдали за нашими действиями с недоверием. Некоторые, наверное, уже рукой махнули, видя, что мы все дальше отходим от места обнаружения следа. А я нарочно собаку с заслеженного участка увел, и правильно сделал, — Ингус очень быстро след нарушителя обнаружил и потянул меня за собой. Так стремительно мы побежали, что ни инструкторы с собаками, ни начальник заставы на подводе угнаться за нами не смогли, отстали.
Все внимание я сосредоточил на поведении собаки. Ингус работал активно, и я старался ему не мешать. Лишь иногда давал лакомство, подбадривал.
Так прошли мы примерно двенадцать километров. Уже заметно рассвело. Вот показался не хутор даже, а полевой стан. Нарушитель, видимо, хотел здесь укрыться, но ни одна из ветхих построек ему не глянулась. Стороной прошел. По следу его побежали дальше, и, наблюдая за собакой, почувствовал я — догоняем лазутчика.
Впереди завиднелась деревня. То обстоятельство, что нарушителю удалось добраться до населенного пункта, меня не обрадовало. Увеличил темп. Бегу и думаю: как здесь-то управится мой Ингус?
Совершенно напрасной была моя тревога. Пробежав по деревенской улице, Ингус завел меня в один из дворов. Как потом выяснилось, нарушитель увидел нас и спрятался на чердаке, но эта хитрость его не спасла. Ингус потянул меня во двор, пробежал вдоль стены, сел возле лестницы, ведущей на чердак, и, задрав морду, громким лаем известил меня о том, что именно там укрылся тот, кого мы искали. А тот уже не думал ни бежать, ни сопротивляться. По первой моей команде спустился и позволил себя обыскать. Все же на всякий случай я связал ему руки и повел задержанного на заставу.
Иду и не чувствую ни малейшей усталости, хотя пробежали мы никак не меньше пятнадцати километров. Впрочем состояние вполне понятное: я был безмерно счастлив. Как-никак, а настоящего нарушителя задержал.
И в какой ситуации: когда даже самые опытные инструкторы ничего не смогли сделать. Уж теперь-то совсем иначе будут к нам относиться и товарищи, и командиры.