ПЕРВЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПЕРВЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ

Прошло немного времени, и я подрос. Теперь я умею ходить на поводке; это и впрямь очень удобный способ объяснить собаке, чего от нее хотят, — что-то вроде собачьей азбуки Морзе. Один пудель — его привязали рядом со мной возле колбасной — с седыми волосками (это вызывает у меня уважение) объяснял мне, что если ты чувствуешь, что ошейник вот-вот тебя задушит, то остановись и посмотри на хозяина, пытаясь угадать его намерения. Если ты не чувствуешь натяжения поводка, то можно мчаться без оглядки. Однажды моя хозяйка что-то уронила, и я решил, что Она со мной играет. Я поднял этот предмет, и тотчас все воскликнули: «Какая прелесть, он принес Вашу перчатку!» От испуга я разжал зубы, и Она взяла перчатку. Все вокруг говорили, что я сделал это специально. Вот так и сочиняются небылицы.

В начале своей жизни у этих добрых людей я совершил два путешествия: маленькое и большое. Что касается первого, то я провел его на руках у Жакот. Вы не знаете Жакот, вот кому следовало родиться собакой! Она понимает собак и любит их. Ей в отличие от остальных сразу стало ясно, что меня вот-вот стошнит. Как только автобус подпрыгнул на первом ухабе, она быстро попросила газету у сидящего сзади мужчины, а этот глупец все тянул время, стараясь завязать разговор: «Вам, девушка, политические или культурные новости?» и т. д. Мы тогда ехали в Торсей, в загородный дом, который мне пришлось охранять. Миссия моя оказалась необыкновенно забавной: я должен был лаять, как только во дворе появится незнакомец. Иногда я ошибался или делал вид, что ошибаюсь, чтобы меня погладили со словами: «Ну вот, ты меня уже не узнаешь». Это я-то не узнаю! У собак память не то что у людей.

Большое путешествие, в которое я отправился сразу после своего появления в семье, произошло после Рождества. Все праздники я болел какой-то собачьей болезнью. Многие собаки от нее умирают; мне повезло, и я выкарабкался. Мое здоровье шло на поправку, и ветеринар посоветовал, что лучше забрать меня из больницы, потому что там я буду чувствовать себя несчастным, а это вряд ли поможет моему выздоровлению. И мы поехали в От-Луар. Я был худой, как скелет. Мне все еще делали уколы; никогда не забуду звука, предшествующего этой процедуре. Она приходила на кухню, ставила на огонь кастрюлю. Вместо приятного запаха готовящейся еды раздавалось легкое интригующее позвякивание. В первый раз я подошел без опаски, не подозревая о том, что меня ждет. Мне дали круглый сухарик (я их обожаю), и вдруг я почувствовал, что Она сжимает пальцами кожу на моей шее и вонзает в нее твердую иглу. Тогда я не успел возмутиться, потому что несколько нежных голосов ворковали мне на ухо, уговаривая не волноваться. Нет, этот звук мне никогда не забыть. В следующий раз я уже спрятался под стол, но напрасно: меня все равно изловили. Потом это превратилось в своеобразную игру. Хочешь не хочешь, а уколы были необходимы, и пришлось их терпеть, но я каждый раз сопротивлялся и уступал, соглашаясь на сухарик. Во-первых, я их люблю, а во-вторых, мне кажется, людям необходимо соблюдать во всем определенный ритуал. Они считают, что один жест не имеет смысла без другого, и я уже привык ко всем этим церемониям, они помогают нам общаться.

Большое путешествие было очень занимательным. Я сидел позади, в деревянном кузове, обклеенном газетами.

По обе стороны от меня устроились наш Мальчик и его друг — высокий, худой и очень добрый. Время от времени машина останавливалась, и я выходил на дорогу, чтобы поразмять лапы. В первый раз я без оглядки бросился скакать по полям, но их ужас был так велик, что мне пришлось вернуться. Среди дня мы сделали остановку в доме, где было много собак и еще бродила какая-то зверушка поменьше, на четырех лапах, с длинным хвостом, круглой головой и короткой гладкой шерстью. Я доверчиво приблизился к этому существу, а оно потянулось, выставив передние лапы, а потом выгнуло спину и вздыбило шерсть. Я принял это за игру, сделал то же самое, но тотчас отпрыгнул, потому что Кот — с тех пор я хорошо помню это имя — зашипел, оскалил зубы и выпустил когти, стараясь нанести мне удар. Затем он ушел, торжественный и черный, а его пушистый хвост, плавно покачиваясь, проследовал за ним. У него был приятель из псов, тоже весь черный и при этом совершенно кудрявый. Они всегда действовали сообща. Например, Кот прыгал на дверную ручку, собака толкала мордой дверь, дверь открывалась, и они благополучно проходили туда, куда им было нужно. С этого дня я понял еще две истины: для взаимопонимания и взаимопомощи очень важно быть одного цвета со своим четвероногим другом. Не имея такого в своем доме, я решил сам научиться открывать двери и сделал это довольно быстро к великому восторгу моего семейства.

Я все еще был слаб и плохо ел. Она захватила с собой липовый отвар, полезный для нервов. Я пил его теплым из специальной миски. Теперь я понимаю, как был невыносим тогда. Я не хотел ничего слышать о супе с овощами, мясом и хлебом. Я признавал только ветчину, горбушки хлеба и бананы, которые любил и раньше. Но однажды мне дали банан, в который вложили таблетку. От этого его вкус сильно изменился; с тех пор я больше никогда не притрагивался к бананам. Не терплю насмешек.

Мы снова двинулись в путь и к ночи приехали в другой дом. Меня сразу окружили дети, которые ужинали на кухне. С ними было намного веселей, чем в столовой, где сидели взрослые. Один из них угостил меня костью; я схватил ее и собрался было с удовольствием поглодать под столом, но тут раздались душераздирающие вопли. Никаких костей щенку! Где его ветчина, где его сухарики?! Бедная бабушка была совершенно растеряна и говорила одной из своих невесток: «Спасибо, милая, что принесла объедки для собаки, но, кажется, она больна, и ей можно только ветчину и сухарики». Я был в смятении: дать гордый отпор, защищая кость, или ретироваться? Нет, с детьми хоть и шумно, но зато как-то спокойней.

Вечером обсуждался вопрос о том, ставить ли мой ящик на кухню, как в Париже. Эта тема вызвала бурные споры. Я не сразу понял, что все дело в газе, которым могут отравиться домашние животные, ведь они проводят всю свою жизнь на полу. Один шутник заметил, что в случае утечки газа моя смерть вовремя предупредила бы остальных об опасности. Я с облегчением убедился, что это замечание сильно шокировало членов моей семьи.

Я провел тяжелую ночь: мне было страшно, я ничего не узнавал вокруг. Я заскулил, и мальчики спустились ко мне. Они решили, что я хочу гулять, и вывели меня в сад. В лунном свете все стало совершенно белым. Мы шли по мягкому снежному ковру. Было холодно и сыро, но невероятно интересно: я впервые видел снег. Одно из окон распахнулось, Она появилась в нем и громко зашептала: «Вы с ума сошли! На улице же холодно! Быстро возвращайтесь!» Ее голос поставил все на свои места, потому что меня тотчас перенесли вместе с моим ящиком в комнату, где ночевали мальчики. Я лизнул каждого в знак благодарности. Они долго гадали — не захочу ли я забраться к ним в кровать, и, поскольку я не смог ничего объяснить, им пришло в голову отнести меня вместе с ящиком в соседнюю комнату, где спали Он и Она. Я бросился радостно облизывать всех и через минуту уже спал.

На следующий день в доме было много разговоров: я запачкал полы в коридоре; дедушка заметил следы в саду и испугался за свой салат (неужели салат растет под снегом?). Он даже собрался измерить ноги детей, чтобы узнать, кто из них выходил ночью в сад. Что касается моих следов, то их происхождение ни у кого сомнений не вызывало. К середине дня страсти улеглись, и, поговорив еще некоторое время о простуде и бронхитах, взрослые забыли об этой истории.

Я все еще был слишком худ, и мне надевали на прогулку свитер. Я его страстно ненавидел. Увидев на улице снег, я испугался, что на меня наденут не только свитер, но и сапоги. Такое тоже бывает. В магазине «Элегантный пес», куда мы с Ней зашли как-то раз, я своими глазами видел такую душераздирающую картину: бедный дрожащий желтый песик стоял на большом столе; на одной его лапе красовался бледно-голубой резиновый сапог. Он не смел наступить на нее и ковылял на трех лапах. Хозяйка уже успела купить ему голубой дождевик с капюшоном. Один из посетителей, глядя на него, сказал: «Карнавал да и только!». Бедняга сгорал со стыда. Все-таки мы живые существа, и у нас тоже есть гордость.

Кажется, до сапог дело не дошло. Что ж, наденем свитер и выйдем погулять. Прогулка по деревне оказалась сущим наказанием. В отличие от города, где на улицах с вами заговаривают редко и довольно сдержанно, здесь нам то и дело приходилось останавливаться посреди дороги и выслушивать соображения типа: «Вы что, выгуливаете здесь собаку? Так с ними здесь не гуляют, на это есть свой сад!» Видно, судьбе все же было угодно, чтобы я гулял в нашем саду. Тем хуже для дедушкиного салата.

Мальчишки, глядя на меня, кричали: «Смотрите, одетая собака!» А почему бы и нет? Наверное, я был первой собакой на поводке и в свитере, которую здесь видели. Мои деревенские собратья обычно бродят по улицам грязные и худые, все гонят и бьют их; наиболее же удачливые, как правило, сидят на цепи и сторожат сад. Из сострадания к этим беднягам я совершил возвышенный и самоотверженный поступок, который, к моему стыду, оказался совершенно неуместным.

Дело было так. На следующий день после памятной прогулки по деревенским улицам мне было разрешено бегать по саду. В саду меня привлекали разные запахи, но вдруг я резко остановился, почуяв запах своего собрата.

Я подошел к пустой опрокинутой бочке, от которой веяло чем-то знакомым и родным. На меня нахлынули воспоминания. Я вновь увидел рядом с собой сестер и братьев; там, на природе, мы иногда ночевали в таких же пустых бочках. Мысли эти погрузили меня в приятную меланхолию, я даже немного всплакнул. Все решили, что я расстроен, и стали меня гладить и увещевать. Я быстро забыл свою грусть, но запах этот мне не забыть никогда. Без сомнения, в саду, кроме меня, была еще какая-то собака. Под видом игры я несколько раз пробежал вокруг дома. Дедушка ругался, хотя я подозреваю, что салат все-таки не растет под снегом. Ничего похожего на собаку я не обнаружил. Но вблизи дома запах усиливался — особенно возле дырки в стене, возле самой земли. Перед обедом я заметил, что кто-то спускался за вином и оставил незапертой дверь в подвал. В предобеденной суете обо мне забыли, я воспользовался этим и, крадучись, пробрался вниз.

То, что я там увидел, удивило и возмутило меня. Возле двери был привязан мой собрат — грустный, бесцветный и безрадостный старый пес. У меня мороз пробежал по коже. Возможна ли такая несправедливость? Неужели правда, что на свете есть богатые и бедные? Как жестоко судьба распоряжается нами, делая одного членом обеспеченной семьи, а другого лишая всех радостей жизни! Как могли одни и те же люди любить и баловать меня и в то же время держать этого беднягу в холодном, мокром карцере? Меня уже вовсю разыскивали. Во дворе был колодец, и они все время боялись, что я в него провалюсь. Я только успел шепнуть на ухо ему: «Я тебя спасу, я тебя увезу с собой на машине!», — и побежал наверх.

Весь день я обдумывал план его освобождения: самое главное — незаметно довести его до машины. Эту часть плана было легко осуществить. Я знал, что приоткрыть дверь не составит труда, — надо только сильно толкнуть ее лапами, просунуть морду в образовавшуюся щель, — а там уже можно пролезть и самому. Перегрызть веревку тоже дело нехитрое, ведь у молодых собак зубы острые, не то что у моего престарелого друга. Оставалось осуществить первую часть плана — уговорить пса, поскольку старикам, чтобы на что-то решиться, нужно время. Вечером я быстро справился с едой. Мальчик не оставил это без внимания и заметил, что свежий воздух мне явно на пользу, и поэтому надо оставить меня здесь навсегда. К счастью, я понимал, что он шутит, не могут же заточить меня здесь на всю жизнь. Дедушка спустился вниз с тарелкой для узника. Потом все долго сидели за столом — ели, разговаривали. Я сделал вид, что, как обычно, направляюсь в коридор подремать и переварить пищу, а сам спустился в подвал. Бедный старикан, казалось, был совершенно безразличен к моему появлению. А я-то сгорал от желания служить ему! Вот приблизительно как проходил наш разговор:

— Я хочу помочь тебе. Что произошло, почему тебя держат на привязи? Люди здесь добрые, и я не понимаю, кто заставляет тебя сидеть в подвале, а не бегать на свободе?

— Если бы ты, глупышка, дал мне сказать, а не приставал с расспросами, я бы тебе объяснил, что твоя жалость меня раздражает. Можешь оставить ее при себе.

— Но ведь ты несчастен!

— Ты ничего не понимаешь в местных обычаях и нравах. У нас здесь не принято разгуливать по дому. Пусть это покажется тебе глупым, но нам так больше нравится. Мы как-то на охоте обсуждали этот вопрос со знакомыми собаками, и, поверь мне, пришли к единому мнению. У нас есть свой профсоюз, и мы подчиняемся его уставу. А главное правило, которому мы все следуем: «Каждая собака должна знать свое место». Мое место на охоте. Я живу только в те пьянящие дни, когда вместе с дедушкой и его друзьями отправляюсь на охоту. Мы часами бродим по лесам, и я подаю ему сигнал, что дичь рядом, а потом приношу ее. Тогда я чувствую себя необходимым. А все остальное время я живу ожиданием охоты. Старикан — хороший стрелок, он всегда попадает в цель. Мы возвращаемся домой гордые, всегда с добычей, и он рассказывает всем, что без меня ему было бы очень трудно. Эти бурные мгновения полностью истощают меня, поэтому до следующей охоты я предпочитаю сидеть на месте и набираться сил. Если хорошая погода, то я греюсь на солнышке возле пустой бочки, а если плохая — то мне хорошо и здесь, у теплого котла. Во время этой «спячки» я обдумываю план и стратегию своих будущих походов. Тебя смущает то, что я привязан? Для меня это так же естественно, как то, что я хожу на четырех лапах. Если я перестаю чувствовать вес цепи, значит, я на охоте; и тогда я бегу по следу, бегу до тех пор, пока не достигну своей цели.

— Но ведь пока ты не охотишься, можно было бы пожить в доме и отдыхать на коврах.

— Тогда мои когти и лапы станут мягкими и слабыми. Охотничья собака всегда должна быть в форме, это я тебе точно говорю.

— Я все-таки предпочитаю быть домашним псом.

— И ты предашь свою породу? Ведь твои предки были великими охотниками. С возрастом ты почувствуешь зов крови, но уже не сможешь ничего изменить из-за физической неподготовленности, и это доставит тебе много огорчений.

— Но пока я знаю только, что мне нравится, когда меня гладят. Никогда не променял бы свою жизнь на твою!

— Однажды ты переменишь свое мнение. И если тебе предложат жить за городом — соглашайся, даже если эта жизнь кажется тебе менее приятной. Твое тело окрепнет, ведь ты тоже из тех, кто должен жить на природе. А если ты об этом забудешь, то знай: ты в ответе перед своим потомством.

Я больше ничего не хотел слышать, я был в тоске, я чувствовал себя несчастным. И зачем нужно было лезть в этот подвал? Я понимал, что он прав, но никак не хотел в это верить. Я сделал последнюю попытку:

— Может, ты все-таки поедешь со мной в Париж? Мы бы иногда ездили за город, охотились бы там вместе?

— Нет. Очень мило с твоей стороны, что ты хочешь мне помочь, но я бы сильно скучал по дедушке и по охоте, которая из-за меня не состоится. Дедушка очень строгий, но если бы ты знал, как он добр. Я слышал, как он сегодня ругал вас и измерял следы, чтобы узнать, кто был в саду. Внуки смеются над ним, но втайне немного его побаиваются. Он прожил очень непростую жизнь. Когда ему было десять лет, на него с колокольни упал церковный колокол. Мальчик остался калекой. Страховку по болезни в то время не платили, и его матери, вдове, пришлось несладко. Он нашел в себе силы ни в чем не отставать от сверстников и, хотя из-за больного плеча больше года был прикован к постели, нагнал в учебе своих школьных товарищей. Он мог бы беззаботно жить и играть с другими мальчишками, но был беден. Мать умерла; у него не осталось никого, кроме старой тетки. И он пошел работать. Грустно, когда обстоятельства вынуждают умного и талантливого человека всю жизнь заниматься не тем, о чем мечтал. Но зато дедушка дал хорошее образование трем сыновьям, старший из которых — твой хозяин. А бабушка… Она нежна, добра и преданна, как и все бабушки. Меня она не очень-то жалует, причина этого скорее всего в излишней привязанности дедушки к его «грязным псам».