ДЕНЬ ВТОРОЙ

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Решено: на улице слишком холодно, поэтому я не могу гулять раздетым. Она должна отвезти меня в магазин. С нами другая Ее знакомая; кажется, она тоже меня любит. Позже я узнаю, что у нее есть маленькая дочка, которая разделит со мной все прелести дачной жизни и полюбит меня так сильно, что разрешит играть со своим плюшевым мишкой. Снова повторяется лестничная комедия, но теперь-то я знаю, что делать. Лестница, двор, улица — и вот уже стало намного холодней, чем в доме. Я бегу сломя голову и чуть не врезаюсь в высокую стену. Приходится ждать, пока Она откроет ворота (скоро эта церемония станет для меня привычной). Во двор выходит старушка и гладит меня. Это консьержка. Я чувствую, что она меня тоже любит. Старушка дает мне маленький, белый и очень вкусный кусочек. Я его моментально съедаю, она достает другой, но моя хозяйка протестует: «Это вредно для собак, от сахара у них ухудшается зрение». Вот оно — второе слово из моего словаря — первым было мое имя, которое я теперь редко слышу. Вчера вечером мое семейство спорило на этот счет. В собачьих документах я называюсь «Хартур де ля Шавалери».

— Вы что, собираетесь так обращаться к нему на улице? Нельзя ли как-нибудь покороче?

— Можно придумать другое имя. Только по правилам в этом году оно должно начинаться на «X».

Тут я пугаюсь. Это самое «Ха» я однажды уже слышал в доме, где родился. Кухарка держала в руках что-то вроде большого ножа. «Ха!». — выдохнула она и отрубила голову утке, а та без головы прыгнула на пол и побежала через кухню. Кровь брызгала во все стороны, кухарка кричала: «Я ее так здорово стукнула топором, а она, вишь, не умерла!» Бедная утка была поймана и, я думаю, съедена. Но при звуке «ха» я холодею. Это — смерть, это — преступление, это — бедная утка, которую еще накануне я весело гонял вокруг пруда. Признаться, она действительно бегала медленнее, чем другие, потому что хромала на одну ногу, и все вокруг говорили: «Эта хромая утка закончит свою жизнь в кастрюле». Я ничуть не жалею, что вскоре навсегда расстался с домом, в котором так жестоко обращались с животными.

Вот почему я спрятался за кресло и, дрожа, прислушивался к разговору.

— Смотрите, он прячется. Опять что-то задумал, — сказал один из них.

— Нет, он хочет на улицу.

— Да он только что гулял. Ну давайте, надо же придумать ему имя. Посмотрим в словаре.

Чего они только не предлагали! Я даже уловил краем глаза что-то вроде «холестерина» и «хронометра». В общем, все какие-то непонятные слова, — ни одного имени, подходящего для собаки. Потом им вспомнился какой-то «господин X». Кажется, этот господин делал что-то очень хорошее для политики. Вроде бы старался помирить страны, которые друг с другом враждовали. И вроде бы он родился где-то на Севере. Наверное, северный холод замораживает мысли — недаром этому господину часто приходилось ездить в Африку, где, как я понял, солнце эти мысли снова оживляет. Много позже я узнал, что полное имя этого господина было намного сложнее и что он был убит во время одной из своих примиренческих поездок. Хорошо, что меня не назвали так же, как его.

И вдруг кто-то произнес: «Христофор». Это имя показалось мне изысканным, даже ласковым. Настоящее мужское имя. Но это имя — а я так им гордился — продержалось всего один день. Кончилось тем, что во время нашей второй прогулки Она позвала: «Христофор, ко мне!», несколько прохожих обернулось, глядя поверх моей головы. Вы угадали, они ожидали увидеть человека, и с удивлением пытались отыскать взглядом мужа или сына, которого призывают таким категоричным образом. Увидев меня, они рассмеялись. В тот же вечер было решено меня переименовать, и Мальчик, сидевший с журналом на коленях, воскликнул: «Назовем его Хэддок, помните, как звали капитана!»

Кажется, это герой истории, очень популярной среди детей и их родителей. В ней рассказывается о приключениях необыкновенного юноши Тинтина — журналиста, которому удаются самые невероятные дела. У него есть маленькая собачка, весьма симпатичная, хотя, право, ничего общего со мной. Она очень преданная и умная, но, оказывается, она здесь совершенно не при чем. Я-то думал, что меня назовут именем собачонки из книги. И это было мне совсем не по душе. Наткнувшись на открытый журнал (дети любят читать, лежа на ковре), я внимательно рассмотрел картинки и понял, что животное-то звали Милу, а Хэддоком был громадный человек, одетый в капитанскую форму. Ну, это же совсем другое дело! И я стал Хэддоком. Я повторял это имя про себя, стараясь получше его запомнить, но впредь оно звучало так часто, что забыть его было просто невозможно. Такое приятное и звучное имя. Пугавшее меня «ха» было всего лишь первой буквой имени. Оказывается, в каждом году выбирают определенную букву алфавита, и с этой буквы должно начинаться твое имя (если ты, конечно, щенок с родословной, то есть известны твоя порода, твои родители и происхождение, и у тебя есть паспорт). Однажды, еще до приезда в Париж, мне показали мой паспорт, но так близко поднесли к глазам, что я ничего не смог в нем разглядеть и лишь ткнулся носом в картон. Мне было очень неловко, что на этом странном документе остался след от моего носа. Но меня и не собирались ругать за это — даже, наоборот, погладили. Поскольку таким способом люди обычно благодарят животное, я решил, что совершил очень значительный поступок, оставив отпечатки на своем паспорте. Выходит, я почти как человек — у меня есть «документы».