А она все ждет
А она все ждет
— Майя Викторовна, милая, вас Вагина беспокоит. Вы уж извините, пожалуйста…
Знакомый голос. Она могла бы не называть себя. Сколько еще будет звонить! Право, никакого терпения не хватит…
…В клуб приходит много всякого народа, и ни у кого не вызвало особого интереса, никто не удивился, когда пришла худенькая пожилая женщина, очень стеснительная, с девичьим голоском. До этого она звонила в клуб, говорила, что ей нужно отдать собаку. Как раз приехали пограничники, она привела, собака понравилась. Кобель-овчарка, три года, возраст и кондиции самые подходящие. Тощеват немного, ну да это не всегда недостаток: люди тоже бывают жилистые и выносливые. После хозяйка расскажет, что еще за неделю до отъезда, вернее, до того дня, на какой был назначен отъезд, пес отказался от еды, погрустнел и всю неделю был такой. Может, передалось настроение хозяйки, может… Тогда, наверное, и спал в теле. Кормили его хорошо.
Настал день отправки, вызвали вожатого, а она — женщина с собакой — не пришла. Вышла неприятность, даже скандал: зачем зря вызывали.
Месяца через два она снова позвонила. И опять, как по заказу, тот же скупщик, полковник Гринченко, старый знакомый клуба (бывал не раз, приезжал с солдатами за собаками).
— Мне обязательно надо отдать собаку, — говорила она. А почему, не объяснила.
И — опять не привела. Что за обман?!
Через месяц закупал другой отряд. Когда третий раз предложила на продажу, все сотрудники клуба ее возненавидели: морочит голову, собаку нервирует, задергала. Та ведь чувствует, что происходит что-то необычное. Странный человек…
Ее предупредили, что если она еще раз обманет, то больше может не приходить, с ней возиться не будут, вообще никакого дела не захотят иметь с обманщицей. Вроде бы подействовало, она привела и отдала. Но на другой же день поехала в эту школу (в акте был указан адрес) и забрала обратно.
Прошло три месяца. Думали: ну все, больше не появится. И опять звонок в клуб, что теперь она уж точно решила отдать собаку, забирать ее больше не будет, честное слово.
Закупщики уже не верили.
Но тут подвернулся случай — закупали срочно для всяких служб. Очень были нужны собаки. Условились взять, но хозяйке не говорить, куда уедет пес.
Привела. С нее взяли расписку, что она не будет просить обратно, пытаться узнать, где ее четвероногий дружок. И… через два дня она снова была в клубе. Умоляла сказать, где собака, предлагала двойную сумму в качестве выкупа. Ну что ты с нею будешь делать!..
Сказали ей, что Викс на Дальнем Востоке и вообще все разговоры ни к чему. А она опять пришла:
— Майя Викторовна, откройте форточку, мне кажется, Вике лает. Он здесь, под Ленинградом, я знаю…
Она знает. Откуда? Никто не сообщал. В уме ли она? Право, это уже походило на помешательство. Сколько ни втолковывали ей, ничего не получается.
Ей — одно, она — свое. Как глухая.
Стала все-таки по акту разыскивать своего Викса. Ездила несколько месяцев по начальству. Ее уж стали бояться, как пугала: опять она. Надоела всем.
Месяца через четыре снова появилась в клубе, оказалось, даже перенесла нервное заболевание (после выяснится, лежала в больнице), упрямо твердила, что все делала не так и что теперь в семье поняли, что сделали неправильно.
Тут наконец начала проясняться истина. И откуда эта непоследовательность, противоречивый характер ее действий, ее метания, и почему у Викса такая судьба… то, о чем уже догадывались в клубе.
Она — Любовь Васильевна Вагина — живет с детьми. Квартирка небольшая, прямо сказать, тесновато, а жильцов прибывает. Дочь вышла замуж, привела зятя, а там уж появились внуки, сперва девочка Ира, затем мальчик — Валера. Бабушка без памяти любила внучат, а они — ее, такую добрую, снисходительную к ним, готовую пожертвовать всем ради них. Конечно, было тесновато. Дети — дочь с мужем — потребовали от матери убрать собаку: тоже занимает место, грязь, беспокойство. Грязи, правда, не было никакой, пес чистоплотный, и хозяйка следила за ним, как иная мать не следит за своим дитем; но когда невзлюбят — все плохо. Собака мешает им.
— Но вы же ко мне приехали жить! Это моя квартира, — пыталась она урезонить их, но тщетно. Они не слушали.
Так начался ее отход от детей, а детей — от нее.
Не путать с Ирой и Валерой. Дети, настоящие дети, ее внуки, еще скажут свое слово; сейчас говорили взрослые.
А она души не чает в Виксе. А по мере того как дочь с мужем все больше отдалялись от нее, требуя ликвидировать собаку, Викс становился ближе, дороже. Все понятно. Так всегда и бывает. И все-таки надо было решать, жить так дальше становилось невмоготу. В семье, в кругу родных людей, она все сильнее испытывала одиночество, чувствовала себя никому не нужной, даже лишней.
По радио Любовь Васильевна слышала, что клубу нужны овчарки — оттуда их направляют на границу, где они несут полезную службу — охраняют государственные рубежи страны. Но если б она знала, насколько это окажется тяжело — расстаться с Виксом, гораздо тяжелее и горше, чем она предполагала и рисовала себе. И вот началось: туда — обратно, снова туда и снова обратно. Сколько выпито валерьянки за это время. Валерьянка всегда была под рукой, в клубе ее тоже держали про запас: многие нелегко переносят расставание с любимым животным. Как день отправки собак, так все рыдают. Но, сказать правду, Вагина оказалась наособицу — и чувствительна, и беспомощна, жалка порой, и трогательна; появление ее, даже голос в телефонной трубке вызывали у сотрудников клуба самые противоречивые чувства — хотя теперь ее уже больше жалели, чем осуждали. Но все-таки люди заняты делом, работой, клуб не пристанище для людей с неуравновешенной нервной системой и одержимых; однако же и остаться равнодушным, безразличным было невозможно, особенно если учесть, что большинство в клубе были женщины…
Но без конца так не могло продолжаться. Все-таки Викс уехал. Бабушка Вагина осталась нянчить внуков.
Внуки росли хорошие, однако тоска по четвероногому другу не проходила. Постепенно выяснилось, что это просто сильнее ее и она готова немедленно, сейчас же вернуть Викса обратно, не думая ни о каких трудностях, чего бы это ни стоило.
Чтобы ослабить боль — предавалась воспоминаниям (но этим только больше растравляла себя). Какой был (почему — «был», есть! он же не умер) хороший пес. Просто умница. Прелесть. А попал он к ней… В парке зимой кто-то бросил щенков, она нашла. Двое были уже замерзшие, третий вскоре погиб. Один выжил — Викс. Незадолго до того она шла по улице, разговорилась с мужчиной: родились щенки, сетовал он, а прав не будут иметь — никакой родословной. Не он ли их и выбросил? Впрочем, это не имело никакого значения.
Пока не взяла щенка, о собаках не имела представления. Кто мог предсказать, одиночество пришло после замужества дочери. Все заняты собой, своими делами. О матери подумать некогда.
А с нею творилось нечто невообразимое, внуки заметили: по ночам открывала форточку, слушала, не лает ли собака, все ждала. Галлюцинации, быть может. Заявила, что деньги бережет и, когда собака вернется, выкупит ее любую, глухую, слепую.
И пришел день, когда внуки вмешались: дети — теперь уже настоящие дети — сказали родителям и вообще всем взрослым: «Давайте попросим, чтобы Викса вернули…»
Полетело письмо далеко-далеко, писали Ира и Валерик. Но оттуда ответили: «Вашим переживаниям, дорогая Любовь Васильевна, очень сочувствуем. А вернуть Викса, к сожалению, не можем. Он очень нужен нам, потому что оказался отличной следовой собакой. На его счету уже есть задержания…»
В клуб звонили уже и ее дочь, и зять. Поняли, что они сделали с нею, какую травму нанесли.
Любовь Васильевна продолжала регулярно наведываться в клуб. Ее тянуло сюда как магнитом. В шляпке. Очень скромная и чуточку какая-то приниженная. Говорила только просительно, боялась человека обидеть или задеть чем-нибудь. Пока скажет, сто раз извинится. Напоминала чеховскую просительницу. Рассказывала про свою жизнь, изливала душу. Клуб стал для нее вторым родным домом, может быть, даже более родным, чем тот, где жила семья. Им некогда, телефон трещит, приходят люди, а она говорит-говорит. Рассказывала, как пес чувствовал, что его продают. Был грустный, пришибленный, не ел, что-то ждал. Неужели он понимал? Она его не дрессировала, но внутренняя связь между ними была поразительная. Он ее понимал с полуслова. Не раз вспоминала, как бежала за машиной, которая увозила ее Викса. Посадила, а потом: «Что же я наделала!..»
Ей тогда было пятьдесят с небольшим. Собиралась на пенсию: «Вот скоро уйду, тогда больше с ним буду…» С кем «с ним»? С Виксом? Ведь он же на службе. Она кивала: да, да. И продолжала свое. Разговаривала с ним, как будто он тут, около нее.
Начальник службы охраны, бывая в клубе и завидев ее, говорил:
— Вон опять сидит ваша Вагина, ждет, не увидит ли своего пса. А он совсем не здесь…
Потом эти визиты стали реже, но каждые два-три месяца аккуратно раздавался телефонный звонок и грустный тонкий голос справлялся:
— Извините за беспокойство… живет еще?
— Живет. Вы радуйтесь, что он живет. Заболеть, состариться еще успеет…
В другой раз:
— Как там мой Виксонька служит?
— Служит, служит, хорошо служит!
Видимо, ей дома одиноко. Конечно.
Когда позвонит, уже все знали ее голос.
Теперь уже и клуб хотел вернуть собаку. Просили — оказалось, собака очень способная, одна из сотни такая попадается, по розыску нарушителей незаменимый работник.
Однажды в клуб принесли вырезку из газеты с фотографией — солдат и пес, несколько строк о работе, что с вожатым собака дружна, можно сказать, любят друг друга, задержали уже не одного нарушителя. Вырезку передали ей, бывшей владелице пса. Когда позвонили:»Для вас есть приятная весть», она бежала, себя не помнила. Думала, вернулся пес. Оказалось — вырезка. Вглядывалась, разглаживала складки, повторяя: «Пусть она даже ходить не будет, все равно возьму. Деньги у меня лежат…»
— Ему же лучше там, чем было у вас. Он работает…
— Да, да, — соглашалась она.
Впоследствии еще не раз приносили такие газетные вырезки.
Викс у елки в заснеженном лесу, солдат в белом халате. «Викс задержал очередного нарушителя».
У клуба появилась забота, чтоб собаку не отбраковали по возрасту, за истечением срока пригодности для службы, чтоб Викс все-таки вернулся к хозяйке. Майя Викторовна Машкова — заместитель начальника клуба — обещала вернуть и боялась, вдруг что-то случится, не исполнит слова. Правда, тревоги преждевременные. Пес уже у второго проводника (первый отслужил и демобилизовался) и снова отличился. Если он так будет работать, его и в десять лет не отбракуют.
Снова послали в часть просьбу: когда отслужит срок, вернуть. Какой бы ни был.
Вике ушел в армию, когда ему только-только исполнилось три года. В десять лет все еще хорошо служил. Редкостный случай! (Обычно собаки выбраковываются — «списываются» — после 7–8 лет.) У него был прекрасный нюх, как говорят специалисты-собаководы, следовые данные, природный талант.
Не одна Любовь Васильевна — теперь уже все ее близкие ждали возвращения Викса, а больше всех подростки Ирина и Валерий.
Ребята-то и сказали решающее слово, стали членами КЮСа — клуба юных собаководов.
Кому первому пришла в голову мысль — мысль прекрасная: подарить взамен Викса другую собаку, вырастив ее специально для этой цели. И Викс вернется домой, и часть, где он служил, не останется без собаки неукомплектованной. А что — хорошо? Ведь так, не правда ли?
Сказано — сделано. Пионер — хозяин слова.
И вот настал день… Уже с утра все были в приподнятом настроении. Все ждали этот день, волновались, и всех немного страшило: не забыл ли Вике свою хозяйку, узнает ли ее, ведь прошло столько времени…
А для ребят — сенсация: Викс возвращается домой.
Впрочем, для всех это было событие чрезвычайное и радостное, даже для тех, кто никогда не видел Викса.
В назначенный час большая рабочая комната клуба была полна. Все сотрудники встали у стен. На стуле, в середине, сидела Любовь Васильевна Вагина. На нее было страшно смотреть. Казалось, вот-вот потеряет сознание. Широко раскрытыми глазами, не отрываясь, она смотрела на дверь. Ждала. Сколько дней и ночей она ждала, неужели приходит конец ожиданию…
Открылась дверь, в темном проеме показались проводник и собака. Остановившись, проводник отстегнул поводок и пропустил собаку вперед.
Неужели это ты, Викс? Как ты изменился, друг… Большой, поджарый, черный с рыжими подпалами, хмурый пес, пригнув голову, недоверчиво повел взглядом по окружающим… Да, тебя не узнать, шерсть клочьями, мозоли на локтях… Рабочий пес, много видевший, много испытавший, не раз принял смертельную схватку с врагом. Он прослужил семь лет. Рекордный срок! Казалось, это было написано на его морде. Что тебе пришлось пережить, что ты стал такой суровый? Покрутив головой, он пошел как слепой, по следу, дошел до хозяйки и уткнулся ей в колени. «Виксушка мой…» — только и могла вымолвить она. Все плакали.
После, в зале, началась церемония передачи.
— Внимание, товарищи! — Звонкий, сильный голос Майи Викторовны сразу заставил присутствующих проникнуться сознанием важности происходящего, шум и хождение в зале прекратились, притихли люди и собаки. — Внимание, товарищи… Сегодня наш клуб юных собаководов производит очередную передачу собак советским вооруженным силам. Первым своего питомца передает учащийся профессионально-технического училища № 22 Андрей Маркозубов. Андрей передает его взамен Викса, которого вы видите здесь…
Шеи у всех вытянулись, каждый старался получше рассмотреть Викса… вот это и есть Викс? он, да?…
Понял ли Викс, о чем говорило клубное начальство, доходил ли до него смысл происходящего, что и собрались-то все сегодня здесь из-за него… Кто их разберет, этих собак, что они знают и что не знают… Он сидел у всех на виду, прижимаясь к ноге немолодой скромной женщины в круглой шапочке, ни на кого не глядел, вытягивая морду по направлению к двери. Сейчас между ними лежало семь лет разлуки. За эти семь лет ни один из них не забыл другого, видно было, что их связывает нечто прочное, неподвластное времени и обстоятельствам; и все же что-то изменилось в их отношениях.
— Викс мог служить еще год или два, — продолжала Майя Викторовна, зал внимательно слушал. — Командование не хотело его списывать. Но КЮС сказал: «Мы дадим ему замену…»
Услышав свою кличку, Викс поднялся и встал рядом с Любовью Васильевной, которая поднялась при первых же словах Машковой. Он стоял, касаясь боком хозяйки, но глаза по-прежнему, не отрываясь, следили за дверью. Он чего-то ждал.
Поднялся Андрюша Маркозубов вместе со своим девятимесячным красавцем Жемчугом. Капитан Торопов взял из его рук поводок и поблагодарил его, затем сказал: «Ну, пойдем, друг». Жемчуг безропотно повиновался…
Казалось, собаки понимали все, что говорили люди.
Майя Викторовна рассказала о той большой работе, которая ведется среди юных собаководов, что их КЮС подготовил для армии уже более восьмидесяти четвероногих помощников. Еще она сказала, что собаки, выращенные ребятами, хорошо проявили себя на границе и на караульной службе и вообще животное, воспитанное не за решеткой, не в условиях вольерного содержания, более восприимчиво к обучению и показывает лучшие успехи, быстрее входит в контакт с человеком-проводником, так что Викс не исключение; а Викс все стоял в той же напряженной позе и кого-то ждал.
Потом Дима Синьков передал поводок своей овчарки сержанту Лошкову, Таня Воробьева — сержанту Курдюкову. Мальчики держались мужественно, старались не подавать вида, а девочка не выдержала и заплакала. Зал следил за происходящим не дыша. Ребята знали, что каждому из них клуб подарит безвозмездно щенка любой породы, какой они пожелают, хоть овчарку, хоть эрдельтерьера, подарит насовсем, и этих выращенных собак уже будет необязательно передавать в армию, хочешь — держи до самой смерти, и все-таки всем было грустно, очень грустно: прощались с друзьями.
Когда торжество кончилось, все окружили Любовь Васильевну с Виксом. Каждому хотелось хотя бы кончиком пальца прикоснуться к Виксу, а хмурый, строгий Викс был все какой-то отчужденный, словно не замечал никого. Уже два или три часа, как отсюда вышел инструктор, привезший Викса, с которым они вместе служили и не раз подвергались опасности, а он продолжал стоять и смотреть на эту дверь…
* * *
Когда вернули Викса, у всех, как говорила Майя Викторовна, будто гора с плеч свалилась. Очень уж все переживали и за Викса, и за его хозяйку.
Ну, а Викс? Домой пришел и сразу лег на свое место. Лежит — думает. О чем думает? О чем может думать собака, испытав, быть может, больше, чем иной человек… Глаза все видят и вроде как бы не видят, смотрят куда-то вдаль, сквозь стены здания и через большие расстояния…
Каждый, кто хоть немного знал прежнего Викса, отмечал: да, изменился, характер мрачный стал. Старый уже… Тем не менее всех членов семьи принял хорошо, как и они его.
Нареканий никаких. Ученый пес. Ветеран! Гордятся им…
Недавно Виксу исполнилось четырнадцать лет.
Уезжая, в тот памятный день, после передачи собак, инструктор-проводник поделился своими опасениями:
— Я боюсь, погибнет скоро без работы. Он привык, без дела не любит. Да и возраст…
Зря опасался. Может, как раз потому, что много трудился, Викс стал долгожителем.
Любовь Васильевна все еще работает, никак не соберется выйти на пенсию, хоть скоро стукнет шестьдесят. Кажется, что за последние годы у нее даже прибавилось сил и здоровья.
Теперь не она в клуб, а из клуба частенько звонят ей. Справляются, как живется-можется, ну и, конечно, о Виксе. Приглашают с ним на праздники, в президиум.
В самом деле, как он жив-здоров?
Голос женщины звучал улыбчиво:
— Жив Виксушка, только глухой стал, ничего не слышит…