28. Я знаю, зачем нужно Ра-жди-ство…

28.

Я знаю, зачем нужно Ра-жди-ство…

Наступил декабрь. Рождественский Париж благоухал жареными каштанами и корицей, а у Галери Лафайетт выстраивались очереди из желающих полюбоваться волшебным великолепием витрин, где под музыку плясали диковинные механические звери. Толпы сверкали подарочными пакетами, и в воздухе вилось настоящее парижское веселье. Все покупали к рождественскому столу фуа-гра из печени гусей, замученных по варварской технологии.

Как-то вечером Брыся, устроившись поудобнее у меня на коленях, спросила:

— Мама, а что такое Ра-жди-ство?

— Это такой праздник. Если вкратце, мы откроем бутылку шампанского и будем дарить друг другу подарки.

— А мне? — заволновалась она. — Мне тоже что-нибудь подарят?

— Конечно! Мы с папой как раз вчера обсуждали, что бы такое тебе подарить. А что ты подаришь своим друзьям?

— Я еще не думала, — растерялась Брыся. — А что им можно подарить? Могу, например, мышей наловить! Живая мышь — лучший подарок любой собаке!

— Подарки принято выбирать, исходя из интересов получателя, а не дарителя, — назидательно заметила я. — Вот, например, чему мог бы обрадоваться Чарли?

— Чарли?… — задумалась она. — Мыши — точно!

— Нет уж, Брыся, мышь мы дарить не будем. Тем более, что сама мышь совсем не обрадуется, если ее кому-нибудь подарят.

— Да? — мрачно переспросила Брыся, мысленно прощаясь с мышью. — А я думала, что как раз наоборот…

— Ты лучше подумай о чем-нибудь неживом! Например, об игрушках, — поспешила уточнить я, не дожидаясь, пока Брыся додумается до неживых мышей. — Если хочешь, можно поехать в зоомагазин и выбрать подарки твоим друзьям.

— А давай прямо сейчас поедем! — воскликнула Брыся и запрыгала по полу, выражая крайнее нетерпение. — Я-то думала, что мне нужно выбирать из моих игрушек!

И мы поехали в зоомагазин. По дороге Брыся обдумывала список подарков и бубнила себе под нос: «Мячик, косточка, жилетик…».

Когда мы припарковались у зоомагазина, снег совсем перестал, и на асфальте уже блестели лужи. Брезгливо морщась, Брыся выпрыгнула из машины, стараясь не попадать лапами в холодную воду.

В зоомагазине стоял гвалт разных голосов. Лишь рыбы, ящерицы и змеи молчали в специальном отсеке, где покупатели почему-то говорили вполголоса.

В отделе для собак мы выбрали меховой конверт для Робина, огромную кость для Чарли, зимний жилетик для Энди и съедобную икебану для Тая. Для Куки, Наны и Соны мы нашли специальные ошейники для борзых, вручную расшитые цветными нитками.

Семеня рядом с огромной корзиной подарков, Брыся умоляюще поглядывала на меня. В ответ на ее немой вопрос я утвердительно кивнула, и она понеслась к стенду для кошек, на котором красовались разноцветные заводные мыши. Стоили они сущие пустяки, поэтому мы выбрали трех — красную, зеленую и голубую.

— Ну что, всем подарки нашли? — спросила я Брысю, направляясь к кассе.

— Всем! — удовлетворенно кивнула Брыся, обнюхивая своих новеньких мышей. — Может, пойдем на щенков посмотрим?

— Пойдем, — согласилась я, — но при одном условии: ты не будешь просить меня забрать их домой. Идет?

— Идет. Не буду просить, — разочарованно вздохнула она.

Щенков было пятеро. В первом отсеке сидели два трехмесячных джек-рассела, брат и сестра. Они играли, копошась в чистой соломе, и иногда выхватывали кусочки корма из красивой глиняной миски, стоявшей в углу. На окружающих они не обращали ни малейшего внимания.

За вторым стеклом сидели лабрадоры — черный и палевый. Они не тратили время на игры, а старательно налаживали контакт с посетителями, становясь лапами на стекло и высматривая будущего хозяина.

За третьим стеклом лежала куча соломы, в которой явно прятался кто-то очень маленький. На этикетке значилось: «Карликовые таксы, брат и сестра».

— Сестру уже продали, — поймав мой удивленный взгляд, сказал продавец. — Он один остался. Берите! Такой хорошенький! Лучший подарок к Рождеству!

«Лучший подарок» выполз из-под соломы и сел прямо перед нами, наклонив голову набок. Брыся встала на задние лапы и, опершись передними о стекло, попробовала просунуть нос в маленькую щелочку. Таксик тут же принюхался.

— Мадам! — напрягся продавец. — Не подпускайте вашу собаку к стеклу. Вдруг она заразная!

— Я не заразная! — возмутилась Брыся. — Я общаюсь!

— Она общается, — мягко сказала я. — Он же совсем один!

— Тут у всех Ра-жди-ство, — добавила Брыся, — а он — один.

— Совсем один… — подтвердил таксик и заплакал.

— Посадили бы его к остальным, — посоветовала я продавцу. — Смотрите, как ему грустно!

— Понимаете, — замялся тот, — джеки его треплют, а лабрадоры могут затоптать. Они же щенки, ничего не соображают!

— А что это он такой дорогой? — спросила я. — Может, поэтому никто и не покупает?

— Чем меньше, тем дороже, — объяснил продавец, — он карликовый. Крошечный будет, почти как йорк.

— А может?… — спросила Брыся, посмотрев на меня так, будто я одна была в ответе за судьбу маленького таксика.

— Брыся, — я же тебя предупреждала, что мы не можем взять вторую собаку. И потом, их всех жалко…

— Жалко! — всхлипнув, отозвался таксик и умоляюще посмотрел на меня. — Но меня — больше всех!

— Ой, смотрите! Таксик! — раздался прямо у меня за спиной тихий детский голос.

Я обернулась и увидела белокурую девочку лет восьми, в розовой вязаной шапке и розовой же курточке. Под мышкой она держала голубую плюшевую собаку. Рядом стояли ее родители: папа решительно сжимал ручку новенькой газонокосилки, а мама везла на тележке несколько фруктовых деревьев и пакетов с луковицами.

Я отошла в сторону, освобождая им место. Девочка прильнула лицом к стеклу и приложила к нему растопыренные пальцы. Щенок поднялся на задние лапы и принялся вылизывать то место, которого снаружи касалась ее рука. Девочка обернулась на родителей и тихо сказала:

— Купите мне на Рождество собаку! Пожалуйста! Я же очень хорошо учусь!

— Пожалуйста! — прорыдал за стеклом таксик. — Купите меня!

У меня сжалось сердце. Видимо, родители пообещали дочке собаку, если она хорошо закончит учебный год. Но время покупки еще не пришло. Папа сказал:

— Мари, э-э-э… да, учишься ты хорошо. А ты уверена, что будешь заниматься щенком, а не своими куклами?

Я кивнула, мысленно отвечая вместо девочки. Та удивленно посмотрела на меня. Откуда ей было знать, что в этот момент я вспомнила себя, восьмилетнюю, умоляющую родителей купить мне собаку?

— Мари, — продолжила ее мама, — ты уверена, что будешь убирать за ним?

Девочка кивнула. Она переводила взгляд с папы на маму, а потом — с меня на Брысю, видимо, ожидая поддержки.

И тогда я решилась:

— Мари, — сказала я, — ты уверена, что не захочешь сдать его в приют, если он вдруг испортит твою любимую куклу? Ведь он проживет лет пятнадцать! Представляешь, сколько глупостей он сможет натворить за это время?

Девочка крепко прижала к сердцу плюшевую собаку, словно это был настоящий, живой таксик.

— Ни за что! — тихо ответила она.

— Купите меня! — прошептал таксик, прильнув щекой к стеклу.

Родители переглянулись. Мари молча смотрела на них, понимая, что в этот момент решалась их с таксиком судьба.

— Ну что? — спросил папа маму. — Может, купим?

— Тогда мы не сможем купить газонокосилку, — растерянно сказала мама. — И деревья.

— Ну и что? — спросил папа. — Весной купим…

— Купите меня, купите меня… — как заклинание, шептал таксик.

Мари смотрела на маму точно так же, как совсем недавно Брыся смотрела на меня: дети, как и собаки, точно знают, в чьих руках сосредоточена власть, и совсем не догадываются о проблемах взрослых: завести ли им ребенка, взять ли им собаку…

— Пообещай нам, Мари, — сказала мама, — что мы не пожалеем, купив тебе собаку.

— Никогда, мамочка! — тихо сказала девочка. — Обещаю!

— И я обещаю! — заорал таксик, изо всех своих щенячьих сил колотясь в отделявшее его от девочки стекло.

Мама решительным жестом подозвала продавца.

— Мы его покупаем! — твердо сказала она. — Нам нужны корзинка, корм, миски, ошейник и поводок! Скажите, с ним уже можно гулять?

Брыся радостно запрыгала возле вольера, а таксик все не мог поверить, что главное событие в его жизни только что произошло. В глазах Мари блестели слезы настоящего детского счастья. Продавец не знал, с чего начать: то ли с вызволения таксика, то ли с поиска корма и корзинки… Наконец, он решился и отомкнул запоры, удерживавшие стекло.

Лабрадоры и джеки подняли настоящий гвалт, сообразив, что их соседу только что крупно повезло. Едва стеклянная дверь приоткрылась, таксик, ловко увернувшись от рук продавца, прыгнул прямо на Мари, которая от неожиданности выронила плюшевую собачку. Все рассмеялись. Таксик вылизал ее пунцовые щеки с таким пылом, словно всю жизнь ждал этого момента. Мари расстегнула курточку и бережно засунула щенка в тепло.

Не дожидаясь окончания этого рождественского спектакля, мы с Брысей пошли к кассе. Я думала о том, что вся эта сцена больше напоминала голливудские фильмы, где каждого положительного героя ждет надлежащий счастливый финал.

В реальности же все совсем не так: переполненные приюты, усыпляемые каждый день собаки и кошки, взрослые и совсем малыши… Может быть, они тоже когда-то были рождественскими подарками, а потом надоели, наскучили. Но их не смогли просто засунуть в чулан, как прочую ерунду, которую люди обычно дарят друг другу на праздники.

В машине Брыся задумчиво сказала:

— Я, кажется, знаю, зачем нужно Ра-жди-ство…

— Зачем?

— Чтобы кого-нибудь сделать счастливым. И чем больше, тем лучше! Видишь, они хотели осчастливить Мари, а получилось, что счастливы двое!

Я кивнула, понимая, что она опять права, и с горечью подумала, что если бы каждый человек хотел сделать кого-то по-настоящему счастливым, в мире не было бы несчастных детей и взрослых, одиноких инвалидов и стариков, брошенных собак и кошек, зоопарков, цирков, охоты… И тогда в мире не стало бы равнодушия, убивающего лучшее, что есть в человеке — его человечность.