23. А что хорошего во мне было?

23.

А что хорошего во мне было?

На следующее утро, едва рассвело, мы вышли из спящего крепким сном отеля и двинулись в путь. Через полтора часа нас встречал по-утреннему серый Лион. Мы быстро нашли место проведения выставки и, едва припарковавшись, помчались занимать клетки.

— Какие еще клетки? — встряла было Брыся. — И куда мы все время бежим?

— Сейчас увидишь! — хихикнул Ричард. — Ты, видно, на выставках — новичок.

— Ой! — вдруг заверещала Брыся, оборачиваясь на ходу. — Гляди, какие огромные! Это точно собаки?

Она смотрела на двух высоченных дирхаундов, с чувством собственного достоинства трусивших куда-то вслед за хозяином.

— Точно, — кивнула я. — Это собаки.

— Везет же… — протянула она, завистливо глядя на их длинные лапы. — Могут, наверное, на второй ярус в отеле забираться без посторонней помощи!

— Смотрите — вон клетка свободная, — сказала Марина, — мы сейчас туда контейнер поставим и коврик положим. Ну-ка, марш внутрь!

— Вот еще! — заупрямилась Брыся. — Я, может, поглядеть хочу, что тут вокруг творится! Столько народу!

— Нет уж, идите! — подтвердила я. — Мы сегодня тут целый день проведем, еще насмотритесь!

— Ладно, — смирилась Брыся, — посижу пока. Но ты меня потом возьмешь с собой, посмотреть!

Я пошла в секретариат за каталогами и номерами. Там две ярко накрашенные дамы долго изучали какой-то список, выискивая наши фамилии с помощью ногтя с художественным маникюром, принадлежавшего одной из них. «Наверное, это специальный выставочный ноготь», — подумала я. По моим расчетам, на его покраску нужно было потратить столько же времени, сколько на мойку и стрижку целой Брыси. Наконец, ноготь нашел нужную фамилию, и мне были выданы бумаги.

Я вернулась к рингу, где Марина уже болтала со своим другом, известным заводчиком-испанцем. Он привез на Чемпионат своих лучших кобелей, которые теперь высовывали любопытные носы из собственного металлического манежика. Брыся смотрела на них с плохо скрываемой завистью, и я пообещала купить ей такой же, если она займет какое-нибудь место.

— Правда? — тут же начала торговаться Брыся. — А можно еще мисочку, как у них?

— Брыся, — терпеливо отвечала я, — либо манежик, либо мисочку. Ты хорошенько подумай и реши. И, главное, выиграть не забудь.

— Ладно, — говорила она, морща лоб. — Я с Ричардом посоветуюсь — мисочку или манежик. Все равно нам пока делать нечего…

Я поглядывала на часы: приближалось время главных испытаний. Мы решили, что выставлять Брысю будет Марина: у нее это получится гораздо лучше, чем у меня.

Потренировавшись несколько минут в пока еще пустом ринге, Марина вынесла свой вердикт: «Бежит хорошо, но тебе придется прятаться».

— Зачем? — тут же встряла Брыся. — Лучше я буду бежать и все время на маму смотреть, а она пусть мне кричит, хорошо ли я бегу!

— Вот именно этого делать не надо, — сказала я, — так что я буду прятаться, а ты меня не высматривай — все равно не увидишь!

На ринг уже начали выходить первые собаки. Брыся провожала их грустным взглядом, понимая, что ей самой придется вернуться в клетку, из которой, к тому же, заберут Ричарда.

Так и получилось. Марина повела его к рингу кобелей, где уже суетилась судья-англичанка с лошадиным лицом.

Согласно процедуре, все участники ринга встали в стойки, а потом побежали по кругу. Судья прохаживалась вдоль ринга очень важной походкой, наблюдая эту сумасшедшую карусель. Наконец, настала очередь личной презентации Ричарда. Я сжала кулаки и мысленно послала ему настоящую сахарную кость. Он посмотрел куда-то в сторону и облизнулся. «Посылка дошла», — подумала я.

Того, что случилось дальше, никто не мог ни предвидеть, ни понять: стоя на столе, Ричард громко обругал судью, а потом, уже на финишной прямой, зарычал на нее. В результате он занял лишь третье место.

Когда все закончилось, Ричард рвал и метал:

— Ох, попадись она мне на улице, я ее в мелкие клочья изорву!

— Ты чего, белены объелся? Кто ж на судью рычит? — спрашивала я, сочувствуя ему, но и не одобряя его поведения.

— Ты ее лицо видела? Если бы тебя судил человек с таким лицом, ты бы как реагировала? — орал он.

— Какое бы у судьи ни было лицо, рычать на него запрещается. Таковы правила. Понятно?

— Мне-то понятно! — возмущался он. — Но если бы у меня было такое лицо, я бы… я бы… — от возмущения он растерял все аргументы.

Мы с Мариной вернулись к клеткам, где Брыся, ожидая результатов, плясала от нетерпения на крыше контейнера.

— Рича-а-ард! — заорала она во всю мощь своих легких. — Ну как? Мы победили?

— Победили-то победили… Но заняли третье место, — хмыкнул он. — Тебе повезло — вас мужик знакомый судит. Настоящий мужик, из наших… Эх, мне бы к нему! Я бы точно первым был.

— А что случилось-то? — засуетилась Брыся. — Рассказывай!

— Ну как… — нехотя начал Ричард. — В общем, мне ее лицо не понравилось. Дальше сама додумай.

— Ой! — заорала Брыся. — Ой! Додумала! Кошм-а-а-ар!

— Собаки, — вмешалась я, — никакого кошмара нет. Жаль, конечно, что только третье место, но это не так плохо, как кажется. Брыся, а ты не падай в обморок, готовься!

— Ой-ой! — заголосила Брыся и спряталась в контейнер. — Я теперь боюсь!

— Брыся! — рассмеялась я. — Выставка — это праздник. Надо показать лучшее, что у тебя есть.

— А чего во мне хорошего-то? — пожала плечами Брыся, вылезая наружу. — Собака как собака…

— Самое хорошее в тебе — это ты. Вот себя и показывай. А сейчас пойдем на улицу, пописаем.

— Да, точно, надо пописать! — закивала Брыся. — А то если я на ринге описаюсь, это будет не самое лучшее, что у меня есть!

Снаружи было полно собак, которых хозяева прогуливали в ожидании рингов. Весь асфальт пестрел свежими кучками. «Три с половиной тысячи» — вспомнила я рекламу выставки.

Вдруг Брыся потянула поводок.

— А если я все-таки подпрыгну? — заволновалась Брыся. — У меня лапы сами подпрыгивают! Я даже им иногда говорю: «Ну что вы всё подпрыгиваете, лапы?» А они продолжают!

Мы побежали обратно. Всю дорогу Брыся смотрела на лапы и что-то приговаривала вполголоса. Добежав до исходной точки, мы остановились, чтобы перевести дух.

— Ну как? Получается?

— Ага! — кивнула Брыся. — Я их уговариваю не подпрыгивать. Вроде слушаются!

— Иди-ка обратно на стол, — позвала я ее, закончив обсуждение деталей. — Надо еще задние ноги доделать. Никак не пойму, как их правильно стричь…

— Нет уж! — возмутилась Брыся. — Ты сначала пойми, а потом стриги! А то будет некрасиво! Видишь, какие у меня ушки хорошенькие? Если ноги испортишь, я на выставку не пойду!

— Ой, смотри!

Лавируя между кучками, к нам приближались три дамы, на поводке у каждой было по одному чихуахуа. Все собаки были в трикотажных жилетах ярких цветов: небесно-голубого, апельсинового и изумрудно-зеленого. Чихи были настолько миниатюрными, что казалось, будто по асфальту плывут три воздушных шарика на веревочках.

— И не щенки, вроде… — удивленно сказала Брыся. — Клопы какие-то!

— Никакие мы не клопы! — неожиданно громко заявил апельсиновый чих. — Я — чемпион мира, а они вон, — он кивнул на голубого и изумрудного, — чемпионы Европы.

— Ничего себе! — растерялась Брыся. — А кофточки вам зачем?

— Чтоб не раздавили! А то не заметят! — захихикали чихи.

— Как же вы гуляете? — спросила Брыся. — В кофточках?

— В них! — подтвердили они хором.

— Мы их снимаем, только когда спим! — пояснил апельсиновый. — Гарантия, что не наступят. Хотя собакам все равно, они цветов не различают… Недавно, вон, на моего брата овчарка наступила — три дня в реанимации, представляете?

— Ничего себе, — повторила Брыся. — Как же вы живете? Вам же, небось, делать ничего нельзя. Ни ямки рыть, ни по бревнам скакать, ни в пруду плавать, ни с собаками играть… Бедненькие!

— А у нас свои развлечения! — гордо сказал изумрудный. — Например, мы в прятки в старом пальто играем. Один в рукаве прячется, двое — в карманах! Или вот еще: недавно меня потеряли в доме, а я сидел там, где никто не догадался! Сказать, где? В мусорном ведре! Представляете? — изумрудный чих гордо посмотрел на нас. — Между прочим, это самое маленькое ведро в доме!

— А если бы тебя выкинули, не заметив? — мелко отомстила Брыся, завидуя способности чихов прятаться в самых маленьких мусорных ведрах. — Что тогда?

— Так затем и кофточка! — засмеялся изумрудный. — Я ее и дома ношу. Так что нам очень даже весело! А еще нас все время на руках носят, поэтому нам сверху все-все видно!

— Обалде-е-еть! — протянула Брыся. — А кости вам дают? Они же больше вас по размеру!

— Не дают, — вздохнул голубой. — Только специальные мягкие покупают, жутко дорогие.

— Обалде-е-еть… — повторила Брыся и посмотрела на чихов с уважением. Ей, видимо, тоже захотелось специальных мягких костей.

— Брыся, побежали обратно, — прервала я ход ее размышлений, — там нас Марина ждет, на ринг пора.

— Ладно, пока, чемпионы, — кивнула Брыся братьям. — Может, еще встретимся, кто знает?…

Мы вернулись к рингу, где я вручила Марине поводок и пожелала Брысе удачи. Марина вытащила расческу и начала методично расчесывать и приглаживать ее непослушные кудри.

Потом всех позвали на ринг. Скрывшись за спинами сидевших на скамейках зрителей, я настроила фотоаппарат и начала снимать. На ринг вышло девять собак, все как одна, красивые. Среди первых номеров я узнала Шарлотку, другие были мне не знакомы. Большинство из них было пухленькими, как и положено кокерам, с красивой, похожей на шелк, густой шерстью. «Ну и пусть, — подумала я, — а Брыся худая и кудрявая. Все равно она лучшая в мире собака».

Время тянулось катастрофически медленно. К моему удивлению, Брыся дала судье осмотреть себя со всех сторон, заглянуть в рот, ощупать кости… Через видоискатель я отчетливо видела, как она улыбалась, стоя на столе. Наконец, закончив опись, судья заставил всех еще раз пробежаться и стал выбирать тех, кто точно не попадает на первые три призовых места. И тут начались чудеса.

Первой покинула ринг Шарлотка, за ней вышла очень красивая сука из Англии, чей брат пять минут назад занял первое место в соседнем ринге… От удивления я перестала фотографировать. Потом выбыло еще две собаки. Брыся терпеливо стояла в стойке и косила в мою сторону одним глазом.

Судья оставил в ринге четырех собак, а дальше… я глазам своим не поверила! Он тронул Марину за плечо и указал ей на первое место!

— Ура! — не выдержав, закричала я, на что Марина тут же показала мне кулак и прошипела, чтобы я исчезла из Брысиного поля зрения.

Второе место судья отдал очень красивой собаке из питомника с громким именем, третье — я даже и не помню, кому… Мне было совершенно не до того. Худая и кудрявая Брыся… моя Брыся! Заняла первое место! Я кинулась обнимать свежеиспеченную чемпионку и благодарить Марину.

— Манежик! — громко провозгласила Брыся, едва попав в мои объятия. — Мы с Ричардом решили! Манежик! Кстати, а что хорошего во мне было? То есть, лучшего? Ты не знаешь? Ну, по сравнению с другими?

— Не знаю, Брыся! — сказала я честно. — Все собаки были красивые, но то, что ты — лучше всех, я знала еще задолго до выставки!

— Правда? Задолго — это засколько?

— Завсегда! — рассмеялась я. — Ну что, домой?

— Домой! — крикнула Брыся что было силы. — Поехали скорее! Надо друзьям все рассказать!

Хохоча без причины и подтрунивая друг над другом, мы быстро сели в машину и тронулись в обратный путь. Я звонила всем подряд и кричала в трубку, что Брыся выиграла Чемпионат Франции. Она же сходила с ума от веселья, облаивая мотоциклистов и бормоча что-то непонятное.

— Что ты там бормочешь? — спросила я, пытаясь поймать ее взглядом в зеркало заднего вида.

— Шиссот! — тут же заорала переполненная эмоциями Брыся. — Шиссот!

— Это ты про что? — удивилась я.

— Про «зазаборных»! — продолжала орать она. — Мы им прямо сегодня расскажем! Щепка! Уродина!

— Иди лучше, поспи, — посоветовала я, понимая, что она уже не столько радовалась победе, сколько выплескивала обиду на ни в чем не повинных мотоциклистов.

— Не могу! — продолжала завывать Брыся. — Шиссот!

— Брыся, я тебе обещаю: если ты перестанешь беситься, мы по дороге заедем к «зазаборным».

— Договорились, — тут же угомонилась Брыся. — Я тогда потом наорусь, дома…

Она пролезла под Маринины ноги, пристроила голову на вентиляционное отверстие и тут же заснула. Ричард дремал сзади, нервно ворча и взлаивая во сне. Наверное, ему снилась судья-англичанка.

Отстояв положенное в традиционной пробке, мы, наконец, добрались до нашей деревни. Тут Брыся проснулась и пихнула меня носом в бок — пришло время выполнять обещание. Я молча кивнула и свернула в переулок, где жил доберман. Едва мы остановились у его дома, Брыся высунула голову из окна и негромко крикнула:

— Эй, зазаборный! Выходи, чего скажу!

— Это ты, что ли, мелочь? — ответил доберман, зевая и потягиваясь. Он дремал на террасе и был в хорошем расположении духа.

— Я первое место заняла! На Чим-пи-анате!

— Ничего себе! — протянул доберман, вытаращив глаза от удивления. — Когда это?

— Только что! — хихикнула она. — Смотри, а у меня хохла больше нет! И прическа!

Она покрутилась, показывая себя с разных сторон.

— Ничего себе… — повторил доберман и вдруг заорал во все горло: — Наша Щепка победила!

Со всех окрестных дворов тут же донеслось собачье многоголосье:

— Ура-а-а-а! Щепка победила! Ура — Щепке!

— Я не Щепка! — гордо сказала Брыся. — Меня зовут Бригантина!

— Ее зовут Бригантина! — заорал доберман. — Все слышали?!

— Бри-ган-ти-на! — скандировал хор. — Ура-а-а-а!

— А тебя-то как зовут? — спросила Брыся, жмурясь от удовольствия. — А то так и разойдемся, толком не познакомившись!

— Феликс, — представился доберман. — Ты это… того… зла не держи, ладно? Я рад, что ты победила, и они, похоже, тоже… — он кивнул в сторону улицы.

— Я не умею зло держать, — неожиданно серьезно ответила Брыся. — Ладно, нам пора…

Мы вернулись домой. ЖЛ встретил нас накрытым столом и принесенной из подвала бутылкой шампанского. Измученные дорогой, собаки быстро поели, улеглись бок о бок на диван и сразу заснули. Мы сели ужинать, наперебой пересказывая ЖЛ все наши приключения.

— Интересно все-таки… — сказал ЖЛ, выслушав наш сбивчивый рассказ. — Я ведь не верил, что она победит. Она же всего боится, от всех шарахается…

— А я верила, — твердо сказала я. — У Брыси с самого начала было все, чтобы выиграть. И вообще, талант есть у каждого. Надо только помочь ему поверить в то, что он способен на большее, и тогда он обязательно выиграет…