Глава 11

Одри была приятной женщиной. Она разговаривала со мной и говорила, что я хорошая собака, но она увозила меня прочь от Лукаса. Я чувствовала, что он отодвигается от меня тем дальше, чем дольше гудит и трясется эта машина. Но его запахом было пропитано мое одеяло, и я тыкалась в это одеяло носом, глубоко дыша и упиваясь ароматом Лукаса. Это было одеяло, которое связывало меня с Лукасом.

И пока мы ехали, я почувствовала, что помню и другой запах. Раньше этот аромат, состоящий из запахов машин, людей, дыма и многого другого, аромат, который витал возле нашего дома, никогда не казался мне отчетливым, он был всего лишь фоном для неповторимого запаха нашего крыльца, входной двери, Мамули, Лукаса и меня самой. Но сейчас, пока мы ехали, эти фоновые запахи мало-помалу слились в единое ни с чем не сравнимое целое, в могучее собрание ароматов, которое для меня означало наш дом. Мы проезжали мимо других схожих с ним скоплений запахов, но мне было легко различить в воздухе ту палитру ароматов, которая отличала место, где живу я. Я даже могла определить, в какой стороне находится мой дом, когда приятная женщина Одри выпускала меня из машины, чтобы я сделала «Делай Свои Дела». Вот в том направлении, думала я, поворачивая туда нос, – вот в том направлении лежит мой дом.

Там находится Лукас. Но мы ехали не туда.

Вместо того чтобы отвезти меня к Лукасу, Одри привезла меня в дом, где я прожила много дней с женщиной по имени Лоретта, мужчиной по имени Хосе, большой собакой-самцом, маленькой белой собакой-самцом, двумя кошками и птичкой. Маленького самца звали Рэскал, и его никто не научил «Не Лай». Большого самца звали Грамп, и он был старый и медлительный, со светло-коричневой шерстью. Он никогда не лаял и весь день оставался очень сонным. Кошки не обращали на меня никакого внимания, а птичка пристально смотрела на меня, когда я обнюхивала ее клетку.

В первый день я чувствовала себя слишком несчастной, чтобы есть, и во второй тоже. Но потом я поняла, что Лукас отправил меня в это место, чтобы я здесь его ждала, и начала есть, когда ели остальные собаки. Мне надо было быть такой хорошей собакой, какой только возможно, чтобы Лукас приехал и забрал меня.

Мне дали подстилку, которая благоухала ароматами множества других собак и, по меньшей мере, одной кошки. Я добавила к ней мое одеяло, связывавшее меня с Лукасом, чтобы иметь рядом его аромат, пока я буду спать.

Хосе по большей части сидел в большом мягком кресле. Он любил есть из миски и часто давал мне соленое лакомство, когда рядом не было Лоретты. Я проводила много времени, выполняя «Сидеть» у его кресла. Я знала, что раз он дает мне лакомства, я веду себя как хорошая собака, точно так же, как я знала, что я хорошая, когда Лукас давал мне из своей руки «Крохотный Кусочек Сыра».

Лоретта была ко мне очень добра и часто говорила мне, что я хорошая собака. За ее домом был большой двор, огражденный деревянным забором. Когда она выпускала нас во двор по утрам, мы делали «Делай Свои Дела», Рэскал начинал лаять на забор, а Грамп просто лежал, греясь на солнце. Когда шел дождь, Грамп, едва выйдя во двор, возвращался, чтобы улечься на маленький коврик у двери, а Рэскал быстро поднимал лапу, вставал рядом с Грампом и лаял на дверь, пока Лоретта не открывала ее.

В центре двора было место, полное мягкой древесной стружки. Мне нравилось делать там «Делай Свои Дела». Там были еще какие-то деревянные сооружения, назначение которых было мне неизвестно, если не считать качелей и еще ската со ступеньками, идущими от его верха до земли, – это была горка.

Ни Лоретта, ни Хосе не бросали мячик на горку, чтобы он покатился вверх, чтобы я взбежала по ней и спрыгнула за ним вниз, когда он скатится и заскачет по земле, и от этого я тосковала по Лукасу еще сильнее. Именно это он захочет сделать, когда придет, чтобы забрать меня. Мы с ним будем играть в этом дворе, и он будет забрасывать мячик на горку, а я буду ловить его. «Хорошая собака, Белла!» – будет говорить он мне. Я могла представить себе его улыбку и его руки на моей шерсти.

Эти прогулки по двору дали мне возможность с помощью моего чутья еще лучше изучить то, что я узнала, когда Одри везла меня в машине к Лоретте и Хосе: в воздухе чувствовались скопления запахов множества домов с людьми, собак и машин, скопления, которые я могла легко отделить друг от друга, и среди них я явственно чуяла запахи моего дома. Когда Хосе ездил со мной на машине в «город», мы ехали прямо к одному из таких скоплений, и поэтому я стала думать о них как о городах. Вся земля была полна городов, и среди них был тот, где находился мой дом.

Я поняла все эти вещи, зная при этом, что я живу вовсе не с Лореттой и Хосе. Я жила с Лукасом и Мамулей, и моей задачей было делать «Идти на Работу», чтобы проведывать там всех людей, которые меня любят, и дарить успокоение тем, кто страдает от боли или кого мучает страх. Каждое утро, как только меня выпускали во двор, я нюхала воздух, надеясь почуять запах Лукаса, который едет сюда, чтобы забрать меня, как он забрал меня из того здания, полного вольеров и лающих собак.

– Я полагал, что Белла пробудет у нас только несколько дней, пока ее хозяин не приедет за ней, – сказал как-то раз Хосе. До этого я спала, но я, конечно же, подняла голову, когда он произнес мое имя. Я поднялась на лапы, а потом выполнила «Сидеть», как хорошая собака, которая заслуживает лакомств. – А она здесь уже две недели.

– Я знаю. – Лоретта пожала плечами. – Они приедут за ней в выходные.

– А, ну хорошо. – Тогда Хосе не дал мне соленых лакомств, но потом, когда Лоретта ушла на кухню, он украдкой сунул мне парочку. У нас с Хосе было взаимопонимание. Иногда Лоретта ловила нас и говорила ему:

– Не делай этого! – Тогда я тихонько уходила, но, по-моему, она была больше недовольна не мною, а Хосе. Бывают времена, когда лучше быть собакой, чем человеком.

Двор был обнесен забором, а за ним росли деревья и травы. Когда ветер дул с одной стороны, я чуяла запахи людей, собак, еды и машин – там был город. Когда ветер менял направление, я различала запахи растений, деревьев и воды, как в парке, только очень большом. Иногда Хосе и Лоретта недолгое время гуляли с нами по тропинке за их забором, и там не было других домов, хотя мы часто встречали людей и собак. Хосе и Лоретта называли эти наши прогулки «топать по туристической тропе».

– Мне так нравится жить рядом с заповедником. Ну разве это не замечательно, Белла? – иногда спрашивала меня Лоретта, когда мы делали «Топать по Туристической Тропе. Я видела при этом, что она чувствует себя очень счастливой, но она все равно никогда не спускала меня с поводка, так что то, что ее радовало, явно было совсем не так уж чудесно.

Мы гуляли только в погожие дни. Я все время вспоминала, как гуляла в такие дни с Лукасом, и тогда вокруг благоухали цветы, и при моем приближении маленькие животные шмыгали под землю или взбирались на деревья. Наверняка теперь он приедет за мной!

– Я заменю стружку на детской площадке, – сказал Хосе Лоретте и мне после одной из таких прогулок. – Старая стружка уже начала гнить. Скоро настанет лето, и наши внуки захотят там поиграть.

– Хорошая мысль. Спасибо, Хосе.

Лоретта оставила нас одних во дворе и вернулась в дом.

– Давай обновим площадку, Белла, – сказал Хосе. – Тебе известно, что завтра за тобой приедет твой хозяин? Мне будет не хватать тебя, с тобой было приятно иметь дело.

Я зевнула, почесала себя за ухом и подумала, что неплохо бы было вздремнуть.

Хосе выкатил из гаража какую-то штуку на колесах. Покряхтывая, он передвинул качели, горку и другие деревянные сооружения к самому забору.

– Уф! На сегодня хватит, – сказал он мне. – Пойдем в дом, Белла.

Я легла на мягкую подушку перед камином и закрыла глаза. Я думала о Лукасе. Я думала об Оливии. Я думала об «Идти на Работу» и «Иди Домой».

Я была хорошей собакой, но Лукас за мной не пришел. И, может быть, не придет.

Может быть, мне самой нужно сделать «Иди Домой».

* * *

В тот вечер Хосе выпустил меня во двор, чтобы я сделала «Делай Свои Дела». Я чуяла запахи стольких вещей, но среди них не было запаха Лукаса. Но я знала, где он, я чувствовала его, это было, как если бы меня тянули в ту сторону за поводок. Это чувство было куда слабее, чем когда он шел по тротуару домой в конце дня, но я знала, в каком направлении идти. «Идти Домой».

Я не могла залезть на забор. И он был слишком высок, чтобы его перепрыгнуть. Но мне надо было уйти со двора. Хосе и Лоретта выходили со мной на прогулки, но всегда держали меня на поводке.

Если бы здесь был Лукас, он бросил бы мячик с такой силой, что тот покатился бы вверх по горке, а я побежала бы по скату вслед за ним. Горка теперь стояла у самого забора. Я представила себе, как Лукас бросает мячик и он катится вверх по скату и перескакивает через забор. А когда я побежала бы за ним и поймала его, я оказалась бы с другой стороны забора.

Мне не нужен был мячик. Я пробежала по двору, взбежала на горку, перенеслась через забор и легко приземлилась на мягкую землю.

Теперь я сделаю «Иди Домой» к Лукасу.

Я направилась не туда, откуда доносились запахи домов с людьми и собак, а туда, где росли деревья и пахло камнями, землей и водой. Я чувствовала себя сильной и хорошей, и у меня была цель.

Я не спала всю ночь и весь следующий день. Я нашла тропу, от которой пахло множеством людей, но услышав, что кто-то приближается, я всякий раз сходила с нее, пока этот человек или люди не уходили далеко. Неподалеку тек ручей, и я пила из него воду несколько раз.

Я начала испытывать голод, такой голод, который мне был не знаком. Мой желудок был пуст и немного болел. Я вспомнила, как Лукас давал мне «Крохотный Кусочек Сыра», и мой рот наполнился слюной. Я облизнулась, думая о сыре.

Когда день начал темнеть и холодать, я уже очень устала, и мне надо было поспать. Я выкопала углубление у скалы, думая при этом о другом логове Мамы-Кошки, о том, которое находилось под террасой.

И тут я вдруг осознала, что там, откуда я убежала, осталось кое-что очень важное и дорогое – мое одеяло.

Я свернулась клубком, и мне было холодно, грустно и одиноко.

* * *

Вскоре после того, как я закрыла глаза, меня разбудил ужасающий вопль. Я вскочила на лапы. Что бы ни произвело этот шум, оно было близко.

Когда звук разорвал тишину еще раз, я замерла. Теперь я поняла, что то, что сначала показалось мне воплем человека, было слишком пронзительным и каким-то звериным, но какое животное может издать такой крик? Когда звук расколол воздух опять, я не услышала в нем ни боли, ни страха, но он все равно меня напугал. Я заколебалась, гадая, что делать дальше. Бежать? Или пойти выяснить, что это?

Я замедлила шаг, когда мои уши подсказали мне, что я уже близко к источнику этих звуков, хотя ветер дул не ко мне, а от меня, так что я не чуяла запаха того, к чему приближалась.

И тут я увидела, кто издает эти звуки – на валуне сидела большая лиса. Ее пасть открылась, грудь сжалась, и ночь огласил ее истошный вопль. Немного спустя она издала его опять. Потом лиса резко повернулась и уставилась на меня.

Я почувствовала, как на загривке у меня поднимается шерсть. Я знала, что такое лиса с тех пор, как делала «Пойдем в Поход» с Лукасом и Оливией. Лисы – это животные, немного похожие на белок, потому что они тоже бегают близко к земле. Но в этой лисе было что-то такое, что у меня не возникло желания погнаться за ней. Мы смотрели друг на друга: собака и дикое животное, и я втягивала носом запах ее дикости. Интересно, что она думает обо мне – о более крупной, чем она, хорошей собаке, которая живет с людьми?

Она бесшумно спрыгнула на землю и бросилась в кусты. Глядя, как она убегает, я подумала о том времени, когда увидела лису впервые, и о том, какой уверенной я тогда была и как мне хотелось погнаться за той лисой, если того пожелает Лукас. Но сегодня все было иначе. Рядом со мной не было людей, значит, сейчас я находилась в мире этой лисы, а не наоборот. И я вдруг почувствовала себя очень уязвимой.

Какие же еще существа поджидают меня там, в этом темнеющем лесу?

Утром я чувствовала тревогу, голод и немножечко – страх. Я знала, что я хорошая собака, раз делаю «Иди Домой», но тропа, по которой я бежала, вела не прямо туда, где, как я чувствовала, должен находиться Лукас. Но когда я сходила с тропы, на земле иногда бывало много скал, а иногда ее покрывали растения, так что двигаться по ней было трудно. Я подумала, что легче будет оставаться на тропе.

Через некоторое время тропа пошла вниз, и запахи людей стали явственнее. Я знала, что надо убежать, но чувство, что я скоро буду с людьми, гнало меня вперед. Я вспомнила, что уже испытывала подобное ощущение, когда все кошки перепугались, потому что в логове была женщина Одри, а меня вдруг потянуло к ней. Может быть, эти люди поприветствуют меня, как это всегда делали Тай и другие, и отведут меня к Лукасу.

Я услышала голоса двух молодых пареньков. И, поколебавшись всего лишь мгновение, направилась к ним.

* * *

Ветер дул мне в морду, и я почуяла этих пареньков задолго до того, как увидела их. Труся к ним, я вдруг услышала громкий, резкий хлопок. Он был немного похож на звук, который раздается, когда хлопает дверь, – и все же это был звук, которого я никогда не слышала прежде. До моего носа донесся легкий запах едкого дыма.

– Классный выстрел! – услышала я голос одного из них.

Громкий резкий шум испугал меня, но желание вновь увидеть людей неудержимо тянуло меня к ним. Я взбежала на вершину невысокого пригорка и увидела их – они стояли бок о бок и не смотрели туда, где стояла я. Один из них держал в руках какую-то длинную трубку, и едкий запах шел именно от нее. У второго паренька на спине был мешок, похожий на тот, который нес Лукас, когда мы делали «Пойдем в Поход». Перед ними на упавшем дереве стояло несколько бутылок, от которых шел слабый запах напитка, который всегда пил Хосе, когда давал мне лакомства. От этой мысли у меня потекли слюнки.

Из трубки вырвалось облачко едкого дыма, одновременно раздался тот же самый громкий хлопок, и одна из бутылок разлетелась на куски.

– Ну, чувак, ты даешь! – весело крикнул паренек, у которого был мешок за спиной и не было длинной трубки. Потом он посмотрел вверх и увидел меня. Я завиляла хвостом. – Смотри! Там собака!

Второй паренек обернулся, чтобы посмотреть.

– Ух ты, – сказал он, потом поднял трубку к плечу и направил ее на меня.