Глава 21
Я еще долго думала о Датче, его запах преследовал меня, пока я бежала по тропе. Я знала, что он будет счастлив с Гэвином и Тэйлором – особенно с Гэвином, который был для Датча тем же, чем для меня был Лукас. Если бы не Датч, я, возможно, не смогла бы покинуть этих двух мужчин, но я не чувствовала себя виноватой, потому что знала – у них все же есть собака.
Я давно уже не проходила столь длинного расстояния – последний раз это было еще до того, как я стала жить с Сильвией, но все вокруг меня было мне знакомо – бежать по тропе, утоптанной множеством людей и животных, то под гору, то в гору по местности, которую то усеивали скалы, то покрывал лес, которая была то пыльной, то поросшей травой.
Я не ожидала, что так быстро устану и захочу пить и что мышцы моих лап потребуют отдыха. Я нашла укромное местечко и улеглась, зевая и чувствуя себя обессиленной. Спала я неспокойно, потому что успела отвыкнуть от многочисленных запахов животных, которые особенно остро чувствовались ночью, к тому же меня несколько раз будил пронзительный вой лисы. Мне хотелось думать о Лукасе, но в моей памяти всплывали Датч и Гэвин, и Тэйлор, и Большая Киска, и Хлоя, и я по всем им скучала. Мне было одиноко, очень одиноко.
Воздух был сухим и бодрящим. Тропа вела меня прямиком туда, откуда доносились запахи моего дома, но я чувствовала, что мне надо попить, и, нехотя сойдя с нее, направилась туда, где, как мне подсказывало мое чутье, тек ручей.
Чуяла я и еще кое-что – запах горелого дерева. Он был не похож на дым, который выходил изо рта Сильвии, или на тот, который чувствовался в воздухе хижины, когда Гэвин и Тэйлор жгли огонь в дыре, проделанной в ее стене. Это был резкий запах горелых остатков дерева, которое пламя пожрало уже давно. Идя на запах воды, я вскоре набрела на огромный участок земли, где трава была желтой, а стволы деревьев были окутаны этим запахом гари. Большинство из тех, что стояли, были совершенно черными, и на них не было листвы, а многие лежали на земле. Я с любопытством обнюхала один такой лежащий ствол, не понимая, что здесь случилось и откуда здесь могло взяться столько обгоревших бревен.
Но тут из сгоревшего леса до меня донеслась явственная, хотя и слабая вонь койота, и я поспешила свернуть в сторону.
* * *
После двух дней пути я была ужасно голодна. Мое чутье привело меня к воде, к довольно большому озеру, но, чтобы добраться до него, мне пришлось перебежать через дорогу, на которой было много машин, и, когда они с ревом проносились мимо меня, я чувствовала себя плохой собакой. У озера не было деревьев, только скалы и кусты, так что я была вынуждена лакать воду на совершенно открытом месте.
Мне хотелось получить «Крохотный Кусочек Сыра». Но я жаждала не самого лакомства, а любви и внимания моего человека.
Я чувствовала себя потерянной.
Раз на дороге есть машины, там есть и люди, и я чуяла, что где-то поблизости находится город. Если я пойду туда, то отклонюсь от прямого пути домой, но мне нужно было поесть, а где есть люди, там есть и еда. Я старалась держаться как можно дальше от дороги, и какое-то время это было нетрудно – местность была ровной, между камнями тек ручей, и дорога шла вдоль его берега. Затем почва стала более влажной, а трава и низкий кустарник сделались гуще. На моем пути стали попадаться фермы, которые я обходила стороной, не обращая внимания на тамошних собак, которые лаяли на меня, то ли от негодования, то ли от удивления.
Было уже темно, когда я добралась до улиц с домами и магазинами. Я чуяла запахи стряпни, они были аппетитными, но я не увидела ни одной собачьей стаи, сидящей возле какой-нибудь из дверей, мимо которых я шла. Я обнаружила несколько баков, от которых исходили ароматы мяса, но все они были слишком высоки, чтобы я могла в них залезть.
Вскоре меня привлекло большое здание, перед которым было припарковано много машин. Из больших окон, тянущихся через всю переднюю стену здания, лился яркий свет. Взрослые люди ходили с тележками, в которых были пакеты с едой и иногда сидели один-два маленьких ребенка. Они сгружали пакеты в машины, затем отталкивали тележки прочь и оставляли их. Я подошла поближе и увидела, что люди входят и выходят, а двери открываются и закрываются, хотя их, похоже, никто не касается. Всякий раз, когда они открывались, наружу вырывались дразнящие ароматы.
Самым манящим из всех них было благоухание курицы. Там явно было много жареных кур.
Люди смотрели на меня, но не подзывали к себе, хотя я подходила все ближе и ближе к дверям, из-за которых неслись соблазнительные ароматы. Похоже, никому из них не хотелось пристегнуть к моему ошейнику поводок и увести меня еще дальше от Лукаса – в основном они просто не обращали на меня внимания. Маленький мальчик сказал «собачка» и протянул ко мне ручку – от его пальцев сильно пахло чем-то сладким, но, прежде чем я успела их облизать, его мама схватила его за руку и отвела в сторону.
Но сейчас главным для меня были не люди, а то, что за этими дверями были куры.
Какое-то время я сидела и упивалась волнами вкусного аромата, который вырывался наружу, когда двери со свистом раздвигались, но никто из людей так и не принес никакой еды для хорошей собаки, которая выполняла «Сидеть».
Когда прошло много времени, а никто так и не вышел из дверей, у меня лопнуло терпение, и я подошла к стеклянным дверям, чтобы посмотреть внутрь и отыскать источник аромата кур.
Двери открылись.
Я стояла на пороге, не зная, что делать. Похоже, эти двери ждали, чтобы я вошла, точно так же, как нашу дверь придерживал Лукас, когда мы возвращались с прогулки. Похоже, меня приглашали войти. И там, внутри, прямо передо мной, стоял металлический стенд с полками. Жар, идущий от расположенных над полками огней, нагревал жареных кур в пластиковых пакетах, и их восхитительное благоухание наполняло воздух. Куры в пакетах были прямо передо мной!
Я тихонько вошла в ярко освещенное здание, чувствуя себя виноватой. Я уже ощущала вкус курицы, явственно представляла, как я жую и глотаю ее, и облизнулась. Я нерешительно прошла по скользкому полу и подошла прямо к стенду. Дрожа, я встала на задние лапы и потянулась к пакету с курицей. Мигая от идущего от огней жара, я осторожно взяла пакет, прикусив его одними передними зубами.
– Эй! – крикнул кто-то.
Я посмотрела вверх и увидела мужчину в белой одежде, который выходил из-за угла. Вид у него был сердитый.
Я уронила курицу, и она упала на пол.
Еда, лежащая на полу, всегда предназначена для собаки, если только человек не говорит ей: «Нельзя».
– Кыш! – крикнул мужчина в белом, и это было совсем не похоже на «Нельзя». Я подняла пакет с пола и повернула к дверям.
Двери были закрыты.
Я хотела убежать от мужчины, который быстро приближался ко мне, и бросилась вперед, глядя в окно и надеясь, что кто-нибудь подойдет к дверям снаружи и откроет их.
– Стой, собака, стой! – крикнул мужчина в белом. Я царапнула одну из дверей когтями, и двери открылись! Внутрь проник ночной воздух, и я выбежала на улицу и понеслась прочь.
Инстинкт говорил мне, что надо бежать и бежать, но я была так голодна, что добежала только до темного пятачка на краю парковки. Я могла съесть всю курицу – ведь теперь со мной не было Большой Киски, так что я могла ни с кем не делить свою добычу. Я разорвала пластиковый пакет, и теплая сочная курица оказалась такой вкусной, что я вылизала пластик дочиста.
Приятно было чувствовать в желудке еду, но я не могла не думать о том, что видела на полке, когда находилась в этом здании: там были еще пакеты с курами. Теперь, когда я знала, где они и как их добыть, мне хотелось одного – вернуться в здание.
Я потрусила к дверям. Тот мужчина в белом рассердился на меня, но ведь куры были так близко. Я почувствовала себя плохой собакой, но ведь те куры явно были оставлены для меня – разве можно быть плохой, если в конце концов ты получаешь курицу?
Я приблизилась к дверям. Из них вышла женщина, катя перед собой тележку, и мельком взглянула на меня. Она явно не думала, что я плохая собака.
Когда двери закрылись, я подошла еще ближе, и они открылись снова, и я почуяла запах курицы и вошла внутрь, как будто туда меня позвал Лукас. И двинулась прямо к металлическим полкам с теплыми огнями и вкусным запахом.
– Попалась! – крикнул какой-то мужчина.
Я повернулась на голос и увидела того же самого мужчину в белом – он стоял между мною и дверьми, раскинув руки так, словно хотел меня обнять.
Я схватила с полки курицу и бросилась бежать.
* * *
Мой страх был вызван уверенностью в том, что мужчина в белом – один из тех людей, которые хотят, чтобы я никогда не вернулась к Лукасу. Он был сердит, и я сразу же вспомнила мужчину в шляпе, и грузовичок с вольерами, и боль, и горе в голосах собранных в большой комнате собак, ни одна из которых не умела выполнять «Не Лай». Этот мужчина может сделать мне больно, он может вернуть меня обратно в то ужасное место.
Я бежала, но куда я могла пойти? Только люди знают, как выбираться из зданий. Пол под моими когтями был скользким, я царапала его в поисках опоры для лап и видела, что люди смотрят на меня, пока я несусь между все никак не кончающимися рядами полок.
Я по-прежнему держала в зубах курицу. Теперь это была моя курица. Мне хотелось одного – найти тихое место, разорвать пластиковый пакет и съесть ее, но люди вокруг кричали, кричали на меня. Надо как можно скорее отсюда убежать!
– Ловите ее! Ловите собаку! – ревел мужчина в белом.
Прямо на меня побежал паренек с метлой, и я, скользя, свернула и помчалась между высокими рядами полок. Мужчина с тележкой крикнул мне: «Сюда, песик!» – и показался мне дружелюбным, но я промчалась и мимо него. Я чуяла только запах курицы, зажатой в моих зубах, и была охвачена только одним чувством – чувством паники. Все вокруг считали меня плохой собакой, которую надо наказать.
– Она здесь! – крикнул другой мужчина, когда я добежала до конца прохода между рядами полок. Он замахал на меня руками, и я, скользя по полу, остановилась и чуть не упала, потом в ужасе попятилась.
– Попалась! – Это крикнул мужчина в белом, который теперь находился позади меня и быстро бежал в мою сторону. Я бросилась вперед, к мужчине, который махал руками, и быстро уклонилась в сторону. Его рука скользнула по шерсти на моей шее. Мужчина в белом попытался свернуть, но врезался в картонную полку, и сверху на него и на пол посыпались маленькие пластиковые контейнеры. Он поскользнулся и тяжело упал.
Я почуяла запах улицы и кинулась туда, откуда он шел, но когда я прибежала туда, оказалось, что это не улица, а просто часть здания, которая пахнет улицей, пахнет землей, растениями и цветами. Я узнала запахи фруктов, апельсинов и яблок, я помнила их с тех времен, когда их ел Лукас. Здесь не было сердитых людей, так что я выронила курицу, разорвала пластик и принялась есть. Люди такие чудесные существа, что они умеют ловить кур, жарить их и выставлять на полках в теплых пакетах!
До меня донеслись шаги бегущих людей. Несколько сердитых мужчин, включая мужчину в белом и паренька с метлой, бежали ко мне. Я подхватила свой ужин и кинулась в сторону, после чего паренек врезался в стол, и на пол с глухими звуками посыпались апельсины, целая куча апельсинов. Они катились, словно мячики, но я не стала останавливаться, а ринулась туда, где пахло рыбой и мясом и от стен шел холодный воздух.
– Лови ее! – крикнул кто-то. Теперь на меня охотилось еще больше сердитых людей.
Я повернула и побежала мимо благоухающего хлеба и сыров. Здесь было столько еды! Это было бы самое потрясающее место из всех, в которых я когда-либо бывала, если бы не отношение всех этих людей к собакам. Я бы с удовольствием обнюхала здесь каждую полку, но я слышала, что сердитые мужчины приближаются.
Сейчас я опять была в уже знакомом мне месте – полки с восхитительными курами находились прямо передо мной. Я пронеслась мимо них и увидела женщину с большим пакетом в руках, идущую к дверям. Двери со свистом открылись перед ней, и внутрь проникло дуновение ночного ветерка.
– Нет! Нельзя! – завопил чей-то голос.
Я знала это слово, но при данных обстоятельствах оно относилось явно не ко мне. Женщина остановилась и обернулась, так что, возможно, «Нельзя» относилось к чему-то, что сделала она. Я пробежала мимо нее, коснувшись боком ее ног.
– Ничего себе, – сказала она.
– Остановите эту собаку! – скомандовал уже знакомый мне голос мужчины в белом.
– Эй, собачка! – неуверенно крикнула мне вслед женщина с пакетом.
Мне все еще было страшно. Я нарочно отошла подальше от чудесного здания, пахнущего едой, потом вышла на улицу, на которой стояли несколько домов, но не стала останавливаться и здесь. Наконец, услышав, как из заднего двора на меня лает собака, я почувствовала, что нахожусь в безопасном месте, в месте, где любят собак. Я остановилась, тяжело дыша, легла на живот и с хрустом доела свой ужин.
* * *
Когда я проснулась, шел снег и на земле уже лежал тонкий снежный покров. Мой живот свело, и я сделала «Делай Свои Дела» слишком быстро и резко, так что мне стало больно. Потом я немножко повозила задом по снегу, и мне стало чуть лучше.
Меня все никак не оставляло чувство, что я вела себя как очень плохая собака. Когда я подумала о мужчине в белом, мне сразу же снова стало страшно, и меня немножко стошнило. Я беззвучно шла по снегу, опасаясь людей и беспокоясь, как бы кто-нибудь из них не захотел сделать мне больно или поймать меня и увести с собой.
Витающие в воздухе соблазнительные ароматы стряпни влекли меня вперед. Какое-то время я просидела перед задней дверью какого-то дома, ожидая, что из нее кто-нибудь выйдет и даст мне что-то вкусное – ведь я чуяла запах бекона, и мне казалось, что хорошей собаке, выполняющей «Сидеть», может перепасть один-два ломтика, но никто меня так и не заметил. Возможно, нужно, чтобы меня окружала собачья стая, чтобы получить внимание и еду.
Я провела этот день, осторожно пробираясь между домами и с надеждой принюхиваясь к запахам еды, исходящим из мусорных баков, но все они были плотно закрыты крышками. Солнце растопило снег, и улицы стали мокрыми, а с крыш домов закапала капель, наполняя воздух своими звуками и чистым холодным запахом воды. Несколько раз я дотрагивалась носом до носов дружелюбных собак за заборами домов и проигнорировала тех собак, которые при моем приближении принимались возмущенно лаять.
Я ничего не ела до самого конца дня, когда мне попался открытый гараж, дверь которого была поднята как раз настолько, чтобы я могла протиснуться в щель между нею и землей. Меня привлек туда запах собачьего корма, и в углу я обнаружила пакет с ним, хотя он уже был полупустым. Я опустила в него голову и стала есть, не обращая никакого внимания на негодующий вой двух других собак, доносящийся из-за двери.
Вкус собачьего корма напомнил мне о Лукасе. Я вспомнила, какое радостное волнение испытывала, когда он ставил миску с кормом на пол передо мной, и всю мою благодарность и любовь к человеку, который кормил меня обедом из своих рук. Меня охватила тоска по дому, такая же мучительная, как колика, которая свела мой живот этим утром, и я поняла, что скоро покину этот город, чтобы вернуться на ведущую через холмы тропу.
Но теперь я знала и другое – я должна есть, когда бы мне ни представилась такая возможность. Быть может, до моей следующей трапезы пройдет несколько дней. Когда стемнело, я пошла на улицу, где сильнее всего пахло едой. Темнота несла с собой похолодание, и я вспомнила, как ходила по холмам вместе с Большой Киской. Мне придется охотиться, как охотилась она, чтобы прокормиться. Но я сделаю все, что будет нужно, лишь бы быть собакой, которая делает «Иди Домой».
На тротуаре в круге света от фонаря на груде одеял сидел мужчина.
– Привет, собака, – тихо сказал он, когда я попыталась обойти его стороной.
Моим первым побуждением было убежать. Однако я все же остановилась, услышав в его голосе что-то дружелюбное.
От мужчины пахло грязью, говядиной и потом. Волосы на его голове и лице были длинные и спутанные. С одной стороны от него лежала груда пластиковых мешков, а с другой – чемодан, как у Тэйлора. На его руке была перчатка без пальцев, и он протянул эту руку мне.
– Привет, щенок, – ласково сказал он.
Я колебалась. Он казался мне приятным, и он сидел на земле, вытянув ноги и прислонившись спиной к стене здания, а не стоял, вытянув руки или держа в них поводок, поэтому я подумала, что он не из тех людей, которые могут попытаться помешать мне выполнить «Иди Домой».
Он засунул руку в маленькую коробку, достал оттуда кусочек говядины и протянул его мне, и я подошла к нему, виляя хвостом. Лакомство из говядины немного отдавало сыром, и я быстро съела его и выполнила «Сидеть».
– Хорошая собака, – похвалил меня он. По-видимому, он знал, каким должно быть хорошее выполнение команды «Сидеть». Он засунул руку в свою коробку и достал оттуда еще кусочек мяса. Потом быстро провел рукой по моей шерсти и потрогал мой ошейник, глядя на него и щурясь.
– Белла, – сказал он.
Я завиляла хвостом. Большинство людей, которые знали мое имя, давали мне лакомства. А люди в здании с курами меня не знали, может быть, поэтому они и были такими сердитыми.
– Что ты здесь делаешь совсем одна, Белла? Ты что, потерялась?
Я услышала в его голосе вопрос и демонстративно посмотрела на стоящую рядом с ним коробку с лакомствами. Да, я с удовольствием съем еще говядины с сыром.
– Я тоже потерялся, – тихо сказал мужчина, немного помолчав. Он засунул руку в один из своих пластиковых мешков, как будто что-то ища. Я внимательно наблюдала за ним.
– А как тебе вот это? – Он скормил мне горсть орехов, и, пока я жевала их, он еще поиграл с моим ошейником. Съев орехи, я вдруг обнаружила, что к моему ошейнику привязан какой-то тянущийся шнур. Я попыталась отойти от мужчины, но не смогла уйти далеко, потому что веревка туго натянулась.
Мы с мужчиной переглянулись. Я тихо заскулила.
Я поняла, что только что совершила ужасную ошибку.