ДЖЕРИ ПОДРАСТАЕТ
ДЖЕРИ ПОДРАСТАЕТ
Вечерами я ходил на семинар в клуб, а дома, в свободное время, пытался применить приобретенные знания к своему юному четвероногому товарищу — Джери. Регулярно дрессировать щенка еще было рано, но кое-чему учить можно.
Щенок освоился со своей кличкой, привык к ошейнику и уже не рвался как бешеный, когда я брал его на поводок.
Пришлось ему претерпеть и купирование ушей. Операцию производил знакомый мне хирург. Тщательно вымерив уши моего дога, он захватил их специальными зажимами и отрезал треугольные, так умилявшие меня лопушки.
Щенок громко выл и стонал и так рвался из рук, что мы втроем едва удерживали его на столе. Операция длилась около получаса. Уши заштопали шелковой ниткой, прижгли йодом и тогда изувеченного малыша отпустили.
Операция произвела на меня и всех домашних гнетущее впечатление, и я тогда дал себе обещание больше никогда не повторять ее, обещание, которое, вероятно, теперь не сдержал бы, ибо форма требует своего. А остроконечные, стоячие уши для дога — это форма.
Измученный малыш, измазанный йодом и собственной кровью, поскулил немного, а потом полез ко мне на колени, ища у меня забвения от перенесенной боли и испуга.
Чем старше становился Джери, тем больше сообразительности он проявлял. Регулярная дрессировка еще не началась, но несколько приемов мой питомец выучил очень легко во время игры.
Как-то раз на прогулке, когда он весело скакал и резвился около меня, я швырнул в сторону палку. Шалун тотчас стремглав помчался за ней вдогонку, схватил зубами и принялся бегать с «поноской». Я подозвал его, усадил подле себя и, приказывая: «Дай!», осторожно высвободил палку из пасти. Потом, приговаривая: «Хорошо, Джери, хорошо!», угостил его кусочком сахара (лакомство, всегда лежало у меня в кармане). Затем с командой: «Апорт!» — я швырнул палку еще раз — щенок вновь ринулся за ней.
Так было проделано пять раз. На шестой щенок бежать отказался — надоело.
Я не настаивал. Но на следующий день повторил все сначала. Все мои приказания щенок выполнил хорошо. По команде «Апорт!», что означало «принеси, подай», он пулей мчался к тому месту, где падала палка, разыскивал ее и так же стремительно бежал назад, держа ее в зубах.
Раз, когда Джери был особенно послушен и исполнителен, я попытался научить его сидеть.
Настойчиво повторяя: «Сидеть, Джери, сидеть!», я, как показывал нам Сергей Александрович, нажимал левой рукой на круп щенка. Джери попытался высвободиться, но моя правая рука крепко держала его за ошейник. Испуганно сжавшись, щенок сел. Я сейчас же подбодрил его: «Хорошо, хорошо, Джери!» — и дал кусочек лакомства.
Однако, едва я отнял руку от спины Джери, он поспешно вскочил. Я силой посадил его вновь. Опять дал лакомства, приговаривая: «Хорошо, Джери, хорошо сидеть!» И так несколько раз, неторопливо, но настойчиво и спокойно, отнюдь не пугая щенка.
Назавтра мы повторили упражнение. Четвероногий ученик был спокойнее, чем накануне. Он не вырывался и как будто старался понять, в чем тут дело, чего хочет от него хозяин. Смотрел мне в глаза и внимательно вслушивался в слово «сидеть». А еще через день Джери садился по одной команде.
Научить его «лежать» оказалось уже значительно легче. Посадив щенка, я беру правой рукой концы его передних лап и стараюсь оттянуть их вперед. Тело Джери принимает лежачее положение. Чтобы щенок не вырвался, я слегка придерживаю его левой рукой за спину и настойчиво говорю: «Лежать, хорошо лежать!» После пяти-шести повторений ежедневно в течение трех-четырех дней Джери знал и этот прием.
В общем, команды «Сидеть!» и «Лежать!», которые еще недавно приводили меня в восхищение и вызывали тайную зависть, когда я видел, как их выполняют другие собаки, мой Джери усвоил без особых усилий, легко и быстро. За каждое послушное исполнение приказа он получал вознаграждение — кусочек лакомства, который глотал с поразительной жадностью. Позднее я убедился, что «заработанные» таким образом Куски собака всегда глотает с большей жадностью, чем полученные «просто так».
Джери прекрасно дрессировался даже на черный хлеб. И в дальнейшем вся дрессировка была пройдена с ним на хлеб, а нередко и на черствую корку. Повышенный пищевой инстинкт Джери сослужил мне в этом случае хорошую службу.
Не следует думать, что если собака не жадна, то она будет плохо дрессироваться. Можно отлично выучить любую собаку. Нужны лишь терпение и настойчивость; ни в коем случае нельзя бить животное во время дрессировки. Щенок полюбит занятия и раз от раза станет все послушнее, все восприимчивее.
Иногда мне случалось наблюдать такую странность: занимаешься с собакой, мучаешься — ни в какую! Пес тебя не понимает. Бросаешь занятия. На следующий день пробуешь вновь, с тревогой спрашивая себя, неужели повторится вчерашнее, и — о, удивление! — собака выполняет все с первого слова или жеста: садится, ложится, дает голос без какого-либо принуждения или усилий с моей стороны.
Если занятия с собакой проходят плохо, не надо настаивать, — лучше на пять-шесть дней оставить ее в покое. Вы убедитесь, что после этого собака будет заниматься куда успешнее. Это так называемое «явление перелома», оно носит временный характер.
С некоторых пор я стал замечать, что мой Джери тотчас после обеда уходит во двор и возвращается оттуда в странном виде: шерсть на морде в земле, нос густо вымазан в глине, а сквозь нее проступают капельки крови. Что за штука? Заинтересовавшись, я решил выследить щенка.
Выпустив его однажды, как обычно, во двор, я заметил, что он сразу же направился в дальний угол. Там мой Джери быстро вырыл лапой небольшую ямку, а затем принялся усердно забрасывать ее землей, работая носом, как лопатой. Когда я подошел к нему, щенок с виноватым видом стал ласкаться ко мне. Расковыряв щепкой разрыхленную землю, я обнаружил в ямке… ломоть черного хлеба. Ковырнул глубже и рядом обнаружил еще несколько уже полусгнивших кусков, зарытых, видимо, давно. Были тут и полуобглоданная кость, и рыбий хвост, и голова селедки. Настоящее кладбище обеденных остатков!
Очевидно, мой запасливый пес остатки пищи забирал в пасть и относил в свой тайник. А так как в пасти его мог свободно поместиться кусок величиной с ладонь, то долгое время эти проделки оставались незамеченными и Джери успел скопить в своей кладовой кое-что «на черный день».
Этим дело не кончилось. Через несколько дней я заметил, что куски, валявшиеся у разоренного тайника, исчезли. Пес успел подыскать новое укромное местечко и перенес их туда.
Кроме основного пищевого рациона, щенок получал много костей. Иногда он не справлялся с ними, и тогда, устав от многочасовой грызни костей, загребал остатки под подстилку, а сверху ложился сам. Таким образом он также скопил порядочный запас, и, когда я однажды взял эти кости у него, он долго выпрашивал их обратно, повсюду следуя за мной и просительно заглядывая в глаза.
Первые месяцы я кормил Джери шесть раз в сутки, потом пять, потом четыре. К полугоду он стал есть три раза в сутки, а после полугода был переведен на режим взрослой собаки — два раза в сутки: в девять часов утра и в пять часов вечера.
Пищу своему воспитаннику всегда старался давать свежую и самую разнообразную: хлеб, разные каши, мясное варево.
Я знал, что кости ни в коем случае не должны заменять пищу. При излишнем кормлении костями у собаки нарушится пищеварение, ее может тошнить (в желудке залеживаются непереваренные остатки костей).
Не злоупотреблял и хлебом: во-первых, собака плотоядное животное, а поэтому в рационе обязательно должно быть мясо, мясные продукты; во-вторых, при пичканье хлебом собака вырастет рыхлой, или, как мы говорим, «сырой».
Количество пищи должно быть такое, чтобы пес и не переедал чрезмерно, не раздувался, как шар, и чтобы он не худел, не оставался впроголодь.
От многих владельцев собак мне часто приходилось слышать, что они избегают давать своим питомцам рыбу из опасения, как бы собака не подавилась острыми рыбьими костями. Вначале поступал так и я. Но потом один старый собаковод посоветовал мне:
— Рыба — прекрасная пища! И не бойтесь давать ее своей собаке. Не беспокойтесь, не подавится. На далеком Севере лайкам дают исключительно одну рыбу, а ведь живут и не умирают.
Я послушался его и никогда не раскаивался. Джери поедал рыбу очень охотно. Один раз, правда, он сильно укололся, но зато после этого стал осторожен и умело уничтожал все, вплоть до реберных костей.
Как средство против рахита я подбавлял в корм рыбий жир, по одной столовой ложке ежедневно.
Ел Джери очень много и, несмотря на обильный и питательный рацион, вечно чувствовал себя голодным, вечно шнырял в поисках лишнего куска. Невозможно было гулять с ним по городу без того, чтобы какая-нибудь сердобольная старушка укоризненно не проворчала в мою сторону: «Вишь, собаку завел, а кормить скупится. Бедная, еле ноги таскает с голодухи».
Щенок в самом деле еле таскал ноги. В первые месяцы животное растет прежде всего в высоту, а уж позже оно раздается в ширину, нарастают и укрепляются мускулы, вообще происходит окончательное формирование организма. Потому мой Джери все тянулся и тянулся кверху, а силенки по-прежнему было немного.
Помню, мы возвращались с прогулки, когда щенок решил показать свою прыть. Он побежал к дверям квартиры, резво прыгнул на крыльцо и, не преодолев этой высоты, споткнулся, ударился челюстью о ступени так, что лязгнули зубы, и свалился наземь. Плохо еще носили его ноги в то время!
Гулял Джери очень много. Памятуя наказ Сергея Александровича, я не жалел времени на прогулки. Да они были очень интересны, эти прогулки!
Почти ежедневно наблюдалось что-нибудь новое в поведении щенка. Сегодня он облаял прохожего, когда тот поманил его к себе. Назавтра, получив внушение, не побежал вдогонку за курами, хотя соблазн был весьма велик. Еще на следующий день прошел целый квартал у левой ноги хозяина по команде «Рядом!» без окрика и принуждения, поводком.
Хождение рядом применялось при каждом удобном случае. «Рядом» — трудный прием. Он требует от животного большой дисциплины, послушания, а от дрессировщика — выдержки и настойчивости.
Как происходит приучение к приему «рядом»?
Подана команда «Рядом». Прицепив Джери на поводок и держа конец поводка в левой руке, я медленно иду, придерживая пса у левой ноги. Через некоторое время поводок незаметно ослаблен. Джери немедленно забылся — игривой молодой собаке трудно сдержать себя — и потянул вперед. В ту же секунду замедляю шаг, чтобы расстояние между нами сразу увеличилось (это заставит собаку сильнее почувствовать свою ошибку), и, командуя «рядом», резко дергаю поводок к себе. Джери сразу останавливается, виновато оглядывается на меня. Заняв прежнее положение слева от хозяина (всегда слева!), он некоторое время старательно бежит рядом, заглядывая в лицо. И в виде поощрения за свое послушание получает лакомство.
Но вот на дороге попалось что-то интересное. Пес задержался, отстал и внимательно обнюхивает какой-то кустик. Тотчас ускоряю шаг (чтобы опять дать собаке сильнее почувствовать свою ошибку) и снова с окриком «рядом» делаю резкий рывок поводком. Джери с виноватым видом занимает полагающееся место.
Так он постепенно привык к команде «Рядом». Вскоре на прогулке поводок отцеплялся, и уже достаточно было одного приказания, чтобы собака послушно бежала у левой ноги.
Давно минуло то время, когда я тщетно старался приучить Джери к чистоплотности. К полугоду он стал безупречен. Сергей Александрович оказался прав: щенок действительно не мог, пока не развился и не окреп физически, выполнить то, что от него требовали.
Зимой моего воспитанника стали донимать морозы. Дог не имеет пушистой шубы; шерсть его коротка, хотя так густа, что в некоторых местах, например на шее, почти невозможно добраться до тела. У щенка же шуба была совсем жидкой, да к тому же недоставало жирового покрова. Небольшие морозы Джери еще терпел, но в суровые декабрьские дни для него началось настоящее мучение. Щенок горбился, стараясь сжаться в комочек, и, придерживая то одну, то другую лапу на весу, торопливо отрывал их от земли. Лапы, надо полагать, начинало ломить, щенок опрометью бежал домой и там, лежа в своем уголке, еще долго повизгивал, осторожно полизывая окоченевшие конечности.
Весьма возможно, что я пошел бы по линии наименьшего сопротивления и оставил бы Джери в покое, предоставив ему возможность отлеживаться в морозы дома, как это, к сожалению, часто делают недальновидные и мягкосердечные любители, если бы не вмешательство Сергея Александровича. Узнав о моих сомнениях, он, со свойственной ему страстностью, подверг меня уничтожающей критике.
— Да если собака лежит на диване, то грош ей цена! Это уже не служебная, а комнатная собака, собака для декорации! — ораторствовал он, как будто перед ним находился не один я, а целая аудитория. — Кого вы хотите сделать из своего Джери? Игрушку? Забаву? Диванные собачки нам не нужны. Нам нужны служебные. И вы, кажется, хотели этого же. А что такое служебная собака? Это — сильное, выносливое животное, с быстрой реакцией на окружающее, превосходно отдрессированное, готовое по малейшему знаку, хоть в дождь, хоть в вьюгу, выполнить ваше приказание. А вы говорите, «зябнет»… Тренировать надо!
И, повинуясь Сергею Александровичу, я не церемонился и гулял с Джери при всякой погоде, желая вырастить действительно выносливую, крепкую собаку. Следил лишь за тем, чтобы в сильные холода мой питомец не топтался на месте, не жался ко мне, как поступают изнеженные собаки, и постоянно задавал ему работу — посылал за «апортом», вызывал на игру. Движение согревало щенка, организм постепенно приспосабливался к низкой температуре. И в дальнейшем, когда щенок вырос и превратился в грозного пса, он свободно стал переносить тридцатиградусные морозы.