ДРУЗЬЯ ДОМА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДРУЗЬЯ ДОМА

Прошло немного времени, и между догом и эрдельтерьером установилась самая тесная дружба. Вначале, правда, они ссорились из-за меня. Стоило Снукки подойти ко мне приласкаться, как дог сейчас же вскакивал и поспешно бросался к нам. Сердито рыча, он носом сталкивал лапы Снукки с моих колен и клал на их место голову. Если эрдельтерьер пробовал сопротивляться, дог свирепел, бесцеремонно хватал Снукки за шиворот и, точно вещь, отбрасывал в сторону.

Но со временем Джери привык к тому, что Снукки имеет такие же права на ласку хозяина, как и он, да и сам привязался к ней. Постепенно дружба между собаками сделалась прямо-таки трогательной.

Место Джери было в прихожей у голландской печи; место Снукки — в моей комнате под письменным столом. Если догу хотелось поиграть с эрдельтерьером, он являлся в комнату и пытался осторожно подлезть под стол. Но Снукки свято оберегала неприкосновенность своего жилища. Даже от Джери! Грозным рычанием, лязганьем зубов она старалась отогнать назойливого друга, но обычно долго не выдерживала и выбиралась из-под стола.

Начиналась возня, дым шел коромыслом… Расшалившихся приятелей приходилось разгонять по своим местам.

Через минуту Джери осторожно высовывает из-за дверей кончик носа: может быть, хозяин сменил гнев на милость и разрешит поиграть? Скрепя сердце я все-таки вновь отсылал его на место. Послушание прежде всего!

Но он мог не уйти, если приказ отдан недостаточно строгим тоном. Интонация для собаки — великое дело! Приказание нужно отдавать решительным и твердым голосом, иначе не подействует.

Наконец все утихомирилось. Снукки лениво зевает под столом, время от времени чешется или принимается тереть передними лапами морду с таким ожесточением?, что трещат усы и борода.

Джери тоже успокоился. Он закатился в самый угол и лежит на спине вверх ногами. Это значит, что у него хорошее настроение.

Джери поражал своим слухом. По стуку ворот он мог отличить, кто идет: свой или чужой. Чужой — дог лежит спокойно, чуть пошевеливая ушами; свой — поспешно срывается с места, приоткрывает носом дверь и ждет, когда хлопнет наружная дверь, и затем бежит навстречу, виляя хвостом.

Утром, незадолго до моего пробуждения, Джери неслышно являлся в мою комнату. Долго настороженно стоял, прислушиваясь к моему дыханию. Стоило мне шевельнуться, как он немедленно бросался ко мне.

Если же я продолжал спать, Джери, потоптавшись, начинал рычать. Сначала тихо, потом сильнее, громче, сердито и, в конце концов, разражался громогласным лаем, означавшим: «Что ты спишь? Пора вставать.»

Снукки в это время внимательно следила за нами из-под стола. Я просыпался, и обе собаки кидались к постели. Лизали руки, тыкались прохладными носами в щеку и, только убедившись, что я действительно встаю, убирались восвояси.

Бывало и по-другому. Спишь, и вдруг холодный и влажный нос прикладывается к щеке. Мгновенно просыпаешься. Это Джери соскучился и пришел проведать.

Время моего прихода со службы собаки знали точно. За полчаса до этого они уже начинали ждать. Снукки садилась у порога, а Джери нетерпеливо бегал от двери к окну и обратно.

Во времена щенячества Джери я пробовал обучить его разным домашним приемам: приносить калоши, подавать перчатки и т. п. Позднее, перейдя исключительно на служебную дрессировку, я это забросил. Но первые уроки не пропали даром. И теперь, когда дог хотел мне особенно выразить свою преданность, он бежал в прихожую и… тащил калошу! Иногда ухитрялся принести сразу пару. Эта привычка сохранилась у него до самого конца.

Как-то раз собаки долго ласкались, всячески стараясь выразить свою любовь и преданность. Вдруг Снукки поспешно убежала в прихожую. Через минуту она была снова около меня и, немножко смущенная своим поступком, подавала мне калошу. Замашки друга переняла и она!

Собаки проявляли изумительную чуткость и внимание. Если я приходил домой в дурном настроении, они потихоньку убирались на свои места. Стоило мне рассмеяться, начать шутить, как они сейчас же бросались ко мне. Дог прибегал первым, за ним эрделька. Оба начинали нетерпеливо топтаться около меня. Когда я долго не обращал на них внимания, они затевали шумную игру между собой, как бы стараясь показать, что и им радостно, раз я весел.

Приближается обед. Взрослая собака питается два раза в день. Снукки и Джери обычно ели в девять часов утра и в пять дня. Собаки начинали ждать обеда часов с четырех. Не сидят на месте, слоняются по комнатам. С половины пятого безвыходно толкутся в прихожей, лежат на полу, сидят на пороге — томятся. Без четверти пять замирают у кухонных дверей и, высунув носы из-за занавески, не мигая, смотрят в кухню, откуда сладко пахнет овсяной кашей или мясным варевом, которое мать разливает по чашкам. Чашки алюминиевые, с широким донышком, чтобы не проливалась еда. Для дога — больше, для эрдельтерьера — поменьше.

Джери одолевает нетерпение. Он проскальзывает за занавеску и осторожно, шажок за шажком, пробирается в кухню, деликатно помахивая хвостом и с невинным видом поглядывая на мать.

— Ах ты, плут, ты плут! — скажет, улыбаясь, мать. Джери мгновенно приободрится и решительно шагнет к чашке.

— Куда? — грозно закричит мать.

И Джери поспешно улепетывает в прихожую.

Иногда он делает иначе. Смело отодвигает носом занавеску и входит на кухню с независимым видом. Но результат всегда один — Джери с позором выгоняют: вход на кухню собакам строжайше запрещен.

Но вот обе морды опущены в чашки. Слышится лишь смачное чавканье и покряхтывание Джери. Дог съедает обед первым. Встав около Снукки, он терпеливо ждет, не останется ли что у нее. «Какая ты счастливая: ешь!» — говорит он всем своим видом.

Из чашки вылетает малюсенький кусочек хлеба; Джери с величайшей поспешностью — как бы не опоздать! — подлизывает его. Какое это счастье — получить крошечку еды (хотя сам только что уписал объемистую чашку супа!). Ничего не поделаешь: любит покушать.!

После этого собакам даются кости. Некоторое время на весь дом раздается непрерывный треск ломающихся костей. Крепкие челюсти дога дробят их, как ореховую скорлупу.

Снукки кончает свою порцию первой (у Джери более крупные кости, они требуют и больших усилий). Тихонечко укладывается она поблизости от Джери и внимательно наблюдает за ним.

Вдруг дог вскакивает и бросается к чашке (вспомнил, что не вылизал ее дочиста языком!); через несколько секунд он бежит обратно. Но уже поздно. Снукки с остатком кости в зубах поспешно удирает к себе под стол.

Теперь ждет Джери. Понурив голову он стоит около и ждет… ждет до тех пор, пока плутовке не надоест возиться с украденной костью. Тогда он хватает огрызок и вновь принимается за него. В конце концов кость исчезает вся без остатка, как бы крепка она ни была.

Кости — это не только еда; это одновременно и развлечение, забава, полезное упражнение для зубов и жевательных мускулов, и потому собаки отдаются этому занятию с большим увлечением.

Покончив с трапезой, оба друга идут лакать воду. Широкодонная глиняная чашка всегда стоит в углу прихожей, полная чистой воды.

Чашка с водой стоит круглые сутки. Посудные же с кормом убираются через пятнадцать-двадцать минут, независимо от того, съеден корм полностью или что-нибудь осталось. Этот твердый режим служит верной гарантией, что пища будет съедена до последней крошки. Мне часто приходилось слышать жалобы собаководов на то, что их животные плохо едят. Худеют, теряют жизнерадостный вид, отказываются от любой пищи, хотя с каждым разом им предлагают все более вкусные и питательные продукты.

Как правило, оказывалось, что у таких собак чашка с кормом стоит с утра до вечера. Корм закисает, в чашку подбавляют новую пищу. Пес не ест.

Все дело в том, что собака прекрасно учла: если она не съест свой обычный рацион, ей дадут что-нибудь другое, не другое — так третье. И она так избаловывается, что, в конце концов, отказывается даже от колбасы и ветчины. Серьезная беда? Да нет! Стоит у такой собаки попробовать регулярно убирать чашку с кормом, и через два-три дня голодовки, много — через неделю, она начнет превосходно пожирать и черный хлеб, и овсяную кашу. Быстро войдет в хорошее тело, и хандры как не бывало!

Следует заметить, что две собаки, как правило, едят лучше, нежели одна. Аппетит одного подгоняет и другого.

Но вот со службы пришли все члены семьи.

Дог входит в столовую и важно растягивается на ковре, скрестив передние лапы. Но во время обеда собакам быть у стола не разрешается, и Джери садится на диван; задние ноги поджаты под себя, передние упираются в пол. В такой нелепой позе пес начинает дремать. Глаза постепенно смыкаются, затягивается третье веко, голова клонится вниз, мягкие эластичные губы отвисают.

— Джери! — окликнешь его.

Дог вздрагивает, вскидывает голову и смотрит, отупело моргая, как человек, разбуженный во время крепкого сна. Ярко-розовое третье веко медленно прячется на свое место.

Является и Снукки. А вот на стол вспрыгивает кот.

У Джери сон как рукой сняло! Он сердито морщит губы, смотрит на кота страшными глазами. Непорядок!

Не подумайте, что дог может обидеть кошку. Все эти свирепости показные, и наш дымчатый гигант не тронет на Котьке ни одного волоска. Собаки и кот — закадычные друзья.

Обед закончен. Все уже разошлись из-за стола, а Джери еще долго томится в дремоте на диване. Наконец уходит в прихожую и он.

Какое блаженство, если топится голландская печь! Подстилка вытащена на середину прихожей, Джери благодушествует на ней, сладко жмурясь. Он глаз не может оторвать от огня. Жарко нестерпимо. Джери щурится, мигает, морда у него накаляется, кажется, не меньше печи. Он тяжело дышит, сопит, ерзает… В конце концов уходит и растягивается в истоме где-нибудь на полу.

А его место у печи занимает Снукки. Поблаженствовать перед огоньком не прочь и она, хотя ее шуба, наверно, раза в три теплее Джеркиной!

Просто удивительно, как быстро собаки успевают изнежиться!

Во время переезда по железной дороге Снукки приучилась залезать на скамейку и в один из первых же дней по приезде домой забралась ко мне на кровать. Отучить стоило большого труда.

Сытый кот принимается играть. С разбегу он прыгает на голову дремлющей Снукки и впивается ей прямо в нос.

Когда котенок только что появился в доме, при виде собак он пыжился, яростно шипел и, распушив хвост, влетал куда-нибудь на шкаф.

Но собаки его не трогали, просто они старались обнюхать его. Видя их миролюбие, стал спокойнее и котенок. Постепенно он привык к ним. Привыкнув, сделался смелым, даже дерзким.

Раз как-то, посадив Джери перед чашкой с кормом и запретив дотрагиваться до нее, я ушел в свою комнату, Да и забыл о том, что дог сидит и пускает слюнки.

Вдруг прибежал Джери, возбужденно потыкавшись в мои руки, убежал обратно и вновь вернулся. Я пошел за ним в прихожую. Кот, присев у чашки, старательно вылизывал с кромки кусочки жира. Джери тревожно топтался около него и умоляющими глазами просил меня убрать нахала.

Однажды дог нипочем не хотел ложиться на свое место. Беспокойно ходил по квартире, топтался в прихожей. Я пошел выяснить, в чем дело.

На просторной Джеркиной подстилке лежал беленький, пушистый комочек и сладко спал. А Джери с несчастным видом слонялся вокруг своего законного места, но потревожить котенка не решался.

Наконец, очевидно придумав, как ему выжить кота, Джери зацепил подстилку лапой и потащил к себе. Кот поднял голову, но продолжал лежать. Тогда дог, тяжело вздохнув, примостился рядом с ним. Лег так осторожно, чтобы не потревожить гостя.

Существует довольно распространенное мнение, что собака и кошка не могут ужиться вместе. Есть даже пословица: «Живут, как кошка с собакой».

Я глубоко убежден, что, задавшись желанием вырастить хорошую собаку, очень полезно в то же время держать и кошку. В щенячьем возрасте ваш пес будет много играть с нею, и это благотворно отразится на его физическом развитии. Она отвлечет его и от таких недозволенных занятий, как хватание свисающих концов скатерти или попытка порезвиться с вашим ботинком, — такие «упражнения» непременно сопутствуют периоду быстрого роста зубов… Словом, собака с кошкой — настоящие друзья, и примером тому могла с успехом служить наша «троица»: два пса и общий баловень, озорной, веселый Котька.