Глава 12 Пруденс

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 12

Пруденс

В конце августа бывает несколько выходных подряд, и называется все это Днем труда. Людям для того, чтобы подсказать вещи, которые кошки и так знают, нужны выходные и календари. Лето заканчивается, когда в воздухе пахнет дымком, а сам он становится прохладнее. После Дня труда детеныши возвращаются в школу и потому перестают к нам приходить.

Приблизительно в это же время Лауру начинает тошнить по утрам. А последние две недели ее тошнит каждое утро. Иногда у меня тоже случаются расстройства желудка (и я всегда пытаюсь скрыть происшедшее в труднодоступном месте, потому что мне стыдно, когда людям приходится за мной убирать), но Лауру желудок подводит каждый божий день. После того как Джош спускается вниз сделать кофе, Лауру рвет в унитаз в ванной — я слышу это из-под двери. Потом она умывается, чистит зубы, и мы вдвоем спускаемся на кухню, чтобы она покормила меня. Когда она открывает банки с моей едой, у нее порой такое выражение лица, как будто ее вот-вот опять вырвет. Даже пахнет она по-другому — сильнее и более сладко, с тех пор как ее начало тошнить, в общем, уже три недели.

Однако мне кажется, что Джош понятия не имеет о том, насколько ей плохо, а если бы знал, уверена, настоял бы на том, чтобы она отправилась в человеческий вариант Ужасного места. Наверное, Лаура, так же, как и я, терпеть не может Ужасное место и поэтому ничего мужу не говорит.

И все же я жалею, что Джош не замечает этого, потому что от недомогания у нее портится настроение. С того вечера, как Джош разложил на полу моей комнаты все черные диски, Лаура, похоже, утратила интерес к визитам сюда. И я продолжаю придумывать, как подтолкнуть ее к тому, чтобы она снова пришла и порылась со мной в вещах Сары. Например, сегодня утром. Я нахожу одну из обувных коробок со спичечными коробк?ми и выталкиваю ее из большой коричневой, чтобы мы с Лаурой могли их пересмотреть и она рассказала мне о Саре. Как только из большой коробки высыпается несколько спичечных коробков, я начинаю играть с ними — и вот уже они разбросаны по всему полу, а некоторые забились под большие коробки. Но я абсолютно уверена, что, когда Лаура увидит, как это весело — гонять по комнате эти штучки, она сразу захочет ко мне присоединиться.

Однако происходит по-другому. Лаура быстро проходит мимо моей комнаты, но, когда видит разбросанные по полу спичечные коробки, останавливается. Я с надеждой подталкиваю парочку в ее направлении, но по ее решительным тяжелым шагам понимаю, что она злится.

— Нет! — кричит она. — Нет, Пруденс! Перестань вываливать вещи из коробок! Почему ты просто не можешь оставить их в покое? — Она забрасывает мои игрушки на место, а потом начинает подходить ко всем коробкам и по очереди закрывать их. Потом Лаура ставит их друг на друга, пока не образовываются две большие стопки, настолько высокие, что я не могу допрыгнуть до вершины. Она даже запыхалась от усилия, на лбу выступили капли пота. Что плохого я сделала? Почему Лаура накричала на меня и сложила все наши с Сарой старые вещи туда, где я даже не могу их достать? Как же я заставлю Сару вернуться и остаться со мной навсегда, если мне не с чем ее вспоминать?

Я вытягиваю передние лапы, выпускаю когти и царапаю пол, оставляя злые длинные полосы на темном дереве, о котором так печется Лаура. Я уж было подумала, что мы с ней сблизились и я стала почти частью семьи, которую создали они с Джошем. Вот что я получаю за свою забывчивость. Я действительно забыла, что я здесь чужая и моим единственным Самым Главным Человеком остается Сара.

Джош уже давно не готовил для Лауры яичницу, но сегодня утром — годовщина их свадьбы, и я чувствую аромат омлета. Еще я чувствую запах жареного бекона и апельсинового сока — всего того, что Лаура так любит есть по утрам в воскресенье.

Но когда она приближается к кухне и тоже чувствует запах жареного омлета, ей тут же приходится повернуть назад и бежать наверх. Джош насвистывает себе под нос, пока готовит, поэтому, мне кажется, ничего не замечает. Он раскладывает омлет по тарелкам, потом кладет немного в Миску Пруденс и ставит ее на пол. Когда Лаура возвращается на кухню и садится за стол, ее лицо выглядит бледнее обычного.

Джош уже давно все приготовил, он подходит к жене с тарелкой омлета и беконом.

— С годовщиной! — поздравляет Джош и целует ее в губы.

— С годовщиной! — отвечает Лаура и улыбается, отчего ее лицо кажется еще бледнее. Она ковыряет вилкой в омлете.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает Джош. На его лбу пролегает тревожная морщинка.

Лаура вновь пытается выдавить улыбку.

— Со мной все в порядке, — успокаивает она. — Наверное, просто есть не хочу.

— Надеюсь, к вечеру у тебя аппетит разыграется. Ресторан заказан на восемь, поэтому, если задержишься на работе, мы сможем встретиться прямо там.

— Я подумала… — Скрипучий звук, который производит Лаура, царапая вилкой по тарелке, слишком высок для человеческого уха, но мое левое ухо от этого мучительного скрипа складывается почти пополам. — «Дель Посто» для нас сейчас немного… не по карману. Может быть, стоит отменить мероприятие?

— Хорошо, — медленно произносит Джош. Его голос звучит озадаченно. — Ты хотела пойти в другое место?

— Не знаю. — Она сглатывает пару раз. Наверное, от запаха омлета ее опять тошнит. — Мы могли бы обсудить это позже?

— Как хочешь, — отвечает он. Лаура сидит, опустив взгляд в тарелку, а Джош не сводит глаз с ее лица, как будто впервые заметил, что с ней что-то не так. Оба молчат, пока Джош не произносит: — Слушай, я тут хотел спросить тебя об Анис Пирс. Ты не могла бы с ней связаться?

Лаура поднимает удивленный взгляд.

— Анис Пирс? Зачем мне связываться с Анис Пирс?

— Она записала пару альбомов на студии «Альфавилль». Мы собрали десять тысяч подписей под петицией, я привлек нескольких журналистов. Подумал, если на сцену выйдет личность ее масштаба, наш успех закрепится.

— Я не хочу звонить Анис. — Лаура берет с коленей сложенную бумажную салфетку и бросает ее на нетронутую тарелку с омлетом. Я уже вижу, что она намерена выплеснуть свое плохое настроение на Джоша, как недавно выплеснула на меня, и думаю, что Джошу повезло больше, чем мне, потому что он может ей ответить.

Он опять выглядит смущенным.

— Я считаю, что нам это на самом деле поможет, если…

— Я уже сказала тебе, что не хочу, — перебивает его Лаура. — По-моему, сейчас тебя дом на Авеню «А» должен волновать в последнюю очередь. Нам нужно о другом волноваться.

— О чем это? На что ты намекаешь?

— Если хочешь волноваться о тех, кому скоро будет негде жить, — говорит она ему, — может, стоит побеспокоиться и о том, где нам жить, когда на следующей неделе у тебя закончатся деньги от выходного пособия и мы больше не сможем оплачивать эту квартиру.

Теперь уже мой желудок расстроен — такое впечатление, что внутри все сжалось в комок. Нам придется покинуть эту квартиру? Как такое возможно? Почему меня никто не предупредил о том, что такое может случиться? Если Сара не будет знать, где отыскать Лауру, как же она узнает, где найти меня?

— Да перестань ты, Лаура! — восклицает Джош. — Я знаю, что мы потеряли часть наших сбережений, но до потери этой квартиры нам еще далеко.

— Это ты, Джош, перестань! — Лаура повышает голос. — Я отказываюсь быть единственной, кого заботит работа. Ты когда-нибудь задумывался о том, что произойдет, если я неожиданно потеряю свое место? Ты хотя бы представляешь себе, как плохи дела в конторе в последнее время?

— А откуда же мне, черт побери, знать?! — Джош тоже повышает голос. — Ты же не рассказываешь мне, как у тебя дела. Ты вообще со мной не разговариваешь. Несколько месяцев я изо всех сил пытаюсь вызвать тебя на откровенность — о твоей матери, о работе, хотя бы о чем-нибудь, но ты только закрываешься от меня. Я что, умею читать мысли?

— Я и не подозревала, что нужно уметь читать мысли, чтобы сложить два и два, — отвечает Лаура. В ее голосе звучит даже больше злости, чем в те моменты, когда она злилась на Сару. — Я и не подозревала, что нужно уметь читать мысли, чтобы прибавить ноль долларов, которые ты будешь зарабатывать, к нашему ежемесячному бюджету и в итоге получить ноль долларов арендной платы! — Теперь Лаура уже кричит. Она встает и так сильно хлопает о кухонный стол стулом, что он отскакивает рикошетом и падает на бок. Громкий звук и крики сильно пугают меня, я прячусь под диван. Я продолжаю видеть и слышать Лауру и Джоша, но здесь чувствую себя в большей безопасности, хотя шерсть у меня на спине подергивается все быстрее. Лаура смеется, но смех этот совершенно не похож на тот смех, которым заливаются люди, когда им смешно. — И по-настоящему удивительное во всей этой ситуации то, что лично я никогда не хотела снимать такую большую и дорогую квартиру!

— Хватит с меня твоих дурацких подсчетов! — орет Джош. — Мы вместе выбирали эту квартиру. Мы несколько недель искали место, где могли бы свить семейное гнездышко. Ты ни разу не возразила, но сейчас тебя воротит всякий раз, когда поднимается тема детей. Может быть, я и не умею читать мысли, может быть, не могу сложить два плюс два, но я же не слепой, Лаура.

— Как мы можем даже думать о детях, если у нас нет денег!

— Когда ты забеременела первый раз, ты была такой взволнованной, трепетной. — Сейчас его голос звучит неприятно. — На твоем лице были написаны неприкрытая радость и абсолютное счастье. По-твоему, я дурак?

— Не смешивай все в одну кучу! То было тогда, а это сейчас! Сейчас мы не можем заводить детей и при этом не волноваться о том, чем будем за все платить.

— Все! Довольно! — ревет Джош. — Ты все сводишь к деньгам! Хватит о деньгах! У нас есть деньги!

— Недостаточно! — кричит в ответ Лаура. — Ты понятия не имеешь, как это страшно, когда у тебя вообще нет денег! Ты понятия не имеешь, каково это, когда… — Внезапно Лаура перестает кричать. Замолкает.

— Когда что? — требует ответа Джош. — Когда что, Лаура? Что такого ужасного с тобой произошло, если ты даже говорить об этом боишься?

Лаура молчит. Когда она заговаривает вновь, ее голос звучит уже тише, но холодно.

— Случилось то, что мой муж начал больше заботиться о чужих людях и об игре в няню для своих племянников, чем о собственном будущем.

Голос Джоша тоже звучит тише, но от этого его слова кажутся еще более жестокими.

— Не тебе давать мне советы о том, как вести себя с родными. Ты бросила свою мать одну в той ужасной квартире, которую через силу посещала раз в месяц. Ты даже не взяла на работе выходной, когда умерла твоя мама. Подумай над этим, Лаура. И не рассказывай мне о семье.

Дыхание Лауры становится громким и тяжелым, как у меня, когда я балуюсь.

— Что, черт побери, ты об этом знаешь! — От ее крика вся шерсть у меня на спине встает дыбом, и, сколько бы я ни трясла ею, она все продолжает вздыматься. — Что ты знаешь обо мне, моей матери, вообще о жизни?! Ты, со своей нормальной, счастливой, идеальной семьей, где все поддерживают друг друга, помогают друг другу и просто безумно друг друга любят!

— Ты вообще слышишь, что говоришь? — Джош вновь заводится. — Вот, значит, как ты думаешь? Неужели ты считаешь, что идеальная семья существует? Иногда мой отец — лучший человек на земле, а иногда он злит меня до безумия, так, что хочется его задушить, но я не стану до конца своих дней винить его за все ошибки, совершенные им в этой жизни. — Я слышу, как туфли Джоша шлепают по кафельному полу кухни. — Как бы ужасно, по-твоему, ни поступила твоя мама, прости ее! Я практически слышу, как в твоей голове идет борьба, как будто она до сих пор жива, а тебе все еще четырнадцать. Лаура, твоя мать умерла! Пора уже вырасти!

Теперь я все понимаю — да, Джош сказал о том, что Лаура не брала на работе выходной. Сара умерла. Сара умерла, а мне никто не сказал. Сара умерла, и я больше никогда ее не увижу. Больше никогда она меня не накормит, не возьмет на руки, не погладит мою шерстку. Никогда, никогда, никогда, никогда. И сколько бы я ни сидела с ее коробками, сколько бы ни вспоминала, ничто мне Сару не вернет. Боль в груди оттого, что Сары больше нет, кольнула так неожиданно, что я не могу дышать. Я сворачиваюсь тугим клубочком под диваном, пытаясь удержать свое разрывающееся на куски сердце.

— Во-первых, я не так уж и скорблю! — кричит Лаура. — И до сих пор не могу простить. А что из этого следует?

— Прекратите ваши логические игры, госпожа адвокат. Я не твой клиент, и мы оба это знаем.

— Может быть, это тебе нужно повзрослеть! Перестань быть предводителем активистов и найди работу! Милосердие начинается с дома!

— А ты хотя бы представляешь, как сейчас трудно найти работу? — кричит Джош. — Ты хотя бы представляешь, каково это смотреть, как твоя профессия превращается в прах? Когда тебе изо дня в день повторяют, что единственное дело, которое ты знаешь, больше не существует? Когда тебе почти сорок? Разве тебе приходило в голову за все те пятнадцать часов в сутки, что тебя не бывает дома, задуматься о том, каково мне? Или твоя голова забита подсчетами, сколько зарабатываешь ты и сколько зарабатываю я?

— И кто это из нас запамятовал, Джош?! — орет Лаура в ответ. — Когда в последний раз я работала по пятнадцать часов?! А тебе не приходило в голову подумать о том, что происходит с моей работой?!

— Нет, мне твоя работа неинтересна! — Звук такой, как будто Джош бьет кулаком по столу. Я съеживаюсь под диваном в гостиной еще сильнее и думаю: «Пожалуйста, прекратите, пожалуйста, прекратите, пожалуйста, прекратите. Сара умерла. Мне тоже тяжело». — Равно как и ты, сидя целый день у себя в конторе, не задумываешься о том, как дела у меня. Знаешь, что меня удивляет? Удивляет то, что я ни разу не подумал сходить в ресторан, или встретиться-прогуляться с друзьями, или заговорить об отпуске. Удивляюсь, почему я каждый вечер сижу тут один. Вспоминаю день нашего знакомства — мы танцевали, разговаривали, веселились. А сколько у нас было таких вечеров! Когда мы в последний раз так проводили время? Мне кажется, не следует отмечать годовщину свадьбы, потому что очередной вечер дома выльется в такой скандал! Если бы ты хоть раз, вернувшись домой, предложила куда-нибудь сходить или чем-нибудь заняться — у меня бы удар случился. — Я слышу, как часто дышит Лаура, когда Джош произносит «случился удар». Когда он заговаривает вновь, голос его звучит тише: — Я знаю, как важно для тебя стать компаньоном. Но что происходит у нас здесь?

— Так нечестно. — В голосе Лауры слышны слезы. — Ты же знал, какая у меня ответственная работа. Ты же уверял, что трудолюбие нравится тебе во мне больше всего. А теперь, когда моя работа — единственный способ принести деньги в этот дом, ты думаешь по-другому. Как мы можем куда-то ходить и развлекаться, если у нас нет на это средств?

Голос Джоша сейчас звучит тише:

— Какой смысл иметь все деньги в мире, Лаура, если мы несчастны?

Когда вновь раздается голос Лауры, он звучит хрипло:

— Я и не подозревала, что делаю тебя несчастным, — говорит она.

— Лаура, я… — начинает Джош, но та не дает ему закончить.

— Мне пора, — перебивает она. — Мне пора на работу, пока она еще у меня есть. — Лаура подходит к шкафу, я слышу, как она его открывает и достает свою сумочку и тяжелую наплечную сумку. Потом она выходит из квартиры и захлопывает за собой дверь.

После ухода Лауры в квартире воцаряется тишина. Единственные звуки, которые доносятся до меня, это шаги Джоша и дождь, барабанящий в окна. Джош ходит туда-сюда по кухне и гостиной, потом поднимается по лестнице, вновь спускается, опять поднимается. Слышу, как он открывает выдвижные ящики, со стуком закрывает их, один раз доносится такой звук, как будто он что-то ударил ногой. Постоянно слышно, как он повторяет себе под нос: «Черт! Черт!» Не думаю, что он ищет что-то определенное, когда ходит по комнатам и открывает ящики. По-моему, он пытается как-то унять тревогу. Еще бы ему не чувствовать тревогу — я сама еще никогда не чувствовала себя настолько расстроенной. Я не слышала, чтобы люди так кричали друга на друга с тех пор, как жила с братьями и сестрами на улице. Вдруг раздается звонок в дверь, слышу, как Джош открывает ее и коротко произносит: «Спасибо». Он заходит на кухню и что-то ставит на стол. Потом хватает зонтик из специальной подставки у входной двери, так, как будто злится на него, и выходит на улицу. В квартире опять воцаряется тишина.

Сара умерла. Сара никогда больше не вернется. Я больше никогда ее не увижу. Может, мы и были лишь соседями по квартире, но мы любили друг друга. Все это время Лаура рассказывала мне о Саре, как она могла не сказать мне об этом? И потом меня посещает еще более ужасная мысль. А если Лаура с Джошем больше не хотят быть семьей из-за всех сказанных друг другу злых слов? А если они больше не хотят жить вместе? А если никто из них не захочет жить и со мной тоже? Возможно, они любят меня не так, как любила меня Сара, но, если Сара на самом деле ушла навсегда, в целом мире не останется ни одного человека, который хоть немного тревожился бы о том, где я буду жить и что со мной будет.

Сейчас мне следует закончить свой завтрак, как я делаю каждый день. Если я буду поступать так, как поступаю обычно, Лаура с Джошем вернутся и вновь будут счастливы, как раньше. Только сейчас у меня это не очень получается. Болит в груди, а еще в животе. Дыра в моей груди оттого, что Сары здесь нет, переместилась в живот. И теперь у меня пустота в обоих местах.

Наконец новый запах, доносящийся из кухни, заставляет меня выползти из-под дивана. На столе в стеклянной вазе стоит букет цветов. На лепестках блестят маленькие дождевые капли, и пряный запах земли заполняет весь первый этаж нашей квартиры.

Я знаю, что это за цветы. Это те же цветы, которые держит Лаура на их с Джошем свадебном фото.

Запах цветов заставляет меня собраться. Я еще не успеваю принять решение, а уже сижу на столе рядом с вазой. Я помню, что Сара, когда мы жили вместе, держала для меня специальную кошачью траву. Когда у меня было расстройство желудка, как сейчас, кошачья трава помогала его успокоить.

Джош, должно быть, понял, как я расстроена, и поэтому человек за дверью принес мне цветов. Джош ведь знает, как я люблю есть то, что он оставляет на кухонном столе.

Поэтому я засовываю свою мордочку в середину букета и вдыхаю тонкий аромат цветов. Потом начинаю есть. Жую листья, стебли, мягкую часть самих цветков. Ем и ем, ем и жду, когда мой живот перестанет так сильно крутить, а поскольку моему животу лучше не становится, я ем еще…

…и по-прежнему ничего не чувствую, кроме Боли. Я чувствую Боль во всем теле. Мой желудок пучит и крутит — он хочет избавиться от Боли, но ничего не помогает. Меня рвет, я затаиваю дыхание, и меня снова рвет, но я все равно не могу избавиться от Боли. Хочется пить, я пытаюсь напиться из мисочки с водой, но Боль подступает к горлу и выталкивает всю воду из моего рта, как только я ее выпиваю. Становится смешно. Маленькие предметы кажутся слишком большими, далекие — становятся слишком близкими, лапы меня не держат, а рот не прекращает изрыгать воду. Я натыкаюсь на предметы, потому что ничего не вижу, а они меня дразнят, подкрадываются все ближе, пока я не смотрю… Я спотыкаюсь о собственные лапы. Но, несмотря на все происходящее, ничто не может прогнать Боль.

Я пытаюсь мяукнуть, чтобы позвать на помощь, чтобы меня кто-нибудь услышал, как в тот день, когда мы с Сарой познакомились. Но когда я открываю рот, меня опять рвет и еще больше кружится голова. Пытаюсь спрятаться в более прохладном углу комнаты, но лапы не держат. Я падаю раз, потом еще два, и понимаю, что ни на шаг не приблизилась к тому месту, куда пытаюсь попасть, потому что хожу кругами.

Когда я жила с Сарой и у меня расстраивался желудок, она гладила меня по голове и приговаривала: «Тихо-тихо, девочка. Не волнуйся. Все будет хорошо. Все будет просто отлично…»

Но ничего отлично уже не будет, потому что на помощь Боли спешит Темнота. Как будто тебе на голову натянули черный мешок. Только через пару секунд я замечаю, что тело становится легче, как будто я ничего не вешу. Чем ближе подкрадывается Темнота, тем дальше отступает Боль.

А потом происходит странное: Сара здесь! Я не вижу и не слышу ее, но чувствую ее присутствие в комнате, как негромкое жужжание телевизора, когда он работает при выключенном звуке. Сара… Но сейчас Темнота отступит, и я каким-то образом понимаю, что Сара тоже уйдет. Я стараюсь не открывать глаза, остаться внутри Темноты, где мы с Сарой найдем друг друга.

«Сара! — думаю я. — Не оставляй меня, Сара… Я знала, что ты за мной вернешься. Знала, что ты меня найдешь. Знала…»

А потом все погружается в Темноту и Тишину.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.