Кошкотерапия

Кошкотерапия

Пёс умирал.

— Тихон, Тишечка, дружочек, — Андрюшка мял родную мозолистую лапу.

Весь день он старался не плакать, но, видно где-то внутри переполнилась та чаша, в которую стекают невыплаканные слёзы, и внезапно они хлынули неудержимым потоком. Слезинки капали на сухой, горячий нос собаки. Тихон открыл глаза, внимательно и грустно посмотрел на маленького друга. Он прощался — и это было так понятно и так неотвратимо, что Андрей, не выдержав, с криком бросился к отцу.

— Да… — сняв очки и потирая переносицу, отец наклонился над псом.

Если бы он пил! Если б можно было раскрыть сведённые судорогой челюсти и влить хотя бы каплю влаги! Но в том-то и заключалось коварство болезни, что он не пил, и умирал от жажды, лёжа рядом с полными мисками. Восхитительные ароматы свежих бульонов — мясного, грибного и рыбного — витали в воздухе. И было совершенно ясно, что распростёртое у порога безжизненное собачье тело уже не имеет к этому никакого отношения.

Внезапно потемнело. Непрерывно лопотавшие деревья замерли в испуге — и на землю обрушился густой тяжёлый ливень. Треснул гром. Казалось, что кто-то большой колотит кулаком по небу и под его ударами трещит и рушится небесный свод. И стало вдруг темно и холодно. И страшно.

Вспомнили, что принесли когда-то Тишку в такой же точно ливень. Всю ночь грохотал тогда гром. Всю ночь щенок плакал, и они по очереди вставали к нему, утешая и подкармливая.

Зато наутро малыш повеселел, с аппетитом позавтракал и запросился на улицу. С радостным визгом скатился он с лестницы. Асфальт клубился паром. Кругом всё сияло: лужицы, осколки стёкол, капли на траве кололи глаз весёлым лучиком. Дворовые кошки сушили на солнце отсыревшие за ночь шубы. Огромный рыжий кот выбрался из подвала. Он был не в духе — и сверкающие лужи, и не в меру раскричавшиеся воробьи, устроившие баню в самой глубокой из них, не радовали его, а ещё больше злили. Хвосты бы им поотрывать! Да разве угонишься… Кот обошёл кругом цветочной клумбы, выбирая место потеплей да посуше, да чтоб цветами не воняло — и улёгся, накрывшись хвостом.

Тишка покатился по двору, приложив нос к асфальту — всё же потомок гончих псов, хоть и полукровка — и наткнулся на рыжего зверя.

От неожиданности щенок присел, потом радостно завертел хвостиком и, сопя от возбуждения, принялся обнюхивать незнакомую морду. В ту же секунду, подскочив, как надувной шарик, в котором сделали дырку, дико шипя и брызжа слюной, кот набросился на щенка. Тишка отчаянно завопил, а кот наседал на него, оттесняя к клумбе, и, пока Андрюшка бежал через двор, кот всё колотил щенка большой и сильной лапой. Бедный маленький Тишка! Он не знал, что это был Барс, злющий дворовый кот, некоронованный отец кошачьей мафии. С Барсом не связывались даже взрослые собаки, а девчонок он быстро отучил от привычки таскать себя за хвост. Лишь совсем маленьким детям позволял он иногда пройтись ладошкой по задубевшей шкуре, но при этом делал такую морду, что становилось понятно: лишь из особой милости терпит он это варварское вторжение в личную жизнь. И на этого зверя нарвался Тишка в свой первый выход. «Что ж ты, сын, не доглядел?» — выговаривал отец, смазывая зелёнкой распухший, мокрый от слёз щенячий нос.

С этого дня Тихон стал панически бояться кошек. А они, почуяв его слабость, наперегонки гонялись за ним. Завидев кота, Тишка со всех ног бросался к хозяину.

— А ты не бойся, — наставлял тот. — Возьми и гавкни! Рррр… гав! — показывал он, как нужно разговаривать с котами. Тишка вздрагивал и ещё теснее жался к ногам.

 — Вот паршивый кот! Испортил нам собаку.

Шло время. Тихон рос. Ему давно пора было лаять на чужих, ворчать и злиться, но он только пищал, как игрушечный мопсик, да ныл обиженным голосом. Иногда отец давал ему уроки художественного лая.

 — Тиш, — звал отец. — Иди сюда.

Он становился на четвереньки, набирал полную грудь воздуха и, жутко тараща глаза и шевеля усами, показывал: «рррр…» Тишка собирался в комочек и отступал, испуганно моргая.

— Рррр… — наступал хозяин, и, зажав его в углу, выдавал: — Гав! — Взвизгнув, щенок бросался к тёплым ногам хозяйки.

 — Ну что ты пугаешь его? — мать гладила Тишку, а он всхлипывал, преданно глядя в глаза и ища сочувствия.

Хозяйка посадила щенка на круглый стульчик от пианино. Потом взяла шнурок и помахала им перед собачьим носом. Он ухватил шнурок и потянул к себе. Не тут-то было! Тишка бросил шнурок и захныкал.

 — Не реви!

Мать погладила щенка — и пёстрый шнурок вновь замелькал перед носом. Он мелькал так соблазнительно! Ну, как удержаться? Тишка цапнул шнурок. Тот не поддавался. Щенок сердито зарычал — то пугают, то дразнят, это же чёрт знает что такое! Вконец озлясь, Тишка дёрнул шнурок — и залаял!

 — Лает! Лает! — взявшись за руки, все принялись танцевать вокруг стульчика какой-то невообразимый дикарский танец, а Тишка, войдя в раж, одурев от собственного голоса, облаивал всех подряд, пока не свалился прямо в руки счастливого хозяина.

Не переставая лаять, он вылетел во двор и столкнулся с полосатой Мурой, которая, бывало, не упускала случая поизголяться над щенком. Коротко фыркнув, она поспешила убраться с дороги. Щенок остолбенел. Ещё не поняв, что случилось, он бросился за кошкой. Мура проворно вскарабкалась на дерево и уселась там, шипя и ругаясь, как торговка, у которой украли бублик.

Тихон победил! Он преодолел свой младенческий ужас перед кошкой — этим таинственным зверем с мягкой поступью и леденящим взглядом. Перемена, произошедшая с ним, была так очевидна, что скоро все заметили: Тихон стал ярым кошконенавистником. Теперь он сполна отплатил всем обидчикам своего недавнего детства. Стоило ему выбежать во двор, как даже духу кошачьего не оставалось в обозримом пространстве. Не раз пытались примирить его с кошками. Не раз ему подсовывали, на предмет знакомства, безобидного маленького котёнка. Тихон свирепел, злобно рыча и показывая, что кошкам нет места в его собачьем сердце.

Сколько всего было за три года! И вот теперь любимец семьи умирал от страшной и непонятной болезни. Ливень стих. Лишь отдельные капли тяжко шлёпались о подоконник. За окном гасло солнце, растекаясь в грозовом облаке, и Андрею показалось, что вместе с ним угасает жизнь в глазах собаки. Отец то выходил на балкон, глядя вниз и напряжённо о чём-то думая, то возвращался к сыну. Наконец предложил:

— Ну что, сын, попробуем последнее средство?

— Какое?

 — Кошкотерапию.

Отец спустился вниз и скоро вернулся. Но не один. Отцовскую шею по-братски обнимал старый кот Вася. Вася прожил большую бурную жизнь. Когда-то он был храбрым крысоловом, спасавшим от грызунов подвал родного дома. Теперь он был туговат на оба уха, тощ, клочковат — и вечно голоден. К старости у Васи развился зверский аппетит, и на каждый кусок он бросался с боевым рыком, как на крысу в дни молодости. Очутившись на полу, Вася равнодушно огляделся. Чем можно было удивить старого, видавшего виды кота? Даже валяющаяся под ногами полудохлая собака не произвела на него должного впечатления. Он покорно стоял у двери, с философским видом ожидая дальнейших событий.

Но вот старый нос почуял божественные запахи, исходящие от мисок. Вася ожил. В глазах зажглись потухшие лампочки. Кот сделал стойку и, не сводя горящих глаз с добычи, прямо по собачьим лапам двинулся к мискам.

Он не стал задавать лишних вопросов и окунул морду в рыбный суп. Пёс лежал, закрыв глаза и не подавая ни малейших признаков жизни. Только нос, чуткий нос охотника ещё связывал его с окружающим миром. И вот он уловил ненавистный, отвратительно-тошнотворный запах кошачьего хвоста. Пёс застонал. Кот не ответил. Войдя в экстаз, он громко загундел, елозя по полу вмиг опустевшей миской. Он выудил рыбий хвост и взвыл, как взлетающий бомбардировщик. Давясь и громко чавкая, Вася принялся терзать добычу у самого Тишкиного носа. Шерсть на собачьем загривке медленно поднялась, а лапы дёрнулись в бессильной злобе. Кот тем временем слопал первое блюдо и принялся за второе. Не веря ни ушам своим, ни носу, пёс открыл глаза. И что же предстало взору несчастной, измученной собаки? Какой-то вонючий, жуткий, как привидение, кот, жрёт из её любимой миски! Собравшись с силами, пёс глухо зарычал. Кот скосил удивлённым глазом: как, эта дохлятина ещё рычит? — но на всякий случай быстрее заработал челюстями. Он с жадностью поглядывал на последнюю миску и даже прикрыл её лапой, показывая, что и эта миска, безусловно, принадлежит ему. Тишкины глаза потемнели от ярости: это чучело ещё и закрывает от него его же собственную миску?! Он взвыл от непереносимой обиды и начал подниматься. С превеликим трудом оторвавшись от пола, он встал и расставил пошире лапы. Всё плыло перед глазами, но в плывущем мраке он ясно видел усатую харю, с неописуемой скоростью пожирающую его любимый грибной суп.

— Пап, — улыбнулся Андрюшка, — кошки ведь не едят грибы, ты знаешь?

 — Я-то знаю, да Вася, видно, не знает.

Наконец пёс справился с дрожью, вздохнул и рявкнул прямо в нахальную морду. Кота как ветром сдуло. Так и стояли они по разные стороны миски: шатающийся от слабости пёс и всё ещё голодный кот с горящими жадностью глазами. Оценив обстановку, кот решил, что вернувшаяся с того света собака не опасна, и двинулся к миске. Пёс в ответ зарычал с такой нешуточной угрозой, что кошачьи нервы не выдержали. Кот отступил, а пёс, не сводящий с него полыхающих ненавистью глаз, опустил морду — и начал пить! С каждым глотком к нему возвращалась жизнь. Усохшие бока на глазах надувались. Андрей то благодарно смотрел на отца, то, восхищённо — на собаку. С невыразимым разочарованием кот наблюдал молниеносное опустошение последней миски. «Эх, не успел!» — читалось на морде. Андрею осталось только сбегать на кухню и долить бульон в пустеющую миску.

Так с помощью кошкотерапии был спасён наш верный Тихон, а Вася награждён большой куриной ножкой и пожизненным пенсионом.