КТО МЫ? Михаил Забегальский (редакця автора)

РАГНАР. Фото Михаила Забегальского

Я умираю, Моя морда лежит возле большой лужи, до которой, как я смутно помню, дополз, чтобы напиться воды. Силы покидают меня, я не чувствую лап, хвоста и туловища. Осталась только голова, которой я могу немного шевелить, уши, которыми я, на удивление, ещё неплохо слышу, нос, улавливающий, как прежде все запахи леса и мои карие глаза на белой морде, обрамлённые красивым шлемом с бровями, которые я видел в зеркале. Я умираю. Я вижу, как летят снежинки на фоне зелёных елей и садятся на всё вокруг, на берёзы, налипая на их голые ветви, на грязь, в которой я лежу, на мою морду и сухой нос уже равнодушные ко всему.

Не знаю, сколько я пролежал, находясь между жизнью и смертью, но во время очередного мучительного пробуждения я ощутил слабый незнакомый запах и чавкающие по грязи шаги собаки, потом меня обнюхали и я умер. Я почувствовал, как меня поднимает какая-то сила и несёт вверх.

Я маленький щенок. Я появился внезапно, из ниоткуда и сразу стал центром внимания. Вокруг меня всегда много людей, радующихся мне и угощающих меня вкусной едой, у меня очень удобная клетка, а по вечерам меня выпускают побегать по квартире, в которой, как я выяснил, живут мои хозяева. Их четверо. Самый большой Рудольф, он большой и главный, поменьше — Инна, она очень красивая и густо пахнет, дальше идут их дети Лиза и Марк, обожаемые мною больше всех, потому, что они всегда со мной играют, больше других кормят меня разными вкусностями и не запирают в клетку, пока не придут старшие. Когда я подрос, Рудольф стал водить меня гулять в ближайший парк, там я познакомился с собаками и понял, что все собаки делятся на породы. Я, например — маламут, ещё в нашем элитном дворе есть мальтезе, шпицы, терьеры, хаски, бультерьеры, левретки и ещё разные, которых запомнить сложно. Дворняжек мы в свой двор не пускаем, потому что они блохастые, лохматые и дурно пахнут. Я и мои друзья знаем, что мы — элитные собаки, как и наши хозяева. Нас постоянно хорошо кормят и нам не надо побираться на помойках, нас возят в элитные собачьи клиники, а так же к грумерам, но самое главное — мы участвуем в выставках!

Да… мы элитные собаки. Хорошо выехать со всей своей любимой семьёй, которую ты обожаешь больше жизни в выходной летний день покататься на яхтах, пожарить мяса, порезвиться на природе, где никто тебя ни в чём не ограничивает, хотя Рудольф, бывает, вдруг ни с того, ни с чего, возьмёт, да и пристегнёт к прицепу…

Сидишь, скучаешь… Ладно, хоть дети подбегают, время от времени, проведать, угостить, да ещё приводят с собой стаю маленьких бесенят от других машин. Жаль, поводок коротковат, чтобы беситься с ними. Но самое интересное начинается тогда, когда мы с моими любимыми хозяевами отправляемся кататься на квадриках! Правда, сначала тебя засовывают в багажник, и приходится долго находиться в непонятном состоянии, но это всё окупается тем, что, по прибытии в лес ты обнаруживаешь вокруг себя много народу, как людского, так и собачьего! Вот тут-то и начинается настоящая жизнь! Ты начинаешь радоваться всем! Но вдруг выясняется, что к этим подходить нельзя, а вот этот настолько агрессивен, что к нему сам подойти не захочешь. Ну, да ладно! Самое интересное впереди! Рудольф сгоняет с прицепа квадрик, они с Инной садятся за управление, предварительно засунув каждого из детей за свои спины и всё!!! Мир перестаёт существовать!!! Я наконец-то вспоминаю, что я — маламут и моё призвание — бежать! Деревья мелькают по бокам, сливаясь в сплошную стену из зелени и солнечного огня, пробивающегося сквозь них.

Лужи, попадающиеся на моём пути, я вспарываю сходу, открывая пасть, чтобы хлебнуть воды не останавливаясь ни на секунду, так как от квадриков отстать нельзя, ведь там мои любимые хозяева.

Так мы жили очень долго. Неделю я сидел в клетке, по утрам и вечерам выходя с любимыми хозяевами побегать и поиграть в парке, а в редкие выходные мы выезжали с ними в лес или на озеро, чтобы зажить полной жизнью. Жизнью, когда набегавшись по лесным тропам, ты выбегаешь к костру, ложишься у ног хозяина и глядишь на этого, обожаемого тобой человека и начинаешь ощущать как твою голову, отделённую от тела начинает разрывать дикая боль, сквозь которую ты с трудом слышишь шаги вокруг тебя, лай незнакомой собаки, разговор и запах незнакомого человека и начинаешь чувствовать, что тебя куда — то толи тащат, толи несут.

Когда я в очередной раз очнулся, я смог только открыть глаза и понял, что я всё-таки не умер, потому, что я лежал в какой — то избе, глядел на пробивающиеся из печной дверцы отсветы огня, ощущал запахи и слышал потрескивание поленьев в печке. Потом я услышал, как открылась дверь и зашли двое, прикрыв её за собой. Один был человек, другой — собака.

— Смотри, — удивлённо сказал человек, — живой! На вот, попей молочка.

Собака подошла, обнюхала меня, и я понял, что она мне друг, хотя такой породы я никогда не встречал. Молочка я не смог полакать и тогда человек, приподняв мою голову, напоил меня им и я уснул.

Так продолжалось долгое время и, хотя я не помню, что со мной случилось, я стал учиться по новой воспринимать мир. Человек с собакой приходили ко мне каждый день по многу раз, проверяя меня, но не надоедая, так как понимали, наверное, что мне ещё очень тяжело. Постепенно мне становилось лучше, раны мои заживали и я начал вставать и, хромая, ходить, а раз я стал ходить, то мне захотелось на улицу. Человек с собакой поняли это сразу и выпустили меня на волю. О, как слепит глаза! Оказывается, уже наступила зима!

С этого дня мы стали все вместе гулять, сначала вокруг бани, в которой, как выяснилось, я пролежал, выздоравливая, так много дней, потом я познакомился с остальным хозяйством человека. Здесь была изба, где жил человек и его подруга, хлев, внутри которого кто-то хрюкал и мычал, большой огород, но самое интересное было то, что вокруг жилища человека не было никаких других жилищ, а только лес и поляны. Это было очень удивительно, так как откуда-то я знал, что людей должно быть вместе очень много и жить они должны в больших высоких домах, стоящих близко друг к другу, а лес от них должен быть очень далеко. С каждым днём мы с человеком и с собакой начинали гулять всё дальше от жилища, настолько, насколько позволяли мне мои раны. Я начал потихоньку оживать и, вследствие этого, более отчётливей воспринимать окружающий меня мир. Так, например, я узнал, что собаку зовут Тобик, у него очень весёлый характер, он добрый, любознательный и хотя меньше меня вполовину, очень отважный. Однажды, когда мы гуляли за огородом, он обнаружил в кустарнике какого-то большого зверя и прогнал его, жаль, что я из-за своей слабости не смог к нему присоединиться.

Человека зовут Егор, и я чувствую, что из просто человека, он становится моим другом и хозяином. Он очень добр, заботлив и внимателен ко мне, впрочем, как и ко всему окружающему его миру. У него есть хозяйка, её зовут Зина, она обладает настолько большим запасом нежности, что, даже просто зайдя в баню, где я лежал больной и, заговорив со мной, трогая мою голову, уши, лапы и бока, она исцеляла меня не по дням, а по часам.

Так проходили дни и недели, я совсем окреп и мы с Тобиком уже радостно носились по покосам и полянам с пожухлой прошлогодней травой, с которой уже сошёл снег, а в небе звенели весёлые трели птиц. Весь мир принадлежал нам! Покосы просохли, начала пробиваться зелень на кустах и деревьях. Мы теперь часто гуляли всей семьёй по вечерам, когда у Егора и Зины заканчивались повседневные дела, и они могли выйти за огород в лес, простирающийся во все стороны от нашего жилища. Это были самые прекрасные вечера в моей жизни! Иногда до нас доносились звуки квадриков, которые меня, почему-то очень напрягали, но, не приблизившись, они стихали и я успокаивался.

И вот однажды, произошло событие, которое поставило всю нашу жизнь с ног на голову, а потом обратно. Как обычно, Зина с Егором пошли в ближний лес по грибы (лето уже было в полных правах), а мы с Тобиком, сопровождали их. По своему обыкновению мы обошли ближайшие покосы, но грибов у наших хозяев было в лукошках маловато и, видимо поэтому, они решили переправиться через небольшую, но глубокую и бурную речку Чернушку. Они перешли её по упавшей берёзе, а мы с Тобиком — вплавь. Только переправились и на тебе! Слева звуки квадриков. Подлетают двое и тормозят, увидев нас.

— Э, мужик, — орёт один, что на красном, — Как на Уткинское проехать?

Егор начинает объяснять, а тот, не слушая, опять орёт:

— Ты где эту собаку взял?

И указывает на меня. Егор — мужик бывалый, спокойно так говорит:

— Моя собака.

Тот орёт:

— Не ври! Где взял?

И, выдернув, откуда то ружьё, наводит на Егора, щёлкнув курками.

И в этот момент до моего носа доносится резкий, неприятный запах алкоголя и, вкупе с наведённым ружьём, включает мою память…

Время останавливается. Это Рудольф!

Я в квартире у Рудольфа. Я ещё щенок, Рудольф избивает Инну и от него также резко и неприятно пахнет. Точно также он вонял, когда орал на детей. Эпизоды мелькают в моей памяти с неимоверной быстротой…

Рудольф в компании своих друзей сидит на берегу нашей (уже нашей) Чернушки. Они жарят шашлыки и пьют водку, а я бегаю по окрестностям и вокруг костра и получаю подачки от друзей Рудольфа. И вот, я примечаю, что один из его друзей, самый жирный и всё время вопящий дурным голосом, взяв в руку кусок жареного мяса, не ест его, а уже полчаса размахивает им. Я, понимая, что кусок ему не нужен, аккуратненько выхватываю его из руки и радостно сглатываю. Что тут начинается! Этот тип начинает орать, мол, как так! У меня! Да кто!? И приказывает Ру меня пристрелить. Ру сначала, мол, так и так, собака же, Кантемир Вениаминыч, а тот и говорит:

— Тогда ты завтра не мой зам, а вообще уволен.

Тогда ру наводит на меня ствол (я ещё, дурак, думаю: поиграем хозяин) и стреляет из двух стволов. Меня откинуло, перевернуло и последнее, что я ощутил, это дичайшая боль, от которой я умер…

Всё это проходит перед моим мысленным взором в тысячную долю секунды, я принимаю решение, но я слишком далеко, чтобы достать его. И в этот момент из прибрежных зарослей с лаем вылетает Тобик. Ру перекидывает ружьё в его сторону и теперь мне хватает времени! В два прыжка я достигаю врага, вцепляюсь зубами ему в руку и сбиваю своим немалым весом с квадрика на землю. Грохает выстрел. Жалко Тобика, думаю я и начинаю рвать гада. И вот, когда наступил момент торжества и я, стоя передними лапами на груди поверженного врага, готов вцепиться ему в глотку, потому что в моей голове всё встало на свои места, что никогда он не был другом и хозяином, а был с самого начала врагом. Как бил он меня, маленького, а потом тиранил всю свою семью, я смотрю ему в глаза и вижу, что он начинает понимать неизбежность своей смерти и в этот момент сзади раздаётся спокойный, немного запыхавшийся голос Егора:

— Ну, хватит, волк, хватит.

И я отхожу, глухо ворча, и оглядываю поле боя. Оно, поле, меня радует. Тобик, этот проныра, живой, увернулся-таки от выстрела. Пока я разбирался с Ру, Зина палкой огрела по башке второго деятеля, уже выхватившего свой ствол, а Егор закончил окончательное разоружение, Разнеся в щепки их ружья об их же квадрики. «Настоящие собаки» — думаю я о своих хозяевах.

И потом, когда мы мирно беседуя, все вчетвером идём по покосам к нашему дому, я понимаю, что неважно, какой ты породы, маламут, как я или дворняга, как Тобик, Человек ты или собака. Главное в жизни — это не предавать своих близких. А если будет нужно, пойти за них.