ПОСЛЕДНЯЯ ЗИМОВКА КАШКАРБАЯ

ПОСЛЕДНЯЯ ЗИМОВКА КАШКАРБАЯ

И вот снова зима в горах.

Благополучно зимовала отара. Стояли тихие дни. Чисто было небо над горами.

Но сменились морозы снегопадами. Стало голодно волкам в степи. Поднялись они в горы.

Двое серых зверей начали появляться вблизи отары средь бела дня. Заходились в лае псы, метались, расшвыривали снег задними лапами. Даулет стрелял из ружья, исчезали серые звери, будто уходили в снега.

Раз от разу наглее становились волки. Видно, выловили и сожрали всех лис в окрестностях, видно, от охоты на мышей было мало проку. Уж не отгонял их выстрел, маячили звери на ближнем склоне. Один из них был темнее обычного, казался чёрным. Был умысел в их частых появлениях — звери надеялись, что отара в панике распадётся, кинется в разные стороны, и здесь только хватай. Бурлила отара в страхе, но метались псы, сбивая её и удерживая.

В солнечный день отара паслась на изрезанном, с ямами, хребте. Кашкарбай и жена Даулета остались на зимовище — еду готовить. Даулету приходилось часто перемещаться — один с отарой, а она двигается при пастьбе.

Куцый в тот день забегался. Невысокие бугры мешали видеть всю отару, чем пользовалась троица — Завидущие глаза. Кроме них, находилось немало охотников удрать в одиночку.

Куцый поднимался по склону бугра и увидел внизу за бугром волка.

Куцый вскинулся, зарычал, предупреждая псов и чабана об опасности, прижал уши и медленно пошёл на зверя.

Волк оставался неподвижен. Куцый остановился, разгадывая его поведение. Нет зверя боязливее волка, когда он сыт, и нет наглее его и умнее, когда голод сосёт его внутренности.

Зверь стоял спокойно, хвост его расслабленно повис до пяток. Сделал Куцый ещё шаг-другой, не выдержал зверь, повёл желтовато-серой, в чёрной пестрине мордой. Выдали его страх зеркальные злые точки в глазах. Переступил он лапами, хрустнула под ним пластина снега.

На рык Куцего примчался Пёстрый, в страхе и злобе заметался по бугру.

Волк повернулся и пошёл прочь. Куцый не бросился за волком в погоню, а пошёл медленно, рычанием распаляя себя и волка…

Подлетел Даулет, стал снимать ружьё.

Волк сделал скачок, второй и третий, будто убегая в испуге. Рассчитывал, что Куцый осмелеет при появлении хозяина, кинется за ним.

Куцый подыграл ему: он кинулся к волку, но остановился, заплясал на месте, как только остановился волк.

Вскинул ружьё Даулет. Вмиг волк сорвался с места. Рванулись за ним псы и всадник. Помчал конь по снежной целине. Рядом с конём неслись псы. Ахали, оседали под ними снега, тени псов были косматы, как овчины.

Волк исчез в провале оврага. Куцый остался на бугре: чуял подвох, волчью игру.

В тот миг, когда погоня на всём ходу с хрипом, в хрусте снегов влетела в расщелину, из-за ближнего бугра вымахнул другой, чёрный волк. Он бросился на троицу — Завидущие глаза, что оказалась на отшибе. Сидел в засаде чёрный!…

Волк бросился на овцу, повалил, и в тот же миг молча навалился Куцый. Сшиблись они, покатились с бугра. Визг и рык!… Вскочил волк, стряхнул Куцего, взметнулся по крутому склону бугра. Куцый стал прыжками взбираться следом.

Примчался Пёстрый, остановился над местом боя. Взвизгнул в злобе и страхе: ударил в нос дух волчьей крови, будто огонь опалил.

Куцый не преследовал волка. Он разыскал и пригнал барана и вторую овцу. Схватил барана за штаны и пошёл яростно трепать. Верещал баран, бился. Трепал его Куцый, рычал: «Будешь помнить?… Будешь слушаться?…» Отпустил и сгоряча ещё какую-то неповинную овцу пугнул.

Прискакал Даулет, подозвал Куцего. Слез с коня, стал гладить, успокаивать. Шерсть на холке у Куцего намокла от крови, ухо было разорвано. Скулил, жалуясь.