Коварство и любовь

Коварство и любовь

– Ну и чего вы добились? – спросил я отца.

– Меня вроде слушается, но, бывает, рычит, когда кормить его идешь, – ответил отец, – остальные пока к нему не очень-то приближаются.

– Пап, – вкрадчиво сказал я, – я ведь не смогу с вами заниматься.

– Ну что ты, сынок, мы на это и не рассчитывали. У тебя своя жизнь, да и бываешь ты у нас теперь нечасто, – глубокомысленно и с легким оттенком назидательной грусти произнес отец. – Но! – продолжил он решительным голосом. – Я должен определиться. Я-то с ним справлюсь. Я – кремень, у меня сам знаешь, не забалуешь, – сказал отец и, как бы подтверждая сказанное, продемонстрировал воображаемым скептикам мощное предплечье, увенчанное сжатым кулаком. – Вот в остальных я немного сомневаюсь. – Отец вновь перешел на глубокомысленный тон. – Ты «посмотри» его, – употребил папа медицинский термин. – Проверь характер.

Тут ведь вот какая притаилась «засада». Для меня было совершенно очевидно, что целенаправленно заниматься дрессировкой, то есть проводить занятия с Роки, моему отцу, профессору и более чем активно практикующему хирургу, было просто некогда. На остальных членов семьи в тот момент надежды вообще не было никакой. Значит, оставался вариант так называемой «бытовой» дрессировки, которая, к слову, наиболее эффективна.

Суть ее сводится к тому, что хозяин дрессирует собаку в бытовых ситуациях – скажем, во время прогулок добивается идеального выполнения команды «Рядом», «автоматической» посадки собаки во время остановки движения при переходе улицы. Прежде чем войти домой, дрессировщик-«бытовик» усаживает собаку на выдержку, так же он усаживает ее на выдержку перед тем, как разрешит есть из миски, отправляет на «место» перед приходом в дом гостей и т. д. и т. п.

Но в случае с Роки бытовая дрессировка неизбежно должна была сопровождаться короткими, но яростными битвами с бунтарем! Да и бытовая дрессировка требует неукоснительного соблюдения правил – если, скажем, «сидеть» перед тем как войти в дом, значит «сидеть» так всегда – и ни цунами, ни извержение вулкана этот порядок вещей отменить не могут. Но мои свободолюбивые и всегда занятые своими делами родственники и правила? Сомневаюсь.

Все эти соображения я, смягчив некоторые формулировки, тут же выложил отцу.

– Ты за кого меня принимаешь? – сказал, грозно нахмурив брови, отец, не любящий отдавать инициативу в разговоре кому бы то ни было. – Я что, этого не понимаю? Поэтому и проверь его.

– Хорошо, пап. Одевай Роки намордник, бери поводок и пошли за калитку.

Почему за калитку, спросите вы. Да потому что «рабочие» «кавказцы» – территориальны, то есть склонны к охране своей территории. «Звереют» они, как правило, в рамках своего участка, а за его пределами не так агрессивны – во всяком случае, бросаются не сразу.

…Роки на поводке послушно трусил около хозяина, иногда косясь на меня, я же шел в паре шагов рядом.

– Давай поводок, пап, – сказал я, когда мы отошли от участка подальше и приблизились к небольшой и безлюдной рощице в центре нашего поселка, называемой Полянкой.

– Вот смотри, он на меня бросится, – сказал я. – Для чистоты эксперимента цепь использовать не буду. Я его слегка придавлю, покомандую. После этого он пойдет спокойно. И если секунд через тридцать он на меня опять бросится – значит, вам с ним не справиться. Он всю жизнь будет пробовать вас «на слабо». Да и мне придется воевать с Роки при каждой встрече, – добавил я, вздохнув. – Но если не бросится – все в порядке, оставляешь, – так в двух словах изложил я отцу программу действий в ближайшей и дальней перспективе.

– Хорошо, – сказал отец, передавая мне поводок. – Начинай!

Как и следовало ожидать, Роки, недолго покосив на меня бешеным глазом, чуть замер, набычился… и предпринял яростную атаку, которую я перехватил, не позволив ему ударить себя намордником, схватив пса за ошейник. Потом слегка прикрутил ошейник и пару раз как следует встряхнул Роки, не опуская на землю. Поняв, что ему меня не достать, Роки присмирел. Когда он прекратил рычать, отвел глаза, слегка поджал хвост и характерным образом оттянул назад то, что осталось у него от ушей, я опустил его на землю и скомандовал: «Рядом».

– Смотри, идет рядом и вроде не злится, – с оттенком удивления и, как казалось, надежды сказал отец.

– Не надолго, – ответил я, – считай до тридцати. – Если за это время не бросится, значит, все срастется.

Однако не успел отец досчитать до пятнадцати, как Роки с неожиданным для семимесячного увальня проворством напал на меня, почти не обозначив атаку заранее.

– Пап, ну не буду я его «мочить», жалко! Все равно ведь не справитесь! Надо отдавать!

– Роки, иди сюда, малыш, – сказал отец, забирая у меня поводок. Роки радостно рванул к нему, виляя хвостом и кося на меня глазом. – Ну что ты, что ты, – отец успокаивал Роки, поглаживая его. В его голосе звучало легкое удивление. Никогда до этого пес не проявлял столько положительных эмоций по отношению к нему.

– Ну что, пап, отдаем? – спросил я.

– Оставляем! – коротко ответил отец. Немая сцена, занавес.

Ну, с парой профессор – Роки все понятно. Отца подкупило то, что Роки в битве доверился ему, стал искать поддержки. Соответственно, Роки, обнаружив в разгар неравного сражения рядом знакомого человека, с которым какое-то время прожил под одной крышей, который кормит его, попросил у него помощи и защиты, признав тем самым его верховенство. Так, с помощью непреднамеренного коварства отец переломил ситуацию с Роки. Как мы помним, самурай должен быть внезапным и непредсказуемым. Причем во всех случаях жизни. Шаг к полному укрощению «супердоминатора» Роки был сделан. Но самое сложное было впереди.