Из зимы в лето и обратно
Из зимы в лето и обратно
Тартюша всю зиму в коробке пролежала камушком. Только в марте камушек начал шевелиться. Толик услышал тихий-тихий звук — это Тартюша коготками скребла в коробке. Вытащили они с Наташкой черепаху, она еле-еле заковыляла по кухне. Лапки за зиму стали еще тоньше, чем были, а голова на шейке еле держится. Дали Тартюше хлеба, она откусила раза два и на старое место, под батарею, побрела. Панцирь стучит об пол — ни дать ни взять камешек на тонких ножках.
Под батареей, в тепле, в потемках, она втянулась в свой дом. Посмотришь на нее — камушек и есть. Наташке странно, что можно неделями, месяцами спать и не знать, что в доме новый житель появился.
Наташа из книжки знала, что хомяк — не стайное и даже не компанейское животное. Он вполне может жить один. И что хомяк — грызун. Как ни старайся, не перевоспитаешь. Вылезет из клетки — жди перекушенных электропроводов, дырявых половиков или испорченных книжек. Что не съест, то измельчит в труху. Лучше положить ему в клетку старые газеты. Или свои исписанные черновики. Из Наташкиных черновиков Помпошка построил себе гнездо.
В клетке заранее готовы были разные лесенки, качельки. И еще зачем-то колесо, в каких бегают белки. Наташа с Толиком видели белку в зоомагазине. И всегда им было ее жаль.
Толик спрашивал:
— Почему она бегает на одном месте? Так ведь никуда не прибежишь.
Наташа пожимала плечами:
— Должно быть, ее продавщица заставляет.
— Зачем? — удивлялся Толик.
Наташа объясняла:
— Наверно, у взрослых считается — красиво. И потом, если она станет сидеть в домике, кто ее разглядит и купит?
Но вышло, что зря они думали плохо о продавщице. Ведь сами они Помпошку в колесо лезть не заставляли!
Им было не понять, что думает Помпошка, по многу раз на дню влезая в колесо и разгоняясь так, что и колесо, и он вместе с ним сливались в сине-черный круг.
Набегавшись, он вылезал и начинал оглядываться по сторонам, точно пытаясь понять, куда примчался с такой скоростью. Однажды, когда он так осматривал свое жилище, Наташка взяла из шкафа свою зеленую кофту и повесила возле клетки на стул.
— Зачем? — спросила мама.
Толик ответил за нее:
— Должен же Помпошка видеть, что что-то изменилось! Что он бежал не зря! Он путешественник!
— И он куда-то прибежал, — добавила Наташка. — Кофточка — это зеленая лужайка, совсем рядом…
— Он из зимы в лето прибежал! — обрадовался Толик.
Как-то Помпошка приболел — ушки точно мукой покрылись. Мама с Наташкой купили мазь, и Наташка стала смазывать ушки снаружи и внутри. Помпошка молча терпел, не вырывался, точно понимал, что лечиться надо.
— Он вырос в неволе, вот и доверяет людям, — объяснила мама.
Но оказалось, не всем. Если к Наташе или Толику приходит кто-то из друзей и наклоняется над клеткой, Помпошка прячется в свой дом и не выходит, пока в комнате не останутся одни свои. Да и домашних — кроме них троих — он тоже не жалует. Впрочем, ни дед, ни бабушка, ни тетя Галя не собираются брать его на руки.
— Уж своим мышастым сами занимайтесь, — говорит тетя Галя.
Наташка отвечает:
— Мы и занимаемся!
Могла ли она мечтать, что у нее будут и кот, и черепаха, и хомяк?