Глава 26

Глава 26

Что ни день, то новости.

Иногда я совсем не понимаю людей. Кто-то куда-то написал жалобу, что на территории детского сада живёт собака и что это угрожает здоровью детей. Вот уж никогда не думал, что я – профессиональный поводырь – могу угрожать чьему-то здоровью. Если так дело пойдёт и дальше, то вместе со шлейкой и красным крестом мне на бок нужно будет прилепить наклейку, как на пачку сигарет: «Осторожно! Собака-поводырь угрожает вашему здоровью! Проконсультируйтесь с врачом!» Или что-то вроде этого. Вот люди…

Однажды утром к нам пришла заведующая и заявила Валерию Анатольевичу, что, видимо, меня придётся всё-таки выгнать. Конечно, Людмила Алексеевна употребила другое слово. Но, вы же понимаете, о любом действии можно говорить по-разному. Судите сами.

– Анатолич, тут вот какое дело. Одна из родительниц требует удалить пса из детского сада. Вы уж не обижайтесь на меня, но я ничего не могу поделать.

Старик не стал возражать. Да и что тут возразишь? Если дело дошло до жалобы и до вышестоящей инстанции, нужно что-то делать. Валерий Анатольевич тяжело вздохнул и произнёс:

– Всё понимаю, Алексеевна. Сколько у нас времени? Надеюсь, нам не дадут двадцать четыре часа на сборы?

– Да, в общем-то, никто никаких сроков не устанавливал, мне позвонила начальница и попросила заранее принять меры. Думаю, что дней через десять-пятнадцать у нас будет комиссия.

– Хорошо, – согласился Валерий Анатольевич, – дайте нам максимум неделю, мы что-нибудь придумаем. Я вот так сразу не могу ничего сказать… Понимаете…

– Хорошо-хорошо, Валерий Анатольевич, я вас не тороплю. Всё понимаю. Но, извините…

– Да не извиняйтесь, Людмила Алексеевна, чего уж там. Обещаю: через неделю собаки здесь не будет. Всё понимаю.

– Без обид, Валерий Анатольевич? – спросила заведующая.

– Да какие тут обиды?

Старик принялся звонить своим знакомым. Что там ему отвечали, я не знаю. Но настроение моего хозяина не улучшалось. На следующий день во время тихого часа я как обычно отдыхал в дальнем углу двора. И вдруг, услышав какой-то шум, почуял что-то неладное. Со стороны центрального входа в здание потянуло дымом. Я вскочил и побежал к дверям. Оттуда выбегали взрослые и дети. Через несколько минут двор был заполнен народом, из окон валил дым. Детей отвели всех к забору. То ли по закону подлости, то ли из-за чьей-то спешки двери в садик были заблокированы. Заведующая пыталась отворить двери, но у неё это не получалось.

И вдруг одна из воспитательниц истошно закричала:

– Людмила Алексеевна, Кристины нет!

Мой хозяин бросился на улицу, предварительно отдав распоряжение отворить ворота. Буквально через минуту на территорию садика въехал грузовик.

Валерий Анатольевич вставил в оконный проём лом, обвязал его тросом, второй конец которого прицепил к грузовику, и отдал команду водителю:

– Трогай!

Грузовик резко рванул и вырвал решётку вместе с оконным блоком, но это только усугубило положение. Исковерканные упавшие балки образовали такое нагромождение, что пролезть в окно человеку было невозможно. Старик схватил меня на руки и, сунув в щель между балками и брусьями, прокричал:

– Трисон, ищи! Ищи! Там человек!

Я уже и без команды понял, что в помещении остался ребёнок. Оказавшись внутри, ринулся в раздевалку – мы же часто ночью с Валерием Анатольевичем делали здесь обход. Мне очень мешал дым. Я никак не мог учуять девочку. Пробравшись к шкафчикам и услышав всхлипывание, я начал громко гавкать. Через мгновение дверца одного из шкафов приоткрылась, и я увидел Кристину. Я подбежал к ней и уткнулся носом ей в лицо, давая понять, чтобы она ухватилась за меня. Но девочка, видимо, сильно испугавшись, плакала и, обняв меня, не хотела уходить. Что мне оставалось делать? Освободившись от её объятий, я схватил малышку за платье и потащил к выходу. Девочка упала на пол, но тут уже было не до телячьих нежностей. Моя основная задача была дотащить девчонку до окна, пока помещение не охватило пламенем. Оказавшись возле окна, я громко залаял и стал приподнимать девочку. Валерий Анатольевич дотянулся до Кристины и, схватив её за руку, вытащил через оконный проём. Следом выпрыгнул и я. А через секунду из окна вырвался язык пламени.

Во дворе уже стояли и пожарные машины, и машины «Скорой помощи». Я не помню, что было дальше, потому что отключился. А когда очнулся, во дворе детского сада уже было тихо.

Пожарным удалось предотвратить большие разрушения. Детский сад стоял на месте. Детей не было. По двору ходили какие-то люди. Валерий Анатольевич, заметив, что я открыл глаза, подвинул мне миску с молоком и приказал:

– Ну-ка, давай лакай, друг! Сейчас тебе это необходимо.

Признаться, я и без его команды с удовольствием полакал бы молочка: во-первых, давно его уже не пил, а во-вторых, проголодался.

– Всё хорошо, мой друг! – гладил меня Валерий Анатольевич и повторял: – Всё хорошо! Умница. Если бы не ты, быть беде. Молодчина, Трисон. Ох, и молодчина.

Я с удовольствием лакал молоко и тихонько поскуливал. У меня немного кружилась голова. Видимо, дыма наглотался порядком – першило в горле и слезились глаза.

На следующий день к нам нагрянули журналисты. Видеокамеры, микрофоны, прожекторы. Еле отбился от них. Иными словами, я неожиданно превратился в телезвезду. Журналисты уехали. А проблемы остались.

Говорю же, наивная собака. Я думал, что после этого события меня уж точно не выгонят из детского сада. Но всё оказалось гораздо сложнее. Ещё через день вечером мой старик пришёл со слезами на глазах.

– Ну что, Трисон! – обратился он ко мне. – Небось думал, что герой и все проблемы решены? Да как бы не так. Сегодня было всеобщее собрание, и мать Кристины (той девчонки, которую я спас) снова потребовала убрать тебя с территории детского сада.

– У-у-у! – возмутился я.

– Вот тебе и «у-у-у» – передразнил Валерий Анатольевич. – Говорит, мол, это всего лишь был собачий рефлекс, а что может произойти потом, никто не знает. Людмила Алексеевна чуть не плакала. Просила меня не поднимать больше этот вопрос. Бесполезно! Женщина упёрлась и потребовала тебя убрать.

А я скажу вам честно, случись опять какая беда, я не стану думать об обидах. Снова буду стараться помочь человеку. И пусть люди называют это рефлексом или порывом. Для меня нет никакой разницы. Я знаю, что это у меня в крови. Я без всякого умысла готов отдать свою жизнь за жизнь человека. Так распорядилась природа, так устроен мой собачий мозг. Называйте, как хотите. Если честно, меня это меньше всего интересует. Даже если мой враг попадёт в беду, я буду и его спасть. Вот так!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.