6

6

Далеко вниз по течению на том берегу, куда переплыли собаки, стоял маленький домик. Вокруг него было три или четыре акра расчищенной вырубки. Домик был грубый, но прочный, оживляли его лишь алые герани на подоконниках да выкрашенная в яркую голубую краску дверь. Позади стоял бревенчатый сарай, а ближе к реке, на самом краю участка, находилась банька. Небольшой огород, молодой фруктовый садик и аккуратно огороженные поля с грудами выкорчеванных пней и валунов говорили о победе, которую человеку удалось одержать над подступающим со всех сторон сюда лесом.

Здесь жили Рейно Нурми с женой, люди такие же крепкие и стойкие, как срубленный ими дом.

Жизнь здесь была размеренной и скромной. Отвоевав у леса участок земли, Нурми могли прокормить себя, кроме того, какие-то средства они добывали в лесу, охотясь с капканами.

Покинув Финляндию, Нурми сменили безлюдные, безбрежные леса своей родины на такие же леса в другой стране; образ жизни у них остался тот же. Связь с миром, лежащим за пределами их участка, Нурми поддерживали через десятилетнюю дочь Хельви. Девочка каждый день ходила за много миль одна к остановке школьного автобуса. Благодаря ей родители постепенно уверовали в надежность Нового Мира и были довольны тем, что имели.

В тот воскресный полдень, когда прорвало бобровую плотину, Хельви играла у реки, швыряя плоские камешки, — «блинки», прыгающие по воде, и жалела, что у нее нет товарища. Нелегко соблюдать правила игры, когда состязаешься сама с собой!

Берег был крутой и высокий, поэтому девочке не грозила опасность, когда по реке, вслед за первой пенистой волной, бурля, пронесся стремительный вал. Девочка стояла зачарованно глядя на реку, думая, что надо побежать и рассказать об этом отцу. Но вдруг она заметила груду сучьев и обломков, которые кружились под берегом в маленьком водовороте, пока не застряли в прибрежных камнях. На обломках лежало что-то, похожее на маленького зверька. Девочка побежала вдоль клокочущей реки, чтобы рассмотреть его поближе, с трудом спустилась к воде и остановилась, глядя с жалостью на мокрое грязное тельце, недоумевая, кто бы это мог быть, так как никогда не видела ничего подобного. Она подтащила к берегу обломки и положила на землю зверька, а сама побежала за матерью.

Миссис Нурми хлопотала во дворе у старого самодельного очага, где летом варила краску для пряжи, а также очистки и корм для кур. Она пошла с Хельви, позвав по пути и мужа. Тот подошел, как всегда неторопливо и спокойно. Вместе с женой и дочкой, он молча разглядывал лежащее у их ног маленькое безжизненное тельце. Мокрая шерсть прилипла к нему и стало видно, какой хрупкий у кота череп и тонкий хвост. Рейно присел и легонько приложил к тельцу ладонь, потом оттянул веки и внимательно присмотрелся. Повернувшись, он увидел вопросительный взгляд дочери, обращенный к нему.

— Стоит ли спасать утонувшую кошку? — спросил Рейно.

Видя умоляющие глаза дочери, мать Хельви кивнула. Отец больше не спрашивал. Подобрав кота, он пошел к дому, попросив Хельви побежать вперед и принести сухие мешки. Положив кота на согретое солнцем местечко возле очага, Нурми крепко растер его мешковиной, переворачивая с боку на бок, пока шерсть у того не встала дыбом и кот стал походить на старый взъерошенный воротник. Потом Рейно плотно обернул кота мешком, а миссис Нурми раздвинула его сжатые зубы, и Хельви влила ему в горло немного теплого молока с коньяком.

По тельцу пробежала судорога, закончившаяся слабым кашлем. Хельви, затаив дыхание, следила, как кот судорожно икал, захлебываясь; изо рта потекла струйка молока. Рейно положил напрягшееся тельце поперек колена и мягко нажал на грудную клетку. Кот забился, пытаясь вздохнуть и наконец изо рта его хлынул целый фонтан воды. Потом он утих.

С довольной улыбкой Рейно неторопливо передал дочери завернутого в мешок кота, заметив, что следует держать его в тепле и покое, если она все еще уверена, что кот ей нужен.

Хельви пощупала печь; она еще не остыла хотя огонь давно погас. Тогда она сунула кота в духовку, оставив дверцу открытой. Когда ее мать отправилась в дом готовить ужин, а Рейно — доить корову, девочка, скрестив ноги, уселась на землю у плиты, озабоченно посасывая конец белокурой косички и не спуская глаз с кота. Время от времени она совала руку в духовку, запускала пальцы под мешковину и гладила мягкий мех; она чувствовала, что кот понемногу пробуждается к жизни.

Через полчаса Хельви была вознаграждена: кот открыл свои голубые глаза. Девочка наклонилась и заглянула в них; зрачки теперь сократились до величины булавочной головки. Хельви стала гладить кота, он зашевелился и наконец она услышала хриплое, слабое мурлыканье.

Еще через полчаса гладкий, довольный сиамский кот, мурлыкая, лежал у девочки на коленях. Он уже вылакал два блюдца молока (которое обычно терпеть не мог — пил одну воду) и вылизал себя с ног до головы. Пока семья Нурми ужинала, сидя вокруг выскобленного соснового стола, кот прикончил миску накрошенного мяса и теперь крутился под столом, подняв хвост, странно заунывно мяукая и пристально глядя на людей. Кот очаровал Хельви: она то и дело брала его на колени, восхищаясь его воспитанностью.

На ужин семья Нурми ела свежую щуку, приготовленную по-фински, вместе с головой, обложенную картофелем. Хельви положила голову рыбы с бульоном и картофелем в миску, и поставила ее на пол. Голова быстро исчезла, за ней последовала картошка и, наконец, придерживая миску лапой, кот вылизал ее дочиста. Насытившись, он растянулся, выставив передние лапы, так что стал похож на тигра. Потом вспрыгнул к Хельви на колени, свернулся и громко замурлыкал.

Его поведение заслужило полное одобрение родителей, хотя до сих пор они не держали животного, которое не окупало бы себя и жило где-нибудь, кроме сарая или конуры.

Впервые в жизни у Хельви появился питомец. Она понесла кота с собой спать и тот непринужденно и привычно развалился на ее плече. Хельви поднялась по крутым ступенькам лестницы, ведущей в маленькую комнатку на чердаке. Там она сделала коту мягкую постель в старой деревянной люльке, и он улегся, довольный и сонный. Было странно видеть его темную морду на кукольной подушке.

Девочка проснулась ночью от громкого мурлыканья над самым своим ухом и почувствовала, что кот топчется у нее за спиной. Порыв ветра швырнул Хельви в лицо несколько капель холодного дождя, и она поднялась с постели, чтобы затворить окошко. Вдалеке послышался тонкий и пронзительный плач волка. Звук был так слаб, что тут же угас, унесенный ветром. Девочка улеглась, дрожа от холода, и придвинула поближе теплого, мягкого кота.

Утром, когда Хельви отправилась в школу, кот лежал на подоконнике, свернувшись между горшками с геранью. Он съел большую тарелку овсяной каши, шкура его блестела на солнце, и он сонно ее вылизывал, следя глазами за миссис Нурми, когда та заходила в дом.

Но когда миссис Нурми вышла во двор с корзинкой выстиранного белья и оглянулась на кота, тот стоял на подоконнике на задних лапах, опираясь передними на стекло и, очевидно, мяукал — рот его беззвучно открывался и закрывался. Миссис Нурми поспешила назад, опасаясь за свои герани, и отворила дверь, в которую кот уже скребся; женщина была уверена, что он убежит. Вместо этого, кот пошел за ней следом к бельевой веревке и, мурлыча, уселся у корзины.

Так и ходил он за ней взад и вперед, от домика к плите, от курятника к хлеву. Когда миссис Нурми его случайно не впустила, кот жалобно завопил.

Так гость вел себя целый день: следовал, как тень за Нурми и его женой. Иногда он вспрыгивал бесшумно на сиденье конных грабель или на мешок с картофелем, на ясли или крышку колодца и оттуда неотрывно следил за супругами.

Миссис Нурми растрогало, что кот так нуждается в людском обществе. Он вел себя совсем не так, как другие кошки, и женщина приписала это его заморскому происхождению. Но мужа ее было не так-то легко провести: он уже заметил странно пристальный взгляд голубых глаз кота. Когда ворон, пролетая над котом, передразнил его — тот и не взглянул вверх. Позже, сидя в хлеву, кот не обратил никакого внимания на шорох в соломе позади себя. Тогда Рейно понял, что кот оглох.

Большую часть пути от автобуса до дома Хельви бежала; увидев кота, вышедшего ей навстречу, девочка радостно схватила его на руки. Легко сохраняя равновесие, он сидел на плече Хельви, пока она делала свою вечернюю работу по дому. Девочка покормила кур, собрала яйца, принесла воды и затем села за стол нанизывать сухие грибы. Перед ужином девочка спустила кота на пол и убедилась, что отец прав: он не слышал, хотя и вздрагивал и поворачивал голову, когда она хлопала в ладоши или роняла на пол даже небольшой камешек, — очевидно, ощущал вибрацию воздуха.

Хельви принесла две книжки из передвижной библиотеки и после ужина, когда со стола была убрана посуда, родители, перед тем как отправиться спать, присели у печки, а дочь читала им вслух, объясняя как умела то, что было им непонятно.

В этот час редкого отдыха один тихий голосок ребенка звучал в суровой тишине скромного жилья. Сегодня девочка читала о сиамских котах-мореплавателях, которых брали в кругосветные путешествия. Матросы, их друзья, сплетали для них маленькие гамаки и подвешивали рядом со своими койками; читала она и об отряде гордых сиамских крысоловов, бдительно патрулирующих портовые склады Гавра. Затем воображение перенесло слушателей во дворцы далекого Сиама, где сторожа-коты грациозно и бесшумно ходят на длинных обезьяньих лапах по дворам с фонтанами, и подушечки их лап столетиями полируют мозаику пола. Наконец, они узнали, откуда у всех этих благородных сиамских котов такие странные загнутые на кончиках хвосты. Сиамские принцессы, собираясь купаться в дворцовом озере, снимали с пальцев свои кольца и перстни и нанизывали на хвосты, котам, сопровождающим их. А те, гордясь оказываемым им доверием, сгибали кончик хвоста, чтобы не уронить кольца, и со временем их кончики так и остались загнутыми. Так было у их детей, и у внуков, и у правнуков.

Супруги Нурми, слушая с изумлением, видели, что на тряпичном половичке у их ног лежит в царственно непринужденной позе один из этих котов. Его знаменитый хвост лениво подергивался; похожие на драгоценные камни глаза глядели на руку их дочери, когда она переворачивала страницы книги, в которой рассказывалось о его предках.

И все члены семьи по очереди с восхищением трогали изогнутый кончик кошачьего хвоста, чтобы воочию убедиться в правдивости предания.

Затем Хельви дала коту чашку молока, которую он выпил с достоинством и снисходительностью, и понесла его к себе наверх спать.

Эту и следующую ночь кот спокойно спал, свернувшись клубком в объятиях Хельви, а днем, когда девочки не было, повсюду следовал за ее родителями: ходил по пятам за миссис Нурми, когда та искала в роще поздние грибы, потом сидел на крылечке и играл зернышками кукурузы, которую она лущила. Кот увязался за Рейно и его рабочей лошадью, когда те отправились через поле в лес и там взобрался на свежесрубленный пень, остро пахнущий смолой. Он вертел беспрерывно головой, внимательно следя за каждым движением человека и лошади. Свернувшись у двери хлева, кот наблюдал, как Рейно чинит сбрую и смазывает капканы.

Когда в середине дня возвращалась Хельви, кот уже ждал ее, загадочный и прекрасный. Казалось, он появился здесь неведомо откуда для того, чтобы скрасить их унылые будни!

А на четвертую ночь, лежа за спиной Хельви, кот забеспокоился и затряс головой. Жалобно мяукая, он скреб лапой уши. Потом он улегся, громко мурлыча и тычась головой в руку Хельви — мех за ушами был насквозь мокрым.

Глядя на черные остроконечные треугольники кошачьих ушей на фоне маленького квадрата окна, Хельви заметила, как они трепещут при каждом слабом звуке. Девочка заснула, радуясь, что кот снова слышит.

Среди ночи Хельви проснулась, почувствовав, что за ее спиной больше нет теплого комочка, и увидела, что кот сидит на подоконнике и смотрит в отворенное окно на смутно видимые в темноте поля и высокие темные деревья.

Едва Хельви протянула к нему руку, как кот прыгнул и мягко упал на землю. Девочка выглянула из окна и увидела, что он впервые повернул голову на ее голос и глаза его сверкнули, как рубины, отражая свет луны. Но кот тут же отвернулся, и Хельви с горькой уверенностью почувствовала, что отныне она более не нужна ему.

Девочка следила сквозь набежавшие слезы, как кот, словно ночной дух, крался к реке. Вскоре он исчез в темноте.