21

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

21

— Я тружусь на кошек!

Так представилась миссис Бонд, когда я в первый раз приехал по ее вызову, и, крепко пожав мне руку, вызывающе выставила подбородок, словно в ожидании возражений. Была она крупной женщиной с волевым скуластым лицом, во всех отношениях внушительной, но и в любом случае я не подумал бы с ней спорить, а потому ограничился одобрительным кивком, как будто все понял и со всем согласился. Затем я вошел следом за ней в дом.

Я сразу постиг смысл этой загадочной фразы. В обширной кухне, она же гостиная, царствовали кошки. Кошки восседали на диванах и стульях и каскадами сыпались с них, кошки рядами располагались на подоконниках, а в самой их гуще маленький мистер Бонд, бледный, с клочковатыми усами, сосредоточенно читал газету.

Со временем эта картина превратилась в привычную. Среди четвероногих владельцев кухни несомненно было много не холощеных котов — во всяком случае, воздух благоухал их особым запахом, резким и душным, заглушавшим даже сомнительные ароматы, которые вместе с паром поднимались от больших кастрюль с неведомой кошачьей пищей, бурливших на плите. И неизменный мистер Бонд, неизменно без пиджака, с неизменной газетой в руках — крохотный одинокий островок в море кошек.

Да, конечно, я слышал про Бондов: лондонцы, по неизвестным причинам удалившиеся на покой в северный Йоркшир. По слухам "деньги у них водились" — во всяком случае, они купили старый дом на окраине Дарроуби, где довольствовались обществом друг друга — и кошек. Мне говорили, что миссис Бонд завела привычку подбирать бродяжек, кормить их и предоставлять им постоянный кров, если они того хотели, а потому я заранее проникся к ней симпатией: сколько раз я воочию убеждался, как тяжело приходится злополучному кошачьему племени, законной игрушке активной жестокости, жертве всех видов бездушия. Кошек стреляли, швыряли в них, чем ни попадя, травили для развлечения собаками.

В тот первый раз моим пациентом оказался полувзрослый котенок — бело-черный комочек, в паническом ужасе скорчившийся в углу.

— Он из внешних, — прогремела миссис Бонд.

— Из внешних?

— Ну да. Все эти тут — внутренние кошки. Но есть много совсем диких, которые в дом ни за что не идут. Конечно, я их кормлю, но внутрь их не удается взять, только когда они заболевают.

— Ах, так!

— Ну и намучилась я, пока его ловила! Мне очень его глаза не нравятся. Они словно кожицей зарастают. Ну да вы, наверное, сумеете ему помочь. Кстати, зовут его Альфред.

— Альфред? А… да-да. — Я осторожно приблизился к котенку, который выпустил когти и зашипел на меня. Я преграждал ему выход из угла, не то он ускользнул бы со скоростью света.

Но вот как его осмотреть? Я обернулся к миссис Бонд.

— Не могли бы вы мне дать какую-нибудь старую простыню? Прокладку с гладильной доски, например? Чтобы завернуть его.

— Завернуть? — В голосе миссис Бонд слышалось большое сомнение, но она ушла в соседнюю комнату и вернулась с рваной хлопчатобумажной простынкой, отлично подходившей для моей цели.

Я убрал со стола всевозможные блюдечки, книги о кошках, лекарства для кошек, расстелил на нем простынку и вернулся к своему пациенту. В подобных случаях спешить никак нельзя, и я пять минут нежно ворковал и выпевал "кис-кис, кис-кис", продвигая руку все ближе и ближе. Когда я уже мог бы почесать Альфреда за ушком, я молниеносно схватил его за шкирку и, не обращая внимания на возмущенное шипение и бьющие по воздуху когтистые лапки, вернулся с ним к столу, прижал к простынке и приступил к пеленанию. Когда кошка свирепо обороняется, иного способа справиться с ней нет, и, хотя не мне это говорить, пеленать их я научился не без изящества. Цель заключается в том, чтобы превратить пациента в тугой аккуратный сверточек, оставив открытой ту часть его организма, которой предстоит заняться — например, поврежденную лапу, или хвост, или (как в данном случае) голову. Мне кажется, миссис Бонд безоговорочно в меня уверовала именно в ту минуту, когда увидела, как я быстро и ловко закатал котенка в простыню, так что через считанные секунды он превратился в плотный матерчатый кокон, из которого торчала только черно-белая мордочка. Теперь Альфред был в полной моей власти и не мог оказать мне никакого сопротивления.

Я, как уже не раз намекалось, немножко горжусь этим своим талантом, и даже сейчас кто-нибудь из моих коллег нет-нет, да и скажет — "Пусть старик Хэрриот особенно звезд с неба не хватает, но уж кошек он пеленает мастерски!"

Выяснилось, что никакой кожицей глаза Альфреда не зарастали — этого вообще никогда не бывает.

— У него паралич третьего века, миссис Бонд. У животных есть такая пленка, которая быстро скользит по глазному яблоку, оберегая его от повреждений. У этого котенка веко назад не ушло — возможно, потому, что он очень истощен. Не исключено, что он недавно перенес легкую форму кошачьего гриппа — во всяком случае, организм у него заметно ослаблен. Я сделаю ему инъекцию витаминов и оставлю порошки подмешивать ему в корм, если вам удастся оставить его в доме на несколько дней. Через неделю, самое большее две, он должен совсем поправиться.

Альфред был в полной ярости, но кокон надежно мешал ему дать ей волю, и инъекция не вызвала никаких затруднений. На чем мой первый визит к подопечным миссис Бонд и завершился.

Но дорожка была проторена. Симпатия, сразу же установившаяся между нами, окончательно укрепилась, так как я всегда поспешал на помощь ее любимцам, не жалея времени: заползал на животе под поленницу в сарае, чтобы добраться до внешних кошек, сманивал их на землю с деревьев, упорно гонялся за ними по кустам. Но мое усердие достаточно вознаграждалось — во всяком случае, с моей точки зрения.

Чего стоили, например, одни клички, которые она давала своим кошкам! Верная своему лондонскому прошлому, десяток-полтора котов она нарекла именами игроков гремевшей тогда футбольной команды "Арсенал": Эдди Хапгуд, Клифф Бастин, Тед Дрейк, Уилф Коппинг… Но одну промашку она допустила: Алекс Джеймс трижды в год регулярно рожал котят.

А ее манера звать их домой? Впервые я стал свидетелем этой процедуры в тихий летний вечер. Две кошки, которых миссис Бонд хотела мне показать, пребывали где-то в саду. Следом за ней я вышел на заднее крыльцо. Она остановилась на верхней ступеньке, скрестила руки на груди, закрыла глаза и завела мелодичным контральто:

— Бейтс, Бейтс, Бейтс, Бе-ейтс! — Нет, она по-настоящему пела, благоговейно, хотя и несколько монотонно, если не считать восхитительной маленькой трели в "Бе-ейтс!" Затем она вновь набрала побольше воздуху в свою обширную грудную клетку, словно оперная примадонна, и опять прозвучало полное чувств:

— Бейтс, Бейтс, Бейтс, Бе-ейтс!

И это заклинание подействовало — из-за лаврового куста рысцой появился Бейтс-кот. Ну, а дальше? Я с интересом следил за миссис Бонд.

Она приняла прежнюю позу, глубоко вздохнула, закрыла глаза и с легкой нежной улыбкой запела:

— Семь-По-Три, Семь-По-Три, Семь-По-Три-и-и!

Мелодия была той же, что и для Бейтса, с точно такой же прозрачной трелью в конце. Однако зов ее на этот раз долго оставался тщетным, и она повторяла его снова и снова. Мелодичные звуки словно повисали в тишине безветренного вечера, и казалось, что это муэдзин созывает правоверных на молитву.

В конце концов ее настойчивость увенчалась успехом, и толстая трехцветная кошка виновато проскользнула по стене в дом.

— Извините, миссис Бонд, но я не совсем уловил, как, собственно, зовут эту кошку?

— Семь-По-Три? — она задумчиво улыбнулась. — Она такая прелесть! Видите ли, она семь раз подряд рожала по три котенка, вот я и подумала, что такое имя ей подойдет. Как по-вашему?

— Да-да, бесспорно! Великолепное имя, ну просто великолепное!

Моя симпатия к миссис Бонд укрепилась еще больше, когда я заметил, как ее заботит моя безопасность. Черта довольно редкая у владельцев домашних животных, а потому я ее особенно ценю. Мне вспоминается тренер скаковых лошадей, с испугом ощупывающий путо своего питомца, только что могучим ударом копыта вышвырнувшего меня из стойла, — уж не повредил ли он ногу? И маленькая старушка, казавшаяся совсем крохотной рядом с ощетинившейся, оскалившей зубы немецкой овчаркой, — и ее слова: "Будьте с ним поласковее! Боюсь вы сделаете ему больно, а он такой впечатлительный!" И фермер, угрюмо буркнувший после тяжелейшего отела, который сократил мне жизнь по крайней мере на два года: "Совсем вы корову замучили, молодой человек!"

Миссис Бонд была другой. Она встречала меня в дверях и сразу вручала кожаные перчатки с огромными раструбами, чтобы уберечь мои руки от царапин, — от такой предусмотрительной заботливости на душе становилось удивительно легко. Этот ритуал прочно вошел в мою жизнь: я иду по садовой дорожке, а вокруг бесчисленные внешние кошки посверкивают глазами, юркают в кусты; затем мне торжественно вручаются перчатки с раструбом, и я вступаю в благоуханную кухню, где в пушистом вихре внутренних кошек почти невозможно разглядеть мистера Бонда и его газету. Мне так и не удалось выяснить, как мистер Бонд относился к кошкам, — собственно говоря, я не помню, чтобы он хотя бы раз открыл рот, — но у меня сложилось впечатление, что он их как бы вовсе не замечал.

Перчатки были большим подспорьем, а иногда и подлинным спасением. Когда, например, недомогал Борис, иссиня-черный внешний кот, настоящий великан и мой bete noire [4] во всех смыслах этого выражения. Про себя я был твердо убежден, что он сбежал из какого-то зоопарка. Ни до ни после мне не доводилось видеть домашних кошек такой неуемной свирепости и с такими буграми литых мышц. Нет, конечно, в нем крылось что-то от пантеры.

Его появление в кошачьей колонии было для нее подлинным бедствием. Я редко испытываю неприязнь к животным. Если они бросаются на людей, то лишь под воздействием панического страха. Но только не Борис! Это был злобный тиран — и я начал навещать миссис Бонд гораздо чаще из-за его привычки задавать таску своим единоплеменникам. Я без конца зашивал разорванные уши и накладывал повязки на располосованные бока.

Помериться силами нам довелось довольно быстро. Миссис Бонд хотела, чтобы я дал ему дозу глистогонного, и я уже держал наготове зажатую пинцетом маленькую таблетку. Сам толком не знаю, как мне удалось его схватить, но я все-таки взгромоздил Бориса на стол и перепеленал его с поистине космической быстротой, слой за слоем навертывая на него плотное полотно. На несколько секунд я уверовал, что сумел с ним совладать, он уже не вырывался, а только жег меня полным ненависти взглядом больших сверкающих глаз. Но едва я сунул пинцет ему в рот, как он злобно укусил инструмент, и я услышал треск материи, рвущейся изнутри под рывками могучих когтей. Все кончилось в один момент. Из кокона высунулась длинная нога и полоснула меня по кисти. Я невольно чуть разжал пальцы, стискивающие черную шею, Борис тотчас впился зубами в подушечку ладони сквозь кожаную перчатку — и был таков. А я, окаменев, тупо уставился на зажатый в пинцете обломок таблетки, на свою окровавленную ладонь и бесформенные лохмотья, в которые превратилась крепкая минуту назад простыня. С тех пор Борис смотрел на меня с омерзением, как, впрочем, и я на него.

Но это было одно из маленьких облачков, лишь кое-где пятнавших ясное небо. Мои визиты к миссис Бонд продолжали меня радовать, и жизнь текла тихо и безмятежно, если не считать поддразнивания моих коллег, отказавшихся понять, с какой стати я так охотно трачу массу времени на орду кошек. Это отвечало их общей позиции: Зигфрид относился подозрительно к людям, заводящим домашних любимцев. Он не понимал их и проповедовал свою точку зрения всем, кто соглашался слушать. Сам он, правда, держал пять собак и двух кошек. Собаки разъезжали с ним в машине повсюду, и он собственноручно каждый день кормил их и кошек, никому не доверяя эту обязанность. Вечером, когда он устраивался в кресле у огня, вся семерка располагалась возле его ног. Он и по сей день столь же страстно восстает против содержания животных в доме, хотя, когда он садится в машину, его бывает трудно различить среди машущих собачьих хвостов нового поколения, а кошек у него заметно больше двух, к тому же он обзавелся несколькими аквариумами с тропическими рыбками и парочкой змей.

Тристан лишь раз наблюдал меня в действии у миссис Бонд. Он вошел в операционную, когда я вынимал из шкафчика длинные пинцеты.

— Что-нибудь любопытное, Джим?

— Да нет. У одного из бондовских котов в зубах застряла кость.

Тристан обратил на меня задумчивый взор.

— Пожалуй, я съезжу с тобой. Давно не имел дела с кошками.

Мы уже шли по саду к кошачьему общежитию, как вдруг меня охватило смущение. Мои прекрасные отношения с миссис Бонд объяснялись, в частности, бережной внимательностью, с какой я относился к ее питомцам. Даже с самыми одичалыми и злобными я неизменно был ласков, терпелив и участлив. Причем без малейшего притворства. Меня искренне заботило их здоровье. Тем не менее я испугался, как отнесется Тристан к такому пестованию котов и кошек?

Миссис Бонд, выйдя на крыльцо, мгновенно оценила ситуацию, и встретила нас с двумя парами кожаных перчаток. Тристан взял предложенную ему пару с некоторым удивлением, но поблагодарил хозяйку с обаятельнейшей из своих улыбок. Удивление его еще возросло, когда он вошел на кухню, понюхал тамошний ароматный воздух и обозрел четвероногих ее обитателей, захвативших почти все свободное пространство.

— Мистер Хэрриот, боюсь, кость застряла в зубах у Бориса, — виновато сказала миссис Бонд.

— У Бориса! — Я даже поперхнулся. — Но как мы его изловим?

— А я его перехитрила! — ответила она скромно. — Мне удалось заманить его в кошачью корзину на его любимую рыбку.

Тристан положил ладонь на большую плетеную корзину, стоявшую посредине стола.

— Так он здесь? — спросил он небрежно, открыл запор и откинул крышку. Примерно треть секунды скорченный зверь внутри и Тристан снаружи мерились напряженными взглядами, а затем глянцевая черная бомба бесшумно взвилась из корзины и пронеслась на верх высокого буфета мимо левого уха своего освободителя.

— Черт! — сказал Тристан. — Что это такое?

— Это, — ответил я, — был Борис. И теперь мы будем его опять ловить.

Я взобрался на стул, медленно завел руку на верх буфета и самым своим обольстительным тоном заворковал "кис-кис, кис-кис".

Через минуту Тристана осенила блестящая мысль: он внезапно взмыл в воздух и ухватил Бориса за хвост. Но лишь на миг. Могучий кот сразу вырвался и вихрем понесся по кухне — по шкафам, шкафчикам, занавескам, круг за кругом, точно мотоциклист на вертикальной стене.

Тристан занял стратегическую позицию и, когда Борис пролетал мимо, попытался ухватить его рукой в кожаной перчатке.

— А, чертов кот! Улизнул! — огорченно крикнул он. — Но сейчас я его!.. Ну, что, черный олух… Черт! Никак его не ухватишь.

Смирные внутренние кошки, напуганные не только летящими на пол мисками, сковородками и консервами, но и воплями, и прыжками Тристана, в свою очередь заметались по кухне, сбрасывая на пол, что не успел сбросить Борис. Шум и суматоха достигли такого предела, что даже мистер Бонд заметил, что в кухне что-то происходит. Во всяком случае, он на секунду поднял голову, с легким недоумением взглянул на пушистую метель вокруг и снова погрузился в газету.

Тристан, раскрасневшийся от охотничьего азарта и усилий, вошел во вкус, и я весь внутренне съежился, когда он восторженно скомандовал.

— Гони его, Джим! Уж теперь сукин сын от меня не уйдет!

Бориса мы так и не поймали и предоставили кости самой выбираться из его зубов, а потому с точки зрения ветеринарии этот визит назвать успешным никак нельзя. Но Тристан, когда мы сели в машину, блаженно улыбнулся.

— Ну, было дело! А мне, Джим, и в голову не приходило, что ты так развлекаешься со своими кисками.

Однако миссис Бонд, когда я в следующий раз ее увидел, отнеслась к происшедшему без всякого восторга.

— Мистер Хэрриот, — сказала она, — может быть, вы больше не будете привозить сюда этого молодого человека?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.