АЙК ПОМОГАЕТ МНЕ УБЕРЕЧЬСЯ ОТ НЕПРИЯТНОСТЕЙ НА РАБОТЕ

АЙК ПОМОГАЕТ МНЕ УБЕРЕЧЬСЯ ОТ НЕПРИЯТНОСТЕЙ НА РАБОТЕ

Настало время, когда Тамара должна была снова уезжать с Сережей в санаторий. Айку было больше года. И это обстоятельство чуть-чуть облегчало мои задачи и по его кормлению, и уходу за ним. Однако я еще не знал, как выдержит он без еды и прогулок целых девять часов.

День отъезда всегда бывает наполнен хлопотами. Посредине комнаты стояли два чемодана, которые постепенно заполнялись вещами: один — Сережиными, другой — Тамариными. На стульях, диване, даже на столе лежали вещи. В доме царила какая-то неразбериха. Айк сидел на своем месте и с любопытством наблюдал за происходящим. Казалось, он силился понять, что же на самом деле происходит. На него не обращали внимания, с ним не играли, никто не говорил ему ласковых слов.

И это еще больше озадачивало. Он несколько раз подходил то к Тамаре, то ко мне, то к Сереже, но каждый раз слышал лишь одно: «Не мешай! На место!» И он покорно возвращался на свою подстилку, чтобы снова наблюдать за нашей суетой.

Перед отъездом на вокзал мы все присели. Сел и Айк, поочередно переводя взгляд на каждого из нас. Потом Тамара и Сережа простились с питомцем: пожали на прощание лапу, почесали за ушком. Он проводил нас до двери.

— Совсем не переживает, — сказала Тамара, когда мы ехали в такси.

— А что же он должен делать, — грустно заметил Эсвэ, — плакать или говорить: возьмите меня с собой?

— Ну хотя бы поскулил…

Это последнее слово я вспомнил, когда вернулся с вокзала домой. Айк ходил по квартире и поскуливал. Потом он залез на Сережину кровать, чего до этого никогда не случалось с ним, уткнул морду в лапы и так пролежал минут двадцать. Затем снова начал бродить из комнаты в комнату и подскуливать. Он просто не находил себе места. Когда же я указал ему на подстилку, он так выразительно посмотрел на меня, что мне стало его жаль. Казалось, его глаза говорили: «Ну неужели ты ничего не понимаешь? Или, может быть, ты совсем не переживаешь их отъезд? Стыдно. А вот мне так грустно». Я подозвал его к себе и принялся гладить по спине, почесывать за ухом. Он с каким-то особым смирением положил мне голову на колени и так стоял не шевелясь. Даже когда я позвал его гулять, он не выразил по этому поводу бурного восторга, а принял это, как необходимость, от которой никуда не уйти, и надо выполнять, что велят. В этот вечер он не играл ни с одной из собак, которых, как обычно, было на пустыре предостаточно.

Однако меня волновало другое: я совершенно не реагирую на звонок будильника, где бы он ни стоял — на столе или на стуле, у самого моего уха. И обычно меня будила Тамара. А как быть теперь? Ложиться спать, как говорится, засветло? Но старая журналистская привычка работать ночами давала плохую надежду на то, что я быстро изменю свой режим. А вдруг проснусь сам?

Кажется, с этой мыслью о чуде, которое должно свершиться завтра утром, я и заснул.

Разбудило меня очень настойчивое царапание чем-то тяжелым по боку. Я открыл глаза и тут же встретился со взглядом Айка. Это он проводил по мне своей когтистой лапой. Щенок стоял рядом с низким диваном и пристально смотрел на меня. Стрелки на часах показывали 6 часов 30 минут, то есть то самое время, когда я должен был вставать, чтобы успеть покормить его, вывести на улицу, умыться, позавтракать и отправляться на работу. Я взял в руки стоявший рядом будильник. Завод звонка был свободным. Значит, будильник звонил, но я его не слышал. Так неужели Айк?…

На следующее утро все повторилось вновь. И так продолжалось весь месяц. Он будил меня точно в установленное время. И тогда я понял, в чем дело. Тамара просыпалась по звонку будильника. Это было сигналом для щенка и к завтраку, и к прогулке. Теперь же, когда ее не было, рефлекс сыграл свою спасительную роль для меня. Айк, услышав звон будильника, будил меня. В пятницу я решил провести эксперимент. Вечером поставил будильник не как обычно — на 6.30, а на 8 часов. Однако ровно в 6 часов 30 минут Айк разбудил меня, настойчиво тыча носом в бок. Оказывается, он и без будильника точно определял время подъема. «Но будильник есть будильник, — думал я. — А вдруг случится так, что Айк проспит. Звонок же должен разбудить его». И, не мудрствуя лукаво, я стал оставлять заведенный будильник не в спальне, а в комнате, где находился Айк. Иными словами, для него. Уж если он так честно выполняет свои функции «будителя», то пусть часы и помогают ему делать это в строго установленное время.

Так у нашего питомца появилась еще одна кличка «Айк-будильник».